не говоря уже о ножах и томагавках. Но мы видим, что вы в безопасности;
расскажите же, что сталось с девушками?
- Они в плену у язычника, - сказал Давид, - и, хотя сердце их неспо-
койно, они в безопасности и устроены с удобством.
- Обе? - задыхаясь, спросил Хейворд.
- Вот именно! Хотя путь наш был тяжел и съестные припасы скудны, нам
не на что было жаловаться, кроме насилия над нашими чувствами, когда нас
вели пленниками в далекую страну.
- Да благословит вас бог за эти слова! - воскликнул, дрожа, Мунро. -
Я получу назад моих девочек здравыми и невредимыми!
- Не знаю, скоро ли им удастся освободиться, - возразил Давид. - Гла-
ва этих дикарей одержим злым духом, которого не может усмирить никто,
кроме всемогущего. Я пробовал подействовать на него и на спящего и на
бодрствующего, но, по-видимому, на него не влияют ни звуки, ни слова...
- Где этот негодяй? - резко перебил разведчик.
- Сегодня он охотится на лосей со своими людьми, а завтра, как я слы-
шал, они пойдут дальше в эти леса и ближе к границам Канады. Старшая де-
вушка отправлена к соседнему племени, хижины которого лежат за черной
вершиной той горы; младшая же оставлена с женщинами гуронов, жилища ко-
торых находятся только в двух милях отсюда, на плоскогорье, там, где
огонь выполнил миссию топора и тем самым подготовил место для их поселе-
ния.
- Алиса, моя бедная Алиса! - пробормотал Хейворд. - Она потеряла пос-
леднее утешение-поддержку сестры!
- Вот именно! Но, если хвала и божественные псалмы могут утешить
огорченную душу, она не страдала.
- Разве музыка доставляет ей удовольствие?
- Самое серьезное, самое возвышенное удовольствие! Хотя я должен
признаться, что, несмотря на все мои старания, девушка плачет чаще, чем
смеется. В такие минуты я избегаю священных песен. Но бывают сладкие,
спокойные часы доброго настроения, когда слух дикарей поражает звучание
наших голосов.
- А почему вам позволяют расхаживать всюду беспрепятственно?
Давид, приняв вид скромного смирения, отвечал:
- Такому червю, как я, нечем хвастаться. Но, хотя сила псалмопений
утерялась в страшном, кровавом поле, через которое нам пришлось пройти,
она снова возымела свое влияние на души язычников, и мне позволяют при-
ходить и уходить когда угодно.
Разведчик рассмеялся и дал, может быть, более удовлетворительное
объяснение странному снисхождению дикарей:
- Индейцы никогда не трогают человека, если он не в своем уме. Но по-
чему, когда перед вами лежал открытый путь и вы могли бы вернуться по
своим собственным следам - они ведь немножко яснее, чем следы белки, -
вы не принесли известий в форт Эдвард?
Разведчик, помня лишь о своем твердом и непоколебимом характере, тре-
бовал от Давида того, что тот ни при каких условиях не мог выполнить. Но
Давид все с тем же кротким видом ответил:
- Хотя душа моя возрадовалась бы, если бы мне пришлось еще раз посе-
тить жилища христиан, ноги мои не могли возвращаться вспять, когда вве-
ренные мне нежные души томились в плену и печали.
Трудно было понять замысловатый язык Давида, но искреннее, полное
твердости выражение его глаз и румянец, вспыхнувший на его честном лице,
не оставляли никакого сомнения. Ункас подошел ближе к Давиду и с удов-
летворением взглянул на него, в то время как Чингачгук издал одобри-
тельное восклицание.
Соколиный Глаз протянул псалмопевцу его драгоценный инструмент:
- Вот, друг, я хотел развести огонь твоей свистулькой, но, если она
дорога тебе, бери и старайся вовсю.
Гамут взял камертон, выразив свое удовольствие настолько, насколько
позволяли, по его мнению, выполняемые им важные обязанности. Испробовав
несколько раз его достоинства и сравнив со своим голосом, он убедился,
что камертон не испортился, и выказал серьезное намерение спеть несколь-
ко строф из маленького томика, о котором мы так часто упоминали.
Но Хейворд поспешно остановил его набожное рвение и стал задавать
вопросы о положении девушек; он расспрашивал обо всем гораздо подробнее,
чем в начале разговора, когда говорить мешало волновавшее его чувство.
Давид хотя и поглядывал жадным взором на свое сокровище, но принужден
был отвечать, тем более что отец девушек тоже принял участие в разгово-
ре. И разведчик вставлял вопросы, когда представлялся подходящий случай.
Таким образом, несмотря на частые перерывы, заполненные звуками возвра-
щенного инструмента, преследователи все же познакомились с главными обс-
тоятельствами, которые могли оказаться полезными для достижения их цели.
Рассказ Давида был прост и не богат фактами.
Магуа подождал на горе, пока не миновала опасность, потом спустился и
пошел по дороге вдоль западной стороны Хорикэна, по направлению к Кана-
де. Ловкий гурон хорошо знал все тропинки, знал также, что им не скоро
грозит погоня, и потому продвижение вперед было медленным и неутоми-
тельным.
Из неприкрашенного рассказа Давида видно было, что его присутствие не
по душе индейцам: певца терпели, потому что даже сам Магуа не был вполне
лишен того чувства благоговения, с которым индейцы относятся ко всему,
что касается тайн религии.
Ночью они особенно заботились о пленницах, о том, чтобы предохранить
их от лесной сырости и в то же время препятствовать их побегу. У источ-
ника, как уже известно, лошадей отпустили на волю, и тут индейцы ис-
пользовали все уловки, чтобы скрыть следы. По прибытии в лагерь Магуа,
следуя обыкновению гуронов, разделил пленниц. Кору отослали к какому-то
племени, временно занимавшему одну из соседних долин. Давид был слишком
мало знаком с обычаями туземцев и не мог определить, что это за племя.
Он знал только, что они не участвовали в последнем нападении на крепость
Уильям-Генри, но были союзниками Монкальма, так же как гуроны.
Могикане и разведчик слушали его неясный, сбивчивый рассказ со все-
возрастающим интересом. В то время как Давид пытался объяснить, чем за-
нимается племя индейцев, где жила Кора, разведчик вдруг перебил его воп-
росом:
- Не видели вы, какие у них ножи? Английского или французского образ-
ца?
- Мои мысли не были направлены на такие суетные вещи - они были уст-
ремлены на то, чтобы утешить девушек.
- Придет время, когда вы, может быть, перестанете считать нож дикаря
суетной вещью, - заметил разведчик. - А бывают у них праздники в честь
окончания жатвы? Не знаете ли вы каких-нибудь тотемов этого племени?
- Я могу только сказать, что хлебных зерен у них много; размоченные в
молоке, они дают пищу, приятную на вкус и полезную для желудка. Тотемов
никаких не знаю. Что касается музыки индейцев, то о ней не стоит гово-
рить. Они никогда не соединяют свои голоса в хвале господу и, по-видимо-
му, принадлежат к числу самых нечестивых из идолопоклонников.
- Вы клевещете на индейцев. Даже минги ждут милости и помощи только
от Великого Духа.
- Может быть, - сказал Давид, - но я видел у них странные, фантасти-
чески раскрашенные изображения, которые возбуждали в них духовный вос-
торг и пользовались особым поклонением; в особенности одно изображение
нечистого, омерзительного предмета.
- Змеи? - поспешно спросил разведчик.
- В этом роде. Это было изображение пресмыкающейся черепахи.
- У-у-ух! - вскрикнули в один голос оба могиканина, внимательно прис-
лушивавшиеся к рассказу, а разведчик покачивал головой с видом человека,
сделавшего важное, но неприятное открытие.
Потом Чингачгук заговорил на делаварском языке со спокойствием и дос-
тоинством, сейчас же приковавшими к нему внимание даже тех, кому были
непонятны его слова. Жесты его были выразительны и энергичны. Один раз
он высоко поднял руку; когда он опускал ее, то этим движением откинул
складки своего легкого плаща; он приложил палец к груди, как будто желая
подтвердить этим жестом значение сказанного. Глаза Дункана следили за
движениями индейца, и он увидел прекрасно, хотя и бледно нарисованное
синей краской изображение только что названного животного на смуглой
груди вождя. Ему тотчас пришло на ум все, что он когда-то слышал о рас-
коле делаварских племен на два враждующих лагеря.
Разведчик отвернулся от своего краснокожего друга и сказал:
- Мы открыли то, что по воле небес может принести нам добро или зло.
В жилах нашего друга Чингачгука течет кровь вождей делаваров, и он - ве-
ликий вождь Черепах! Из слов певца ясно, что некоторые индейцы этого
племени находятся среди народа, о котором он говорит. Мы идем по опасно-
му пути, потому что друг, ставший изменником, часто бывает свирепее вра-
га.
- Объясните, - сказал Дункан.
- Это давняя, печальная история, и я не люблю думать о ней, так как
нельзя отрицать, что это было сделано людьми с белой кожей. Но кончилось
все тем, что братья подняли томагавки против братьев, а минги и делавары
пошли по одному пути.
- Так вы предполагаете, что Кора живет среди этого племени?
Разведчик утвердительно кивнул головой, хотя, по-видимому, желал из-
бежать дальнейшего разговора на эту тяжелую тему.
Нетерпеливый Дункан стал поспешно предлагать отчаянные попытки для
освобождения сестер. Мунро, стряхнув с себя апатию, выслушивал безумные
планы молодого человека с почтением, не подходившим к его седым волосам
и преклонному возрасту. Разведчик дал излиться горячности влюбленного и
потом нашел способ убедить его в том, что торопиться в деле, требующем
полнейшего хладнокровия и величайшего мужества, было бы полным безумием.
- Хорошо было бы, - прибавил он, - если бы этот человек вернулся в
лагерь индейцев и сообщил девушкам о нашем приближении. Когда понадобит-
ся, мы вызовем его сигналом на совещание... Вы сумеете различить кар-
канье ворона от свиста козодоя, друг мой?
- Это приятная птица, - ответил Давид. - У нее нежные, печальные но-
ты, но поет она слишком отрывисто и не в такт.
- Ну, если вам нравится ее свист, то пусть он будет вам сигналом.
Помните же: когда вы услышите три раза подряд свист козодоя, вы должны
прийти в кусты, где, можно предполагать, находится эта птица...
- Погодите, - перебил его Хейворд, - я пойду с ним.
- Вы? - удивленно воскликнул Соколиный Глаз. - Разве вам надоело ви-
деть, как садится солнце и как оно встает?
- Давид - живое доказательство, что гуроны могут быть милостивы.
- Да, но Давид может пускать в дело свою глотку так, как этого не
сделает ни один человек в своем уме.
- Я также могу разыграть сумасшедшего, дурачка, героя, вообще кого и
что угодно, чтобы освободить ту, которую люблю.
Не возражайте, все равно я сделаю так, как решил!
Соколиный Глаз смотрел некоторое время на молодого человека в без-
молвном удивлении. Но Дункан, до сих пор почти слепо повиновавшийся раз-
ведчику из уважения к его искусству и оказанным им услугам, теперь при-
нял вид начальника, противиться которому было нелегко. Он махнул рукой в
знак того, что не желает выслушивать дальнейшие возражения, и затем про-
должал более спокойным тоном:
- Я могу переодеться, измените мой вид - разрисуйте меня, если желае-
те, - одним словом, превратите меня в кого угодно, хотя бы даже в шута!
- Когда вы посылаете отряды на войну, я полагаю, что вы, по крайней
мере, считаете нужным установить известные знаки и места для стоянок,
чтобы те, кто сражается на вашей стороне, - пробормотал разведчик, -
могли знать, где и когда они могут встретить друга...
- Выслушайте меня, - прервал его Дункан. - От этого верного спутника
вы узнали, что индейцы принадлежат к двум племенам, если не к двум раз-
личным народам. У одного из этих племен - у того, которое вы считаете
ветвью делаваров, - находится та, кого вы называете темноволосой. Дру-
гая, младшая, безусловно у наших открытых врагов - гуронов. Мой долг -
ее освободить. Поэтому, пока вы будете вести переговоры об освобождении
