то у ложа больной, и догадался, о чем размышляет теперь певец. Он обошел
вокруг хижины, убедился, что она стоит совершенно отдельно от других, и
решился войти в нее. Войдя в низкую дверь, он очутился прямо перед Гаму-
том. Их разделял костер. Соколиный Глаз сел, и в продолжение целой мину-
ты оба молча смотрели друг на друга. Внезапное появление зверя потрясло
Давида. Он поискал в кармане камертон и встал со смутным намерением пус-
тить в дело музыкальное заклинание.
- Мрачное и таинственное чудовище! - воскликнул он, хватая дрожащими
руками свой инструмент. - Я не знаю ни тебя, ни твоих намерений, но если
ты замышляешь что-либо против смиреннейшего из слуг храма, то выслушай
вдохновенную речь израильского юноши и покайся!
Медведь затрясся всем своим косматым туловищем. Затем хорошо знакомый
Гамуту голос проговорил:
- Отложи-ка в сторону свистульку и поучи свою глотку воздержанию.
Пять простых, понятных английских слов стоят целого часа крика.
- Кто ты? - спросил Давид, задыхаясь.
- Такой же человек, как ты, кровь которого имеет столько же примеси
крови медведя, как и твоя. Неужели ты так скоро забыл, от кого получил
тот глупый инструмент, что у тебя в руке?
- Неужели это может быть? - воскликнул Давид. Он вздохнул свободнее с
тех пор, как истина начала открываться перед ним. - Мне пришлось видеть
много чудес, с тех пор как я попал к язычникам, но такого еще ни разу не
случалось.
- Ну-ну, - сказал Соколиный Глаз, откидывая медвежью голову и показы-
вая свое честное лицо, чтобы убедить этим нерешительного товарища, - вы
можете увидеть кожу, хотя и не такую белую, как у милых девушек, но все
же такую, красный оттенок которой происходит лишь от ветров и от солнца.
А теперь за дело!
- Прежде всего расскажите мне о девушке и о юноше, который разыскивал
ее с такой смелостью.
- Они счастливо избавились от томагавков... Но не можете ли вы ука-
зать мне, где Ункас?
- Молодой человек в плену, и я сильно опасаюсь, что участь его реше-
на. Я глубоко сожалею, что человек с такими хорошими наклонностями дол-
жен умереть непросвещенным. Я отыскал прекрасный гимн...
- Можете вы провести меня к нему?
- Задача нетрудная, - нерешительно ответил Давид, - но я боюсь, что
ваше присутствие скорее ухудшит, чем улучшит его несчастное положение.
- Не теряйте слов, а ведите меня, - возразил Соколиный Глаз, закрывая
снова лицо.
Он показал пример Давиду, первым выйдя из хижины.
Хижина, в которой был заключен Ункас, находилась в самом центре по-
селка и была расположена так, что к ней нельзя было ни подойти, ни выйти
из нее незамеченным. Но Соколиный Глаз и не думал скрываться. Рассчиты-
вая на свой теперешний вид и умение сыграть взятую им на себя роль, он
пошел по открытой прямой дороге. Поздний час служил ему защитой. Дети
уже погрузились в глубокий сон; все женщины и большинство воинов удали-
лись на ночь в хижины. Только четверо-пятеро воинов оставались еще у
двери темницы Ункаса, пристально наблюдая за пленником.
Когда воины увидели Гамута в сопровождении существа, одетого в мед-
вежью шкуру, которую обычно надевал всем известный колдун, они охотно
пропустили их обоих, но не высказали ни малейшего желания удалиться.
Напротив, их, очевидно, интересовало, что будут делать тут странные при-
шельцы - колдун и безумец.
Так как разведчик не мог разговаривать с гуронами на их языке, то ему
пришлось поручить Давиду вести разговор. Несмотря на всю свою наивность,
Гамут отлично выполнил данное ему поручение и превзошел все ожидания
своего учителя.
- Делавары - трусливые женщины! - крикнул он, обращаясь к индейцу,
немного понимавшему язык, на котором он говорил. - Ингизы, мои глупые
соотечественники, велели им взяться за томагавк и убивать своих отцов в
Канаде, и они забыли свой пол. Желал бы мой брат видеть, как Быстроногий
Олень будет плакать перед гуронами, стоя у столба?
Восклицание "у-у-ух" выразило удовольствие, которое испытал бы гурон
при виде такого унижения со стороны врага, которого так давно они все
опасались и ненавидели.
- Так пусть же мой брат встанет в стороне, и колдун напустит злого
духа на эту собаку!
Гурон объяснил слова Давида своим товарищам; они, в свою очередь,
выслушали это предложение с удовольствием.
Дикари отошли немного от входа в хижину и дали знак колдуну войти ту-
да. Но медведь, вместо того чтобы послушаться, остался на месте и зары-
чал.
- Колдун боится, что дыхание его попадет также и на его братьев и от-
нимет у них мужество, - продолжал Давид. - Им надо стать подальше.
Гуроны, для которых такое событие было бы величайшим несчастьем, от-
шатнулись все сразу и заняли такое положение, что не могли ничего слы-
шать и в то же время могли наблюдать за входом в хижину. Разведчик, сде-
лав вид, что уверился в их безопасности, встал и медленно вошел в хижи-
ну. В ней царило угрюмое безмолвие; кроме пленника, там никого не было;
освещена была хижина только потухающими углями очага.
Ункас, крепко связанный по рукам и ногам ивовыми прутьями, сидел в
дальнем углу, прислонясь к стене. Молодой могиканин не удостоил взглядом
явившееся перед ним чудовище.
Разведчик оставил Давида у дверей, чтобы удостовериться, не наблюдают
ли за ними, и благоразумно решил продолжать свою роль, пока не убедится,
что он наедине с Ункасом. Поэтому, вместо того чтобы говорить, он при-
нялся выкидывать все штуки, свойственные изображаемому им животному. Мо-
лодой могиканин подумал сначала, что враги подослали к нему настоящего
медведя, чтобы мучить его и испытывать его мужество; но, вглядевшись
пристальнее, он заметил в ужимках зверя, казавшихся Хейворду такими со-
вершенными, некоторые промахи, которые сразу выдали обман. Знай Соколи-
ный Глаз, как низко оценивал зоркий Ункас его медвежьи таланты, он, ве-
роятно, обиделся бы на него.
Как только Давид дал условный сигнал, в хижине вместо грозного рыча-
ния медведя послышалось шипение змеи.
Ункас все время сидел, прислонясь к стене хижины и закрыв глаза, как
будто не желал видеть медведя. Но лишь только раздалось шипение змеи, он
встал и огляделся вокруг, то низко наклоняя голову, то поворачивая ее во
все стороны, пока его проницательные глаза ее остановились на косматом
чудовище, словно прикованные какими-то чарами. Снова послышались те же
звуки - очевидно, они вылетали из пасти медведя. Юноша еще раз обвел
взглядом всю внутренность хижины ненова повернулся к медведю.
- Соколиный Глаз! - проговорил он глубоким, тихим голосом.
- Разрежьте его путы, - сказал Соколиный Глаз только что подошедшему
Давиду.
Певец исполнил приказание, и Ункас почувствовал себя на свободе. В то
же мгновение сухая медвежья шкура затрещала, и Соколиный Глаз снял свое
одеяние, для чего ему пришлось только распустить кожаные ремни. Потом он
вынул длинный блестящий нож и вложил его в руки Ункаса.
- Красные гуроны стоят вблизи хижины, - сказал он, - будем наготове.
В то же время он многозначительно показал другой такой же нож; оба
ножа были удачно добыты им в этот вечер, проведенный среди врагов.
- Пойдем, - сказал Ункас, - к Черепахам, они дети моих предков.
- Эх, мальчик, - проворчал разведчик по-английски, - я полагаю, та же
кровь бежит в твоих жилах, только время изменило несколько ее цвет!..
Что нам делать с мингами, что стоят у двери? Их шестеро, а у нас певец
не идет в счет.
- Гуроны - хвастуны, - презрительно сказал Ункас. - Их тотем - олень,
а бегают они, как улитки. Делавары - дети Черепахи, а бегают быстрее
оленя.
- Да, мальчик, ты говоришь правду: я не сомневаюсь, что в беге ты
опередил бы все их племя. А у белого человека руки способнее ног. Что же
касается меня, то в умении бегать я не смогу поспорить с негодяями.
Ункас уже подошел к двери, чтобы выйти первым, но отшатнулся при этих
словах и снова занял прежнее место в углу хижины. Соколиный Глаз, слиш-
ком занятый своими мыслями, чтобы заметить это движение, продолжал раз-
говор:
- Впрочем, Ункас, ты беги, а я снова надену шкуру и попробую взять
хитростью там, где не могу взять быстротой ног.
Молодой могиканин ничего не ответил, но спокойно сложил руки и прис-
лонился к одному из столбов, поддерживавших стену хижины.
- Ну, - сказал разведчик, посмотрев на него, - чего же ты медлишь? У
меня останется достаточно времени, так как негодяи бросятся сначала за
тобой.
- Ункас остается, - послышался спокойный ответ.
- Для чего?
- Чтобы сражаться вместе с братом моего отца и умереть с другом дела-
варов.
- Да, мальчик, - сказал Соколиный Глаз, сжимая руку Ункаса своими же-
лезными пальцами, - если бы ты покинул меня, это был бы поступок, более
достойный минга, чем могиканина.
Но я считал нужным сделать тебе это предложение, так как молодость
любит жизнь. Ну, там, где ничего не поделаешь боевой храбростью, прихо-
дится пускать в дело уловки. Надевай шкуру медведя; я не сомневаюсь, что
ты можешь изобразить его так же хорошо, как и я.
Ункас молча и быстро нарядился в шкуру животного и стал ожидать рас-
поряжений своего старого товарища.
- Ну, друг, - сказал Соколиный Глаз, обращаясь к Давиду, - перемена
одежды будет очень выгодна для вас, так как вы плохо снаряжены для жизни
в пустыне. Вот, возьмите мою охотничью рубашку и шапку и дайте мне ваше
одеяло и шляпу.
Вы должны доверить мне вашу книгу, очки и свистульку. Если встретимся
когда-нибудь в лучшее время, вы получите все это назад и большую благо-
дарность в придачу.
Давид расстался со всеми названными предметами с такой охотой, кото-
рая могла бы сделать большую честь его щедрости, если бы не то обстоя-
тельство, что перемена эта была выгодна ему во многих отношениях. Соко-
линый Глаз не замедлил надеть одежду Гамута; когда очки скрыли его бес-
покойные глаза, а на голове появилась треуголка, он легко мог при свете
звезд сойти за певца, так как по росту они не слишком отличались друг от
Друга.
- Скажите, вы склонны поддаваться чувству трусости? - спросил он пев-
ца, желая хорошенько обсудить все, прежде чем делать какие-либо распоря-
жения.
- Мои занятия мирные, а мой характер, смею надеяться, очень склонен к
милосердию и любви, - ответил Давид, несколько обиженный такой прямой
атакой, но никто не может сказать, что я когда-нибудь, даже в затрудни-
тельных обстоятельствах, забывал веру в господа.
- Главная опасность для вас будет в тот момент, когда дикари увидят,
что их обманули. Если вас не убьют сразу, значит, вас спасет то, что они
считают вас человеком не в своем уме; тогда у вас будут все основания,
чтобы, когда придет ваше время, умереть у себя в постели. Если же вы ос-
танетесь здесь, то должны сесть в тени и играть роль Ункаса до тех пор,
пока хитрые индейцы не откроют обмана; тогда, как я уже говорил вам,
наступит для вас время испытания. Итак, выбирайте: бежать или оставаться
здесь.
- Я останусь здесь вместо делавара, - твердо сказал Давид. - Он сра-
жался за меня храбро и великодушно, и я готов сделать для него не только
это, но и гораздо большее.
- Вы говорите как мужчина. Опустите голову и подберите ноги - их нео-
бычайная длина может слишком рано выдать истину. Молчите как можно
дольше, а затем, когда придется заговорить, хорошо было бы, если бы вы
сразу разразились одним из тех криков, которые свойственны вам: это на-
помнило бы индейцам, что вы человек невменяемый. Но если они скальпируют
вас, чего, я уверен, они не сделают, то будьте спокойны: Ункас и я не
забудем этого и отомстим за вас, как следует истым воинам и первым
друзьям.
- Погодите, - сказал Давид, видя, что они собираются уходить. - Я не-
достойный, смиренный последователь того, кто учил не воздавать злом за
зло. Поэтому, если я паду, не приносите жертв моим смертным останкам, но
