короткий-короткий миг после этого Журка успел подумать о многом:
"Что это?.. Какая аккуратная дыра в середине стекла. И какие мелкие
трещинки вокруг дыры... А небо в ней гораздо синее, чем за стек-
лом... Это выстрел? Теперь не успеть, папа не поедет с разбитым
стеклом..."
Журка рывком повернулся к отцу. Тот одной рукой держал руль, а
другую прижимал к лицу, и между пальцами набухали красные капли.
- Папа!
- Ничего, ничего, Юрик, сейчас...
Машина замедлила ход и осторожно встала у края дамбы.
- Папа!
- Ничего, Юрик, глаза целы...
Он оторвал от лица ладонь, и лицо это было незнакомым - в алых
пятнах и черных трещинках, из которых, пульсируя, выталкивались тон-
кие красные струйки. Но Журка растерялся лишь на миг. Все равно это
было папино лицо. Журка заплакал - не от страха, а от жалости, рва-
нул из-под ремешка рубашку, выхватил из кармана бритвочку.
- Папа, я сейчас, я перебинтую...
Лезвие оказалось тупым, Журка суетливо кромсал им подол рубаш-
ки.
- Да что ты, не надо, аптечка есть...
Журка оторвал застежку на коричневой сумке с красным крестиком,
выхватил перевязочный пакет, дернул, как надо, нитку (на "Зарнице"
учили), размотал марлевую ленту.
- Папочка, больно? Я сейчас...
В эту секунду распахнулась дверца, в кабину сунулся молодой
черноусый милиционер.
- Журавин, Саша! Живой?.. А ну, давай... - Он выхватил у Журки
бинт, начал быстро и очень ловко обматывать отцу голову.- Ничего,
тут недалеко, в Колпакове, медпункт... Вот гады, из-под насыпи, из
кустов бросили. Нас-то не видели, мы левее ехали...
Завязав бинт, милиционер выглянул из кабины и крикнул кому-то:
- Здесь нормально, давай за теми!
У отца остались незакрьетыми только глаза и рот. Сквозь марлю
проступали веснушками красные пятнышки.
- Больно?- шепотом спросил Журка.
- Да чепуха, щиплет слегка... Вот беда, не получилось у нас. Не
догнали твою подружку...
- Да ладно, папа...
Все теперь отодвинулось: Иринка, аэропорт. Не было уже ни тос-
ки, ни жгучего нетерпения, был только страх за отца. Иринке он напи-
шет, объяснит, лишь бы с папой ничего страшного...
Милиционер потянулся к заднему стеклу. Оно было затянуто прово-
лочной сеткой, а в ней застрял серый камень. Круглый, размером с не-
большое яблоко. Сержант покачал его на ладони, хмуро сказал:
- Вот такой подарочек. Немного бы в сторону - и заказывай по
кому-то из вас поминки.
Журка рукавом резко вытер слезы и спросил с тихой яростью:
- Зачем его бросили?
- А черт их знает! Шпана проклятая... Давай, Саша, я сяду за
руль.
- Да я сам могу...
- Какое там "сам". Давай.
Отец придвинулся к Журке. Журкины пальцы были в крови. Он вытер
их о полуобрезанный подол, комком затолкал его под ремень, взял отца
двумя руками за локоть, прижался к нему плечом. Автомобиль завыл,
выбираясь на проезжую часть. Журка неловко покачнулся, ухватил отца
покрепче, напряженно глянул на его забинтованное лицо. Опять спросил
с тревогой:
- Тебе больно?
Отец помолчал, как-то странно дернул плечами, сказал с хрипот-
цой:
- Чушь какая, разве это боль... Юрик, сынок, ты меня прости.
- Что?- не понял Журка и опять испугался. Отец так редко гово-
рил "сынок". Может, это от потери крови, от слабости?
- Папа...
- Ничего, Юрик, ничего, родной. Переживем... Все переживем...
Да?
Валерик
Порезы оказались неопасными, но каждый день отец ходил на пере-
вязки. Глядя на его забинтованное лицо, Журка сказал однажды:
- Ты похож на марсианина.
Отец почему-то очень обрадовался, ответил весело и невпопад:
- А стекло уже заменили... Ничего, мы еще поездим!
Один раз к отцу приходил незнакомый мужчина - оказалось, что из
милиции. Когда он ушел, отец сказал:
- Вот уж не думал! Нашли ведь тех "гранатометчиков", догнали.
- Да?!- зло обрадовался Журка.- А кто они?
- Кто... Пацаны, конечно. Вроде тебя.
- Почему это вроде меня?- сразу ощетинился Журка.
- Ну, я про года говорю. Такие же по возрасту. Чего ты как ди-
намит...
- Мама говорит: весь в тебя,- усмехнулся Журка.- Папа... а что
им будет? Этим ребятам...
Отец пожал плечами.
- Откуда я знаю? Что заработали, то и будет...- И ушел опять в
поликлинику.
А Журка побежал на репетицию.
Репетиции "Сказки о Золушке" шли одна за другой, потому что
предстоял еще один спектакль. И очень важный. Вероника Григорьевна с
таинственным видом говорила, что ожидается какой-то сюрприз. Все вы-
пытывали: какой? И она сообщила наконец, что, "кажется", пьесу будут
снимать для детской телепередачи "Сигнал горниста".
- Ой, мамочка,- шепотом сказала "новая Золушка"- Лида Синявина.
Она была неплохая Золушка. Если по правде говорить, она играла,
пожалуй, не хуже Иринки. Только сильно волновалась. Если на репети-
ции она сбивалась от волнения, Журка терпеливо ждал и подсказывал. И
ни капельки на нее не сердился. Потому что это было бы глупо и
по-свински. Лидка же не виновата, что Иринка уехала.
И сейчас, когда она перепугалась, Журка сказал ей:
- Не бойся, это же будет съемка. Если что не получится, перес-
нимут, вот и все...
Но сам он ощутил какое-то беспокойство. Его не очень-то обрадо-
вало участие в телепередаче.
- Конечно, вся пьеса в передачу не влезет,- разъяснила Вероника
Григорьевна.- Только самые интересные эпизоды. Но все равно! Предс-
тавляете, охломоны вы мои ненаглядные, как это здорово! Вся область
вас увидит на экране! Школу свою прославите... Но и ответственность
какая!
Журка прислушался к своей тревоге. Нет, его не пугала ответс-
твенность. Тут что-то другое. Кажется, дело все же в Иринке. В том,
что не она будет Золушкой.
По всей справедливости должна была играть Золушку она. Именно
для передачи. Назло всему, что случилось! Если одна передача принес-
ла ей столько несчастий, пускай другая будет ее победой!
Но это было невозможно... Ощущение такой невозможности, все эти
беспокойные мысли очень мешали Журке на репетиции. Он даже начал
злиться на Лидку. Вероника Григорьевна сказала:
- Журавин, да что с тобой сегодня? Ну-ка, соберись, голубчик.
Он вздохнул и постарался "собраться"...
В субботу провели генеральную репетицию. Ради такого дела "ар-
тистов" освободили от уроков. Вероника Григорьевна доказала дирек-
торше Нине Семеновне, что репетировать надо на свежую голову, с ут-
ра.
Пришла незнакомая женщина - в джинсах и замшевой куртке, высо-
кая, с красивым лицом, с резким нарисованным ртом и короткой причес-
кой. Звали ее Эмма Львовна. Оказалось, что она с телевидения.
Эмма Львовна весело, но решительно вмешивалась в репетицию,
громкими хлопками ладоней останавливала игру на сцене, что-то прове-
ряла по часам, делала пометки в блокноте. Оробевшая Вероника Гри-
горьевна кивала и со всем соглашалась.
Впрочем, ребятам Эмма Львовна понравилась. Благодаря ее напору
и быстроте репетиция закончилась уже в половине двенадцатого. Пола-
галось идти на два последних урока, но Вероника Григорьевна перегля-
нулась с Эммой Львовной, подмигнула ребятам и сказала:
- Так и быть, разбегайтесь и отдыхайте до понедельника. Ответс-
твенность мы берем на себя.
"Актеры" громким шепотом сказали "ура" и дунули по домам.
Когда Журка вернулся из школы, дома никого не было. Мама, нес-
мотря на субботу, ушла в машбюро: ее попросили перепечатать срочную
работу. Отец, видимо, был в поликлинике.
День стоял совсем летний, жаркий, воздух в комнатах перегрелся.
Журка с наслаждением распахнул все окна, вытащил из холодильника бу-
тылку молока, глотнул из горлышка (вот мама-то не видит!), смочил в
ванной нажаренную солнцем макушку и начал торопливо переодеваться:
они с Горькой договорились пойти на двенадцать тридцать в кино.
Кто-то нерешительно, сбивчиво позвонил. Явно не Горька. Журка
торопливо заправил в шорты подол желтой рубашки (мама ее уже почини-
ла) и открыл дверь.
За дверью стояли незнакомые люди: пожилая, почти старая женщина
и темноволосый мальчишка с сумрачными глазами волчонка. Сразу, в од-
ну секунду, Журка ощутил, что веет от них какой-то бедой. Женщина,
переминаясь, проговорила:
- Ты, мальчик, извини... Журавин здесь живет?
- Да, это я,- почти с испугом сказал Журка.- То есть мы все Жу-
равины. А что?
- Значит, папа твой...- пробормотала женщина. И вдруг дернула
мальчика за плечо:- Вот, привела, чтоб прощения просил! За камень за
свой дурацкий! Он ведь бросил-то! Теперь, если папа твой не простит,
совсем худо...
Плечо у мальчишки мотнулось, и он опустил голову.
Журка смотрел на него и на женщину с удивлением и растерян-
ностью. Неужели этот парнишка в самом деле бросил камень? И зачем
они пришли?
- У, паразит,- жалобно сказала женщина мальчику, а у Журки за-
искивающе спросидю:- Папочка-то дома?
Журка внутри себя застонал от мучительной неловкости и хмуро
сказал:
- Нет. Наверно, он на перевязке...
- Вот беда опять. Что же делать-то?..
- Ну, вы проходите,- пробормотал Журка.- Он скоро придет.
- Да чего же проходить-то, если...- начала растерянно женщина и
как-то машинально шагнула в прихожую. Дернула мальчика за собой. Он
худыми, какими-то ломкими ногами переступил порог и опять замер, не
поднимая головы.
В полутемной прихожей не было окон, и Журка включил яркую лам-
почку. Женщина растерянно мигнула. Журка увидел ее тоскливые, беспо-
мощные глаза, дряблые щеки, маленький жалобный подбородок и понял
вдруг, что это лицо ему знакомо. Но откуда и почему, не вспомнил.
Они встретились глазами, и Журка торопливо перевел взгляд на маль-
чишку.
Тот казался чуть младше Журки. По виду - класса из четвертого.
Тощий, с большими ушами, торчащими из-под прямых черных прядок. Во-
лосы упали вперед, лица не разглядеть. Он был в новых сандалетках,
голубых носочках, в летнем синем костюмчике с олимпийскими колечками
на кармашке. Новый этот костюмчик сидел на мальчишке неловко и твер-
до, торчал острыми углами - как спичечный коробок, наткнутый косо на
длинную лучинку. Кое-где на жесткой материи заметны были слежавшиеся
складки. И Журка вдруг догадался, что в эту нарядную, поспешно куп-
ленную одежду мальчишку засунули специально: чтобы он казался более
приличным, более воспитанным. Даже более маленьким. Это, мол, не ху-
лиган, а ребенок, который случайно совершил нехороший поступок.
Волчонка одели в костюмчик смирного зайчика. Журка снисходи-
тельно усмехнулся этой мысли, но злости к "волчонку" не почувство-
вал. Появилась только какая-то смесь обиды и пренебрежительной жа-
лости. И еще болезненное любопытство: каково ему сейчас?
Журка представил себя на месте "волчонка" и зябко шевельнул
плечами: лучше не думать про такое...
- Вы заходите,- стесненно сказал он.- Посидите...
- Да чего ж...- опять проговорила женщина, однако нагнулась,
чтобы расстегнуть туфли.
- Не надо,- поспешно остановил ее Журка.- Что у нас, музей, что
ли... Вы идите в комнату и садитесь. Папа скоро...
В комнате он отодвинул от стола два стула. Женщина села, опус-
тила с головы на плечи косынку, разгладила на коленях слишком яркое
цветастое платье. Вздохнула. Мальчик не сел. Встал рядом с ней, сбо-
ку от стула. Все такой же: с опущенной головой и неподвижный. Только
пальцы его суетливо мяли и дергали края штанишек. Женщина сильно
хлопнула его по руке. Потом громко, будто здесь было много людей,
проговорила:
- Родила его на свою голову! На старости-то лет! Маюсь вот те-
перь... У мальчика тоже проси прощения, бандит! Ты ведь и его мог
прибить!
