Может быть, Монкальм еще не покинул места своей победы.
- Ну, значит, уши лучше глаз, - возразил разведчик все также невозму-
тимо; он только что положил в рот кусок медвежьего мяса и говорил неясно
и медленно, как человек, рот которого занят двойным делом. - Я видел
сам, что он засел в Тэйе со всем своим войском: французы любят после
удачного дела возвратиться домой, потанцевать и повеселиться с женщина-
ми.
- Не знаю. Индейцы редко спят во время войны, и какойнибудь гурон мог
остаться здесь ради грабежа. Хорошо бы потушить огонь и поставить часо-
вого... Прислушайтесь! Слышите шум, о котором я говорю?
- Еще реже индейцы бродят вокруг могил. Хотя они всегда готовы на
убийство, но обыкновенно удовлетворяются скальпом...
- Слышите?.. Опять! - прервал его Дункан.
- Да-да, волки становятся смелыми, когда у них бывает слишком мало
или слишком много пищи, - сказал невозмутимо разведчик. - Будь побольше
света и времени, можно было бы добыть несколько шкур этих дьяволов. А
впрочем... Что бы это могло быть?
- Это, значит, не волки?
Соколиный Глаз медленно покачал головой и сделал знак Дункану идти за
ним к месту, куда не доходил свет костра. Выполнив эту предосторожность,
он долго и напряженно прислушивался, не повторится ли тихий звук, так
поразивший его. Однако его старания, очевидно, были напрасны, потому что
через минуту он шепнул Дункану:
- Надо позвать Ункаса. Индеец может услышать то, что скрыто от нас; я
белый и не отрицаю этого.
Молодой могиканин, разговаривавший с отцом, вздрогнул, услышав крик
совы, вскочил на ноги и стал вглядываться в темноту, как бы ища места,
откуда донесся звук. Разведчик крикнул еще раз, и через несколько минут
Дункан увидел фигуру Ункаса, осторожно пробиравшегося вдоль вала к тому
месту, где они стояли.
Соколиный Глаз перемолвился с ним несколькими словами на делаварском
языке. Лишь только Ункас узнал, зачем его позвали, он бросился ничком на
землю. Дункану показалось, что он лежит совсем спокойно, не двигаясь.
Пораженный неподвижной позой молодого воина и любопытствуя узнать, каким
образом он добывает нужные сведения, Хейворд сделал несколько шагов и
нагнулся над темным пятном, с которого не спускал глаз. Он увидел, что
Ункас исчез, и разглядел только неясные очертания какого-то возвышения
на насыпи.
- Где же могиканин? - спросил он разведчика, в изумлении отступая на-
зад. - Я видел, как он упал здесь, и готов был поклясться, что он остал-
ся лежать на одном месте.
- Тес! Говорите тише. Мы ведь не знаем, чьи уши слышат нас, а минги -
лукавое племя. Что касается Ункаса, то он на равнине, и, если здесь есть
макуасы, они найдут противника, который не уступит им в хитрости.
- Вы думаете, что Монкальм еще не отозвал всех своих индейцев? Созо-
вем наших товарищей, чтобы взяться за оружие. Здесь нас пятеро, привыч-
ных к бою.
- Никому ни слова, если дорожите жизнью! Взгляните на сагамора. Если
здесь притаился кто-нибудь из врагов, он никогда не догадается по лицу
сагамора, что мы чуем близкую опасность.
- Но они могут обнаружить его, и это для него смерть. Его фигура
слишком ясно видна при свете костра, и он станет первой, неизбежной
жертвой.
- Нельзя отрицать, что вы говорите правду, - сказал разведчик, выка-
зывая более тревоги, чем обыкновенно, - но что же делать? Один подозри-
тельный взгляд может вызвать атаку, прежде чем мы приготовимся к ней.
Чингачгук слышал, как мы позвали Ункаса, и знает, что мы напали на ка-
кой-то след: Я скажу ему, что это след минга; он уже знает, как посту-
пить.
Разведчик всунул в рот пальцы и издал тихий шипящий звук, заставивший
отшатнуться Дункана, который принял его за шипение змеи. Чингачгук сидел
в раздумье, положив голову на руки; но, как только он услышал предупреж-
дающий звук пресмыкающегося, имя которого он носил, он поднял голову и
темные глаза его быстро и проницательно оглядели все вокруг.
Выражение удивления или тревоги ограничивалось этим внезапным и, мо-
жет быть, невольным движением. Ружье лежало так близко, что надо было
только протянуть за ним руку. Томагавк выпал на землю из-за пояса, расс-
тегнутого для удобства, и вся фигура дикаря точно опустилась, как у че-
ловека, который дает отдых нервам и мускулам. Туземец принял прежнее по-
ложение, переменив руку, как будто только для того, чтобы дать отдохнуть
другой, и стал ожидать событий со спокойствием и мужеством, доступным
лишь индейскому воину.
Хейворд заметил, что для неопытного глаза вождь могикан показался бы
спящим, но на самом деле ноздри его раздувались, голова была немного по-
вернута в одну сторону, а живой, быстрый взгляд беспрестанно переходил с
одного предмета на другой.
- Взгляните на сагамора! - шепнул Соколиный Глаз, дотрагиваясь до ру-
ки Хейворда. - Он знает, что малейшее его движение или взгляд может на-
рушить наши планы и отдать нас в руки этих негодяев...
Его прервали внезапная вспышка и ружейный выстрел. Над костром, у ко-
торого сидел могиканин, взвились огненные искры.
Когда Хейворд взглянул во второй раз, то увидел, что Чингачгук исчез.
Между тем разведчик держал уже ружье наготове и с нетерпением ожидал
минуты, когда появится неприятель. Но атака, по-видимому, окончилась
этой одной бесплодной попыткой. Раза два до слушателей донесся шелест
кустарников - в чащу бросились какие-то фигуры. Вскоре Соколиный Глаз
указал на волков, поспешно убегавших от кого-то, кто вторгся в их владе-
ния.
После нескольких минут нетерпеливого, тревожного ожидания раздался
всплеск воды и немедленно за ним выстрел из другого ружья.
- Это Ункас! - сказал разведчик. - У малого славное ружье. Я знаю
звук его выстрела так же хорошо, как отец знает язык своего ребенка, по-
тому что сам владел этим ружьем, пока не добыл лучшего.
- Что это значит? - спросил Дункан. - За нами следят, и, по-видимому,
мы обречены на гибель!
- Вон те разлетевшиеся головни показывают, что замышлялось что-то не-
доброе, а этот индеец может засвидетельствовать, что не произошло ника-
кого вреда для нас, - ответил разведчик, опуская ружье и идя к валу
вслед за Чингачгуком, который только что опять показался в свете огня. -
Что это, сагамор?
Минги действительно нападают на нас или это только один из тех подле-
цов, что примазываются к военному отряду, снимают скальпы с мертвецов и,
возвратясь домой, хвастаются перед женщинами своими храбрыми подвигами?
Чингачгук спокойно уселся на свое прежнее место и ответил только пос-
ле того, как внимательно осмотрел головню, в которую попала пуля, чуть
было не оказавшаяся роковой для него. Тогда он удовольствовался тем, что
поднял палец и сказал по-английски:
- Один.
- Я так и думал, - заметил, садясь, Соколиный Глаз. - А так как ему
удалось броситься в озеро раньше, чем выстрелил Ункас, то более чем ве-
роятно, что негодяй будет рассказывать всякие небылицы о большой засаде,
куда он попал, идя по следам двух могикан и одного белого охотника. Об
офицерах он не будет говорить: здесь они не идут в счет. Ну пусть его
рассказывает, пусть! В каждом народе найдутся честные люди, которые обо-
рвут нахала, когда он станет говорить что-нибудь неразумное. Негодяй
послал пулю так, что она просвистела мимо твоих ушей, сагамор.
Чингачгук снова принял прежнее положение со спокойствием, которого не
мог нарушить такой пустячный случай. Ункас присоединился к остальным и
сел у огня с таким же спокойным видом, как отец.
Хейворд с глубоким интересом и изумлением наблюдал за всем происходя-
щим перед ним. Ему казалось, что между жителями лесов существует ка-
кое-то тайное понимание, ускользающее от его ума. Вместо поспешного
пространного рассказа, в котором белый юноша старался бы передать - а
может быть, и преувеличить - события, происшедшие на темной равнине, мо-
лодой воин довольствовался сознанием, что его дела сами будут говорить
за него. Действительно, для индейца в данное время не. Представлялось
случая похвастаться своими подвигами, и, вероятно, не спроси Хейворд, не
было бы произнесено ни слова об этом деле.
- Что Сталось с нашим врагом, Ункас? - спросил Дункан. - Мы слышали
ваш выстрел и надеялись, что вы стреляли не напрасно.
Молодой воин отстранил складки своей охотничьей рубашки и спокойно
показал роковую прядь волос - символ своей победы. Чингачгук взял в руку
скальп и внимательно рассматривал его в продолжение нескольких минут;
потом он бросил скальп, и величайшее отвращение отразилось на его энер-
гичном лице.
- Онайда! - проговорил он.
- Онайда! - повторил разведчик. Он подошел, чтобы взглянуть на крова-
вую эмблему. - Господи помилуй! Если по нашему следу идут онайды, то эти
дьяволы окружат нас со всех сторон! Для глаз белых нет разницы между ко-
жей одного или другого индейца, а вот сагамор говорит, что это кожа с
головы минга, и даже называет племя, к которому принадлежал бедный ма-
лый, так свободно, как если бы скальп был листом книги, а каждый волосок
- буквой. Ну, а что скажешь ты, мальчик? К какому народу принадлежал не-
годяй?
Ункас поднял глаза на разведчика и ответил:
- Онайда!
- Опять онайда! Если даже один индеец делает какое-нибудь заявление,
оно обыкновенно оказывается справедливым; но, когда его поддерживают лю-
ди его племени, тут не может быть ошибки.
- Бедняга принял нас за французов, - сказал Хейворд, - он не стал бы
покушаться на жизнь друзей.
- Чтобы он принял могиканина в военной раскраске за гурона! Это все
равно, как если бы вы приняли гренадеров Монкальма в белых мундирах за
красные куртки английских гвардейцев, - возразил разведчик. - Нет-нет,
змея отлично знала свое дело, да и большой ошибки не было, так как дела-
вары и минги недолюбливают друг друга, на чьей бы стороне ни сражались
их племена во время междоусобий белых. Поэтому, хотя онайды служат анг-
личанам, я не задумался бы и сам пристрелить негодяя, если бы счастливый
случай свел нас.
- Это было бы нарушением нашего договора.
- Когда человеку приходится часто вступать в сношения с каким-нибудь
народом, - продолжал Соколиный Глаз, - и люди там честные, а сам он не
мошенник, то между ними возникает любовь. Но любовь между могиканином и
мингом очень схожа с приязнью человека к змее.
- Печально слышать это!
- Ну, что касается меня, то я люблю справедливость и поэтому не ска-
жу, чтобы я ненавидел мингов. А все же только ночь помешала моему "оле-
небою" пустить пулю в этого онайду, который стрелял в нас из засады.
Соколиный Глаз умолк и отвернулся от огня.
Хейворд ушел на вал. Он не привык к военной жизни в лесах и потому не
мог оставаться спокойным при мысли о возможности таких коварных нападе-
ний.
Дункан достаточно хорошо знал обычаи индейцев, чтобы понять, почему
огонь был разведен вновь и почему воины, не исключая Соколиного Глаза,
сели на свои места около дымящегося костра так важно и торжественно. Он
тоже сел на краю вала, чтобы видеть и бдительно наблюдать за тем, что
происходило вокруг.
После короткой многозначительной паузы Чингачгук закурил трубку с де-
ревянным чубуком, выточенную из мягкого камня. Насладившись ароматом ус-
покаивающего зелья, он передал трубку в руки разведчика. Трубка обошла
таким образом присутствующих три раза среди полного безмолвия. Никто не
проронил ни слова. Потом сагамор, как старший по возрасту и положению,
изложил план действий в нескольких словах, произнесенных спокойно и с
достоинством. Ему отвечал разведчик. Чингачгук заговорил снова, так как
его собеседник не соглашался с его мнением. Молодой Ункас сидел молча,
почтительно слушая старших, пока Соколиный Глаз не спросил его мнение из
любезности. По выражению лица и жестам отца и сына Хейворд понял, что
они придерживаются одинакового мнения в споре, тогда как белый настаива-
