варивает на языке гуронов?
- Он не делает разницы между своими детьми, какой бы ни был у них
цвет кожи - красный, черный или белый, - ответил Дункан уклончиво, - хо-
тя больше всего он доволен храбрыми гуронами.
- А что он скажет, - спросил осторожный вождь, - когда гонцы сосчита-
ют перед ним скальпы, которые пять ночей назад находились на голове ин-
гизов?
- Они были его врагами, - сказал, невольно содрогнувшись, Дункан, - и
нет сомнения, что он скажет: "Это хорошо, мои гуроны - очень храбрый на-
род".
- Наш отец в Канаде так не думает. Вместо того чтобы, заботясь о бу-
дущем, награждать индейцев, он обращает свои взоры в прошлое. Он видит,
мертвых ингизов, но не гуронов.
Что может это значить?
- У такого великого вождя, как он, больше мыслей, чем слов. Он забо-
тится о том, чтобы на его пути не было врагов.
- Пирога мертвого воина не поплывет по Хорикэну, - угрюмо возразил
индеец. - Его уши открыты делаварам, которые враждебны нам, и они напол-
няют их ложью.
- Этого не может быть. Слушай, он приказал мне, человеку, сведущему в
искусстве лечения, пойти к его детям - краснокожим, живущим по берегам
Великих озер, - и спросить, нет ли у них больных.
После этих слов Дункана снова наступило молчание.
Глаза всех одновременно устремились на него, как бы желая допытаться,
правда или ложь скрывается в его заявлении, и такой ум и проница-
тельность светились в этих глазах, что Хейворд содрогнулся. Но из этого
неприятного положения его вывел только что говоривший с ним индеец.
- Разве ученые люди из Канады раскрашивают свою кожу? - холодно про-
должал гурон. - Мы слышали, как они хвастаются, что их лица белы.
- Когда индейский вождь приходит к своим братьям белым, - возразил
Дункан с большой уверенностью, - он снимает свою одежду из шкуры бизона,
чтобы надеть, предложенную ему рубашку. Мои братья раскрасили меня, и
потому я хожу раскрашенным.
Сдержанный шепот одобрения показал, что этот комплимент племени про-
извел благоприятное впечатление. Пожилой вождь сделал одобрительный
жест, который повторили большинство его товарищей. Дункан начал дышать
свободнее, чувствуя, что самая тяжелая часть его испытания прошла; а так
как он уже приготовил простой рассказ, который должен был придать прав-
доподобие его выдумке, то его надежды на успех окрепли.
После молчания, длившегося несколько минут, которое индейцы хранили
как бы для того, чтобы привести в порядок свои мысли и дать приличный
ответ на заявление их гостя, другой воин поднялся со своего места, при-
няв позу, которая свидетельствовала о его желании говорить. Но едва он
раскрыл рот, как из лесу донесся тихий, но ужасный звук, за которым не-
медленно последовал высокий, пронзительный крик, похожий на жалобное за-
вывание волка. Эта неожиданная страшная помеха заставила Дункана вско-
чить со своего места и забыть обо всем, кроме впечатления, произведенно-
го на него ужасным криком. В тот же самый момент воины толпой хлынули из
хижины, и воздух огласился громкими криками, почти заглушившими ужасные
звуки, еще звеневшие под сводами деревьев. Дункан, будучи не в состоянии
владеть собой, сорвался с места и стал в самой середине нестройной тол-
пы. Мужчины, женщины и дети, старики, немощные и сильные-все вышли из
хижины; одни громко кричали, другие с бешеной радостью хлопали руками -
словом, все выражали дикую радость по поводу какого-то неожиданного со-
бытия. Дункан, оглушенный сперва криками, вскоре понял причину этого ра-
достного возбуждения.
Было еще достаточно светло, для того чтобы увидеть яркие просветы
между вершинами деревьев там, где несколько тропинок вело в глубину ча-
щи. На одной из этих тропинок показалась группа воинов, медленно подви-
гавшаяся к жилищам.
Один из них, шедший впереди, нес короткий шест, на котором, как ока-
залось потом, висело несколько человеческих скальпов. Странные крики,
которые слышал Дункан, были теми, которые белые довольно метко называют
"кличем смерти", и каждое повторение этих криков имело целью объявить
племени об участи врага. До сих пор сведения, которые имел Хейворд о
жизни индейцев, помогали ему понимать смысл происходившего перед его
глазами. Так как он знал теперь, что перерыв в его объяснениях с индей-
цами произошел благодаря возвращению победоносного воинского отряда, то
совершенно успокоился и в душе поздравил себя с неожиданным улучшением
своего положения, потому что индейцы, конечно, позабыли о нем.
Пришедшие воины остановились на расстоянии нескольких футов от жилищ.
Их жалобные, страшные крики, возвещавшие одновременно о печальной участи
убитых и о торжестве победителей, смолкли. Один из воинов громко прокри-
чал какие-то слова, в которых, по-видимому, не было ничего страшного, но
понять их было так же трудно, как и прежние исступленные крики. Невоз-
можно дать правильное представление о диком восторге, с которым была
принята сообщенная новость. Весь лагерь в один момент стал ареной самой
неистовой суматохи и смятения. Воины выхватили свои ножи и, размахивая
ими, построились в две линии, между которыми оставался проход, тянувший-
ся от вновь прибывшего отряда до хижин.
Женщины схватили дубины и топоры и, в свою очередь, устремились к ря-
дам индейцев, чтобы принять участие в ужасной игре, которая должна была
сейчас начаться. Даже дети не составляли исключения: мальчики вытащили
томагавки из-за поясов своих отцов и прокрались в ряды, подражая вар-
варским обычаям своих родителей.
Около опушки леса были разбросаны большие связки хвороста; пожилая
женщина поджигала их. При свете вспыхнувшего пламени побледнел свет уга-
сающего дня, очертания всех предметов стали в одно и то же время и более
отчетливыми и более страшными. Вся сцена представляла собой удивительную
картину, рамкой которой служила темная и высокая кайма из сосен.
На самом отдаленном фоне этой картины виднелись фигуры только что
прибывших воинов. Немного впереди стояли двое мужчин, которые, по-види-
мому, должны были играть главную роль в предстоящем зрелище. Свет костра
был недостаточно силен, для того чтобы можно было разглядеть черты их
лица. Однако было видно, что один из них стоит твердо и прямо, готовый
встретить свою участь как герой; голова другого была опущена на грудь,
точно он был парализован ужасом или убит стыдом. Дункан почувствовал
прилив симпатии к первому из них. Он зорко наблюдал за всеми, даже самы-
ми незначительными движениями незнакомца. Вглядываясь в очертания его
удивительно пропорционально сложенной фигуры, Дункан старался убедить
себя, что молодой пленник должен выйти победителем из предстоящего ему
страшного испытания. Незаметно для самого себя молодой человек прибли-
зился к темным рядам гуронов и с любопытством, затаив дыхание, ожидал
предстоящего зрелища. Раздался страшный крик: то был сигнал. Мгновенно
мертвая тишина сменилась взрывом криков, далеко превосходивших по силе
все слышанное раньше. Пленник, у которого был угнетенный, беспомощный
вид, остался неподвижным; другой же, услышав крик, сорвался со своего
места с живостью и быстротой оленя.
Вместо того чтобы бежать среди рядов врага, как этого можно было ожи-
дать, он только вступил в узкий проход и, раньше чем кто-либо успел на-
нести ему удар, круто повернув, перескочил через головы столпившихся де-
тей и сразу очутился на внешней, менее опасной стороне грозных рядов.
Эта хитрость была встречена проклятиями сотни голосов, и вся возбужден-
ная толпа, смешав ряды, в диком беспорядке рассеялась по поляне.
Десяток пылающих куч хвороста освещал своим зловещим светом мест-
ность, походившую на какую-то адскую, фантастическую арену, где собра-
лись злые духи для свершения своих кровавых и нечестивых обрядов.
Фигуры на заднем плане походили на какие-то призраки, скользящие пе-
ред глазами и рассекающие воздух бешеными, бессмысленными жестами;
зверские инстинкты дикарей, которые пробегали мимо пылающих костров, со
страшной отчетливостью обнаруживались на их возбужденных лицах.
Вполне понятно, что беглец посреди такой многочисленной толпы врагов
лишен был всякой возможности передохнуть.
Был момент, когда казалось, что он достиг леса, но целая толпа врагов
забежала ему наперерез и погнала назад, в самую гущу безжалостных прес-
ледователей. Круто свернув в сторону, с быстротою стрелы, пущенной из
лука, беглец понесся к костру, одним прыжком перепрыгнул через столб
пламени и, благополучно миновав целую толпу преследователей, показался
на противоположной стороне просеки. Но и здесь его встретили и заставили
повернуть назад. Тогда он еще раз сделал попытку прорваться через толпу,
как бы надеясь, что в суматохе ему удастся проскользнуть. Затем последо-
вало несколько мгновений, в течение которых Дункан считал мужественного
юношу погибшим.
Ничего нельзя было различить, кроме темных человеческих фигур, носив-
шихся по всем направлениям в невообразимом смятении. В воздухе мелькали
поднятые руки, сверкающие ножи и страшные дубины, но удары падали, види-
мо, наудачу. Пронзительные крики женщин и свирепые завывания воинов еще
больше усиливали ужасное впечатление, производимое этой сценой. Время от
времени Дункану удавалось уловить взглядом легкую фигуру, рассекавшую
воздух отчаянными прыжками, и он скорее надеялся, чем верил, что пленник
продолжает еще владеть своими удивительными мускулами. Вдруг толпа по-
вернула назад и приблизилась к месту, где стоял Дункан. Чья-то тяжелая
фигура врезалась сзади в группу женщин и детей, и многие из них упали от
толчка на землю. В общей суматохе опять появился пленник. Однако челове-
ческие силы не могли дольше выдерживать такое суровое испытание. Каза-
лось, незнакомец сознавал это. Воспользовавшись образовавшимся на мгно-
вение проходом, он стрелой промчался мимо воинов и сделал отчаянную и,
как показалось Дункану, последнюю попытку достигнуть леса. Высокий, здо-
ровенный гурон бежал за ним почти по пятам, и его поднятая рука была уже
готова нанести удар, но Дункан подставил ему ногу, и бешено мчавшийся
дикарь грохнулся на землю в нескольких футах от намеченной им жертвы.
Хотя на все это ушло не больше мгновения, тем не менее пленник с выгодой
использовал этот момент; он повернулся, опять мелькнул, как метеор, пе-
ред глазами Дункана и в следующий момент уже стоял, спокойно прислонив-
шись к тотему-маленькому раскрашенному столбу, врытому в землю перед
главной хижиной.
Боясь, чтобы участие, которое он принял в избавлении пленника от
опасности, не оказалось роковым для него самого, Дункан тотчас же поки-
нул это место. Он последовал за подходившей к хижине толпой индейцев,
мрачной и молчаливой, как всякая толпа, разочаровавшаяся в своем ожида-
нии зрелища смертной казни. Влекомый любопытством или, может быть, дру-
гим, более благородным чувством, Дункан приблизился к незнакомцу. Пос-
ледний стоял, обхватив одной рукой столб, и тяжело, с трудом дышал после
сделанных им усилий, но ни одним жестом не обнаруживал испытываемых
страданий. Он был теперь под покровительством священного обычая до тех
пор, пока племя на своем совете не обсудит и не решит его участи. Однако
нетрудно было предсказать решение этого совета.
Не было такого ругательства в словаре гуронов, которого разочарован-
ные женщины не бросали бы в лицо незнакомцу.
Они насмехались над его усилиями, говорили, что его ноги лучше его
рук, что ему надо бы иметь крылья, так как он незнаком с употреблением
лука и ножа. На все эти оскорбления пленник не отвечал ни единым словом;
его лицо выражало только чувство собственного достоинства и презрения.
Ругательства женщин становились все более бессмысленными и сопровожда-
лись пронзительным, резким воем. Женщина, предусмотрительно зажегшая ку-
