замочная скважина. В эту скважину они по очереди заглянули.
Камера бывшего министра выглядела вполне уютно. Висел ковер,
стоял мягкий диван. Большой стол, покрытый плюшевой скатертью, был
уставлен тарелками с яблоками, сосисками и пирожками. На тумбочке
красовался старинный граммофон с громадной трубой. Вертелась плас-
тинка, а из трубы вылетала дребезжащая песня:
О великая Унутрия,
Ты прекрасней всех на свете!
На заре тебя на утренней
Славят взрослые и дети.
И совсем-совсем не нужен нам
Никакой заморский край.
Ты прекрасна, как жемчужина!
Ты прекрасна, так и знай!
- Какая хорошая песня,- прошептала Золушка.- И какой противный
дядька. Что он там делает?
- Перевоспитывается,- сказал принц.
Но бывший министр, кажется, не перевоспитывался. На песню он не
обращал внимания, зевал и время от времени глотал, не жуя, длинные
сосиски.
- Ну ладно, сейчас мы устроим тебе небольшой цирк...- пробормо-
тал принц. Он вынул из кармана что-то маленькое и серебристое. При
свете, падавшем из скважины, стало видно, что это баллончик - вроде
тех, что делают для сифонов с газировкой.
Но ни Золушка, ни шут не поняли, зачем он.
Принц шепотом сказал:
- Вообще-то это государственная тайна. Но вы ведь не выдадите,
верно?
Золушка и Гонка Петух таким же шепотом поклялись молчать, как
надгробные камни.
- Это баллончик для пуганья,- проговорил принц.- Тут вот в чем
дело. Раньше в подземельях старой крепости и дворца водились настоя-
щие привидения, а теперь куда-то повывелись. А туристы все требуют:
подавай им тайны и призраков. Ну, папа и попросил мастера фон Ура
сделать специальный газ... Мастер фон Ур - это отец Тоими Стрелки.
Он не только специалист по часам, а вообще ученый... Вот он и приду-
мал этот газ. Его выпустишь облачком, а оно принимает форму привиде-
ния: то мертвец в кровавом саване, то монах в капюшоне, то бывшая
завуч Королевской гимназии в белом платье. Часа три держится, не
развеивается. Только перелетает по воздуху, если сквозняк...
- Ух ты...- восхищенно прошептал Генка Петух.- Эдька, где взял?
- Я просил, просил у папы, он и не выдержал, подарил один.
Только велел в школе не баловаться. Но мы сейчас не в школе...
Эдоардо вставил в замочную скважину горлышко баллона и нажал
кнопку. Раздалось змеиное шипение.
Ничего не было видно, зато было слышно, как бывший министр
Унутренних дел басом сказал:
- Вам чего?
Потом он сказал тонким голосом:
- Ой, мамочка!
Потом завизжал:
- И-и-и-и-и...
Сдавленно хохоча и сталкиваясь лбами, принц, Золушка и Петух
заглядывали в скважину. В комнате колыхалась трехметровая фигура в
черном плаще и с голым черепом вместо головы. Бывший министр метался
из угла в угол, стараясь найти убежище от неожиданного ужаса. Но
убежища не было. Тогда Фридрих фон Ганц-Будка с полного размаха вле-
тел головой в граммофонную трубу и скрылся в ней. Граммофон поперх-
нулся.
А дальше случилось небывалое. Из узкой части трубы, над плас-
тинкой, стало выползать что-то длинное и тонкое. Оказалось, что это
все тот же бывший министр, но только очень худой и вытянувшийся.
- Вот это да...- сказал Генка Петух.
- Возможно, теперь он и в самом деле перевоспитается,- сказал
Эдоардо.
- Он и так стал совершенно другим человеком,- заметила Золушка.
Забегая вперед, надо сказать, что так оно и случилось. Фридрих
фон Ганц-Будка в самом деле стал другим человеком. Но министром его
больше не сделали. Он устроился на должность королевского гардероб-
щика. При его вытянувшемся росте было очень удобно дотягиваться до
самых высоких вешалок.
Но что нам какой-то бывший министр? Главное - Золушка и принц.
Время-то шло, и никакие хитрости с часами его не могли остановить.
Кроме того, принц забыл, что часы на главной городской башне имеют
свой собственный механизм, и удары этих часов слышны во всех уголках
города.
И вот, когда принц, шут и Золушка рассуждали о судьбе бывшего
министра, сквозь каменные стены подземелья протолкался глухой удар.
Это бил полуночный часовой колокол.
- Ох,- сказала Золушка и прижала к щекам ладони.
Колокол ударил снова. Золушка метнулась к выходу, но принц и
шут схватили ее за руки.
- Не держите меня! Вы же не знаете, что сейчас случится!- воск-
ликнула она.
- Ничего плохого с тобой не случится, пока я рядом,- твердо
сказал принц.
- Но уже двенадцать!
- Ну и пусть!
Они не пустили ее. Тогда Золушка прижалась спиной к холодной
каменной стене и закрыла глаза...
...Вероника Григорьевна готановила чтение и обвела взглядом ре-
бят. Все, даже старшеклассники, сидели неподвижно.
- Дальше,- нетерпеливым шепотом сказала Иринка.
- Дальше?.. "Золушке стало очень страшно и обидно. Она опозда-
ла, и все было кончено. При каждом ударе часов платье обвисало, рас-
ползалось, превращалось в куски серой пыльной мешковины. Хрустальная
коронка рассыпалась, покрыв на прощание волосы Золушки словно дожде-
вым блестящим бисером. Только башмачки сохранились, но какой от них
был прок?
Когда прозвучал последний удар. Золушка опустила руки и мокрыми
глазами посмотрела на принца.
- Зачем вы меня задержали? Теперь... вот...
- Что?- спросил принц.
- Разве вы не видите? Мое платье. . - И она заплакала навз-
рыд..."
- Было бы из-за чего,- хмуро сказал Горька.
Вероника Григорьевна обрадованно взглянула на него.
- Ты молодец! Именно так сказали и принц с Гонкой Петухом. Они
переглянулись и пожали плечами.
"- Подумаешь, платье,- проговорил принц.
А Генка Петух добавил с досадой:
- Все девчонки одинаковые, даже Золушки. Реветь из-за каких-то
тряпок...
Принц вынул платок и шепнул:
- Вытри глаза и пошли танцевать... Ну... Зоюшка...
- В таких лохмотьях?- всхлипнула она.- Все будут смеяться.
- Я им посмеюсь!- пообещал принц Эдоардо и тронул рукоять шпа-
ги.
...И правда, почти никто не смеялся, только удивлялись поти-
хоньку. Лишь захихикали Золушкины сестрицы да скривила губы Шарлот-
та-Элизабет де Бина.
- Дуры,- сказал им Генка Петух.- Это новейшая мода. Бальный ту-
алет "а-ля Золушка", так сейчас одеваются для праздников в Париже и
Токио...
По девчонкам и дамам пошел быстрый шепот. Самые находчивые выс-
кользнули из зала и кинулись разыскивать королевского завхоза, чтобы
выпросить у него несколько старых мешков.
- Завтра в городе мешковину будут продавать дороже, чем бар-
хат,- со смехом сказал Гонка Петух принцу и Золушке.
У Золушки еще не высохли глаза, но она весело смеялась. Она
знала, что прежней унылой жизни больше не будет, потому что у нее
есть настоящие друзья. А музыка гремела. Ночь за окнами вдруг сдела-
лась яркой и разноцветной. Это взлетели над парком огни праздничного
фейерверка..."
- Вот и все, друзья мои,- со вздохом сказала Вероника Григорь-
евна.- Ну, а сейчас решайте окончательно: беремся за спектакль?
Что тут было решать? Все закричали, что, "конечно, беремся" и
как можно скорее.
- А вот насчет "скорее" - это вопрос особый. Надо еще переде-
лать сказку в пьесу. Надо соорудить декорации, провести репетиции.
Ой-ей-ей сколько работы. Хорошо бы успеть к весенним каникулам.
Апрель
Премьера на весенних каникулах не состоялась. Не успели. Вдруг
заболела Вероника Григорьевна и пролежала две недели. Потом закап-
ризничал и уволился руководитель музыкального ансамбля, который ра-
ботал в школе "по совместительству". А без музыки какой спектакль?
Но все же дело двигалось. Ансамблем стал руководить десятиклассник
Боря Романенко, Вероника Григорьевна вернулась в школу и опять соб-
рала "артистов", а ее "оболтусы" срочно доделывали декорации по эс-
кизам Иринкиного папы.
Весь апрель шли репетиции, и все верили, что в майские праздни-
ки спектакль состоится обязательно. Только Иринка однажды печально
сказала:
- Хорошо бы успеть. А то мы можем уехать еще до мая.
- Куда? - не понял Журка и даже сперва не встревожился.
- Во Владимир.
- Зачем?
- Жить.
- Как жить?
Иринка помолчала и сказала со взрослой ноткой:
- Ну что значит "как"? Как все люди живут. Насовсем...
Журка наконец понял. Остановился, чуть не уронив портфель на
сухой солнечный асфальт. И она остановилась - насупленная и слегка
виноватая. Быстро взглянула на Журку, стала смотреть вниз и серьезно
объяснила:
- Выхода больше никакого. Здесь у папы совершенно нет перспек-
тив.
Журка с легким раздражением уловил в ее словах знакомые интона-
ции - когда Иринка будто повторяет чужие слова. Но он уже знал, что
какие бы эти слова ни были, а в них всегда кроется горькая правда.
Поэтому досада растаяла, а тревога осталась.
- Как же так...- беспомощно пробормотал он, и самому стало тош-
но от пустоты и бессилия этих слов.
Иринка шевельнула головой, будто сказать хотела: "А вот так.
Ничего не поделаешь". Потом она медленно пошла вдоль школьной изго-
роди, и Журка - рядом с ней.
- И ничего не говорила...- с упреком сказал он.
- Я не знала, что это всерьез. Они и раньше про переезд разго-
варивали... Мама и папа... Поговорят и раздумают. А сейчас оказа-
лось, что на самом деле... Потому что куда же дальше-то? На област-
ную выставку ничего у папы не взяли, про "Летний день" сказали, что
хорошо, но по теме, мол, не подходит. О персональной выставке теперь
и не говорят... Это все после того случая с телепередачей.
- Неужели все еще помнят?
- А ты думал... На нем сейчас такое пятно. О приеме в Союз ху-
дожников лучше и не заикаться. И мастерской нет...
Значит, та зимняя молния оставила свой след. А Журке-то каза-
лось, что она ударила лишь по краешку и не принесла Иринке и ее ро-
дителям большого вреда. Потому что всегда, когда он приходил к Бран-
дуковым, Игорь Дмитриевич был веселый и полный художнического азар-
та. Он делал какие-то интересные заказы для Дворца пионеров, гово-
рил, что в августе собирается в Калининград к рыбакам, и главное -
он заканчивал картину "Золушка из пятого "А".
Над этой картиной Игорь Дмитриевич работал в мастерской одного
из приятелей. Дома он только делал эскизы с Иринки, Журки и Горьки.
Но "мучил" он ребят недолго. И Журка просто обалдел от неожиданнос-
ти, когда в начале апреля Игорь Дмитриевич повел их троих в мастерс-
кую и показал почти готовую картину.
Дело было даже не в том, что все сразу узнали себя. Дело в том,
что картина была - как рассказ про них. Про их настроение, про их
характеры. И про мысли...
На картине были Золушка, принц и шут перед началом спектакля.
Они за кулисами ожидали своего выхода. Иринка в платье из мешковины
сидела на фанерном ящике и, как ручного голубя, держала у груди
сверкающую туфельку. На Иринкином лице дрожали цветные отсветы. Жур-
ка, одетый принцем, стоял сбоку и что-то говорил ей (может быть,
просил не волноваться, хотя сам заметно нервничал). Но Иринка его,
видимо, не слышала: чуть улыбаясь, она совсем ушла в свою сказку...
А Горька в своем желто-черном клетчатом костюме стоял чуть в
стороне, у занавеса. Он слегка раздвинул складки, и со сцены пробил-
ся в красноватый сумрак горячий луч. Лицо Горьки было совсем непохо-
же на лицо шута. Это было лицо разведчика, у которого одна задача:
проверить, нет ли опасности для друзей. Нет ли в зале среди зрителей
насупленных и недобрых людей? Кажется, не было. Напряжение еще не
совсем сошло с Горькиного лица, но он уже обернулся к Иринке и Жур-
ке, чтобы сказать: "Нормально, ребята. Не волнуйтесь". Но почему-то
ничего не сказал...
