смотрел на это. Думал, что эти книжки для тебя, как игрушки для ма-
лыша: сперва поиграешь, а потом надоест и забудешь. А если забыл про
старую игрушку, зачем напоминать? Взял и унес... Помнишь, как я твои
старые машинки в кладовку прятала? Если ты не видел, то и не вспоми-
нал, а как увидишь - вцепишься: жалко!
- Это совсем другое дело...
- Но папа-то не знал, что другое. Он просто тебя не понимал. А
ты его. Ты его тоже очень обидел.
- Ну да!- вскипел Журка.- На свои обиды у него есть гордость! А
меня можно, как... бумажную куклу...
- Почему куклу?
Журка сказал неожиданно осипшим голосом:
- А помнишь, когда я маленький был, ты мне разных куколок выре-
зала из бумаги? А для них одежду бумажную, чтобы наряжать по-всяко-
му... Ну вот, он меня как такого бумажного человечка - будто ском-
кал...
Мама долго молчала. Журка, чтобы спрятать заблестевшие глаза,
стал натягивать через голову рубашку. Из-под рубашки проговорил:
- Я знаю, что сперва был виноват... Потому что так сказал... Но
он на меня, как будто я самый страшный враг...
- Он горячий... И он же не думал, что это так закончится! Ему в
детстве сколько раз попадало от родителей, и он никуда не бегал. Вот
и сейчас не понял: что тут страшного?..
- "Страшного"...- усмехнулся Журка.- Он решил, что я его испу-
гался, да? Я не поэтому ушел.
- Я ему объяснила... Но не у всех ведь так, Журка. Вот Горьку
отец взгреет, а назавтра они вместе на рыбалку едут. А разве Горька
хуже тебя? Или у него меньше гордости?
Журка подумал и пожал плечами.
- Разве я думаю, что он хуже? Просто... он такой, а я такой.
- Какой же? - осторожно спросила мама.
- Я?
- Да нет, Горька.- Мама чуть улыбнулась.- Тебя-то я знаю.
- А он... Ты говоришь, с отцом на рыбалку. Ну и что? А как
двойку получит, заранее анальгин глотает, чтобы дома не так больно
было... Ему главное, чтоб не очень больно, а кто лупит-ему все рав-
но. Хоть отец, хоть враги...
- Ну какие у вас с Горькой враги?
- Мало ли какие... Меня летом одна компания в плен поймала, хо-
тели отлупить. Ну, это понятно было бы. Хоть плохо, но не обидно...
А тут все наоборот: отец... Вон как меня, а Капрал... это их ата-
ман... он меня на улице встретил и куртку свою дал. Даже домой к се-
бе звал...
- И все на свете перепуталось. Да? - сказала мама.- Ну, что
же... А знаешь, милый, во всей этой истории есть какая-то польза.
- Да?!- вскинулся Журка. И вдруг вспомнил, как плевал на дверь
красной слюной. И отодвинулся от мамы.
- Да,- вздохнула мама.- По крайней мере ты знаешь теперь, какая
бывает боль.
Журка вздрогнул, но сказал пренебрежительно:
- Да что боль... Губу закусил, вот и все.
- Я не про такую боль. Я про то, как плохо, если родной человек
обижает, а враг жалеет. Когда сердце болит... Такое тоже случается в
жизни, это надо знать. А ты до сих пор жил, как счастливый принц.
- Почему это?
- Был на свете писатель Оскар Уайльд и написал он сказку о
счастливом принце, который жил в своем прекрасном дворце, за высокой
стеной, и не ведал о людском горе...
- Сказку я читал,- перебил Журка.- Вон сказки Уайльда на полке.
Дедушкины...
- Ох, а я и не знала...
- А при чем здесь этот принц?
Мама задумчиво сказала:
- Да потому, что жил ты, мой Журавлик, до сих пор спокойно и
счастливо. Бегал, играл, в школу ходил, и никаких несчастий у тебя
не было. Так, пустяки всякие... Ты даже (тьфу-тьфу) не болел никогда
слишком сильно, только ангиной... С людьми бывает столько всяких
бед, а ты до этого случая никакого горя не испытывал...
- Испытывал,- прошептал Журка.- Ромка...
- Да... Ромка. Верно... Только ты все равно не видел, как это
страшно. По-моему, тебе до сих пор кажется, что Ромка просто дале-
ко-далеко уехал.
- Нет,- возразил Журка и опустил голову. Потому что в глубине
души почувствовал, что мама в чем-то права. И он сказал: - Кажется
иногда... Ну и что? Разве это плохо?
- Нет, не плохо. Я просто говорю, что это сделало твое горе не
таким сильным. И к тому же оно у тебя было единственным в жизни.
- А дедушка...
- А что дедушка? Ты его не очень-то и знал. Всплакнул немного,
вот и все...
- Это сначала... А потом не так...- тихо сказал Журка.- Когда
письмо прочитал...
- Какое письмо?
Журка встал, снял с полки "Трех мушкетеров", вынул длинный кон-
верт. Не глядя, протянул маме. Потом стал медленно застегивать ру-
башку и слышал, как мама шелестит бумагой. Наконец она сказала:
- Вот какой у тебя дедушка... А что же ты мне раньше не показал
письмо?
Журка, чувствуя какую-то виноватость, шевель нул плечом:
- Не знаю... Не получалось.
- Да... Ты взрослеешь,- со вздохом сказала мама. И вдруг пред-
ложила:- Давай покажем это папе.
- Еще чего!- взвился Журка.
- Зря ты не хочешь. Он бы сразу многое понял. Он тоже мучит-
ся...
- Ничего бы он не понял. И ничего он не мучится,- жестоко ска-
зал Журка.
- Не говори так. Он же тебя очень любит...
- Да?
- Не надо смеяться... Время пройдет, и все уляжется. И вы поми-
ритесь.
- "Помиритесь",- отозвался Журка.- Как во дворе. Поспорили,
когда играли, потом помири лись.. .
- А как же иначе? Как жить дальше? А я что буду делать? Я вас
обоих люблю,- жалобно, как девочка, сказала мама.
Эта жалобность смутила Журку. Но что он мог с собой сделать? Он
отвернулся, запрыгал, натягивая брюки, и проговорил:
- Ты, мама, не волнуйся. Вражды не будет. Все будет... спокой-
но.
В самом деле, все было спокойно. Будто ничего не случилось.
Журка говорил отцу "доброе утро" и "спокойной ночи". Вежливо отве-
чал, если тот о чем-нибудь спрашивал. Но смотрел при этом ему в лоб
или в подбородок-мимо глаз. И никогда теперь Журке не пришло бы в
голову сказать: "Папа, можно я поеду с тобой покататься?" Или с раз-
бега прыгнуть ему на плечи (отец и раньше ворчал на него за такие
трюки, но Журка только хохотал).
Сейчас будто встала между ними прозрачная, но абсолютно нераз-
биваемая стенка. Отец эту стенку, разумеется, чувствовал. Видно, она
крепко мешала ему. Он пытался показать, что все в порядке, делался
иногда слишком веселым и разговорчивым, но это его оживление как бы
расплющивалось о броневое стекло. Тогда он мрачнел, начинал ворчать
на пустяки, но и эта жалкая сердитость разбивалась у прозрачного щи-
та. Журка во всех случаях оставался спокоен и вежлив. Отец, скрип
нув зубами, уходил из дома или просто замолкал.
Мама все понимала, Журка видел, как ей плохо от такой жизни. Но
сделать ничего не мог. И от этого была у него на сердце не сильная,
но постоянная тяжесть. Однако человек привыкает ко всему, привык и
Журка к этой тяжести. Привык, что вечера дома стали тише и молчали-
вее. Только к маминым печальным глазам привыкнуть было трудно.
Мама больше не говорила с Журкой об отце. То ли понимала, что
бесполезно, то ли ждала чего-то. А время шло. И жизнь, хотя и не та-
кая хорошая, как раньше, тоже шла. Были школьные заботы, была Ирин-
ка, был Горька, который уже совсем не пом нил про обиду... Давно уже
переселился домой Федот, потолстевший и окончательно обленившийся в
доме у Лидии Сергеевны. Прошел наконец сбор, на котором Журка расс-
казал об Олаудахе Экиано, а Иринка показала на экране рисунки Игоря
Дмитри евича. Хороший получился сбор, его потом повторили еще для
пятого "Б". Наступили Октябрьские праздники и каникулы - и тоже
прошли. В середине ноября выпал большой снег.
Когда на смену долгой, надоевшей осени прихо дит сверкающая зи-
ма, кажется, что в жизни откры лась новая страница. Показалось так и
Журке. Но ненадолго. Потому что с отцом у них все было по-прежнему.
Стенка...
Однажды под вечер отец привез новый кухонный шкафчик. Красивый,
с голубыми пластмассовыми дверцами. Мама обрадовалась. Отец элект-
родрелью просверлил в кирпичной стене отверстия, забил деревянные
пробки, вогнал в них шурупы. Потом стал навешивать шкаф и позвал на
помощь Журку. Журка молча стал поддерживать шкаф плечом. Отец с на-
тугой сказал:
- Что-то не нравится мне правый шуруп. Не до конца вошел, а
дальше не лезет, отвертка паршивая. Юрий, принеси из ящика ту, что с
деревянной ручкой. Поживей...
- Хорошо,- ровным голосом ответил Журка.- Только, пожалуйста,
придержи мой край, а то шкаф может сорваться.
Он принес отвертку и аккуратно, рукояткой вперед, протянул ее
отцу. А сам смотрел на латунные ручки шкафа... Отвертка вдруг со
стуком полетела в угол.
- К черту!- сказал отец. Сорвавшийся шкаф косо повис на одном
шурупе. Журка отшатнул ся - не от страха, а от неожиданности.
- Идите вы все! -с той же злостью сказал отец. Шагнул к окну,
смял занавески, вцепился в косяки, уткнулся лбом в стекло. Тут же
появилась в кухне мама.
- Что случилось?
Отец молчал, его пальцы на косяках побелели. Мама повернулась к
Журке:
- Юрик, что произошло?
- Я не знаю,- сказал Журка, хотя знал. Понял. И мстительные
струнки ощутимо зазвенели в нем. Очень-очень спокойно он проговорил:
- Кажется, папа чем-то недоволен. Папа, я сделал что-то не так?
Отец размашисто повернулся. Журка снова от четливо увидел на
белых скулах пороховые точки.
- Вы. . - коротко дыша, сказал отец.-Думаете, я не вижу? Я же
для вас... Кто? Я все для дома, башкой бьюсь, вкалываю, как лошадь,
а вы...
- Саша, перестань,- быстро сказала мама.
- Что перестань? - с неприятным визгом спросил он.- Вы же со
мной как с чужим! Живу, как в холодильнике, хоть домой не приходи!
Уйду я к лешему, ну вас...
Журка поднял отвертку и тихо положил на стол. Сказал:
- Раз я пока не нужен, я пойду учить уроки.
Пришел в свою комнату, сел к секретеру и стал перелистывать
учебник ботаники. Просто так...
Из кухни долетали обрывки разговора. Вернее, обрывки маминых
фраз. А то, что кричал отец, Журка слышал полностью:
- Теперь мне что, на пузе перед ним ползать?! Как побитому
псу?!
Мама, кажется, сказала, что побитый-то не он, не отец, а наобо-
рот.
- Надо же, беда какая! Всю жизнь будет помнить? С другими еще
не так бывает...
- С другими - это с другими,-сказала мама.
- Ну, конечно! А вы особые! Тонкая кость, нежное воспитание! А
я бык, дубина неотесанная! Знай свою баранку...
Журка хмуро усмехнулся. Отец и раньше, если злился, любил гово-
рить, что где, мол, ему, необразованному шоферюге, до мамы с ее ху-
дожественными вкусами. Мама иногда смеялась, а иногда отвечала, что
сам виноват: не надо было бросать учебу в техникуме. Кажется, и сей-
час так сказала.
- Ну и что техникум?!- крикнул отец.- Ну и кончил бы! Это все
без разницы! Технарь - он все равно технарь! Это вы - интеллиген-
ция...
Мама что-то ответила. Потом Журка услышал ее шаги: она шла в
Журкину комнату. Он замер над учебником.
Мама вошла, постояла за Журкиной спиной и тихо спросила:
- Неужели тебе его ни капельки не жаль?
Журка чуть шевельнулся. Жаль?.. Если бы отец вдруг подошел,
сказал бы: "Юрка, ну что же ты? Мне тоже не сладко, я сам не пони-
маю, как это случилось. Юрка, давай будем, как раньше..."- тогда,
может быть, по броневому стеклу прошла бы трещинка. Только отец это-
го не сделает... А такого, как сейчас, было не жаль.
Мама устало села на тахту. Журка насупленно спросил:
- А что ему от меня надо? Я его слушаюсь, не грублю...
- Ты над ним издеваешься.
- Я?!- Журка резко повернулся вместе со стулом.- А не наоборот?
- Но то, что случилось, это один раз! Нельзя же из-за этого ка-
лечить всю жизнь...
- Я ничего не калечу,- тихо, но упрямо произнес Журка.- Но об-