порожденное фантазией самого Матфея или той средой, где он черпал материал
для своего евангелия. В различных легендах содержатся ещё дополнительные
сведения, призванные придать черты реальности образу этой женщины.
Например, апокриф _Асtа pilata_, не ссылаясь ни на какие источники, сообщает,
что её звали Клавдия Прокула. Церковная традиция считает её тайной
последовательницей Иисуса. Ориген же, например, был другого мнения. В его
версии она была прозелиткой иудаизма и, познакомившись с мессианскими
пророчествами Ветхого завета, поняла, кем был Иисус. Ещё одну версию мы
находим в древнеславянском переводе _Иудейской войны_ Иосифа Флавия.
Неизвестный переводчик указывает другие мотивы её поведения. Иисус будто
бы исцелил её, когда она лежала на смертном одре. А теперь давайте перейдем
на более твердую, историческую почву и поинтересуемся, что произошло с
Пилатом после того, как его отозвали из Иудеи. Увы, у нас нет ни малейшего
доказательства, подтверждающего рассказы о его казни или самоубийстве. По
всей вероятности, он продолжал свою карьеру римского сановника, ибо
имеются кое-какие данные, что он был ещё потом губернатором одной из
римских провинций в южной Галлии. Небезынтересно будет отметить, что во
время археологических раскопок в Кесарии найдена каменная плита с
высеченным именем Понтия Пилата. Это доказывает неопровержимо, что он
действительно пребывал там в качестве римского наместника.
Существует точка зрения, что в действительности Иисус был
приговоренным римлянами к смерти мятежником, пытавшимся поднять
еврейский народ на борьбу с поработителями и сотрудничавшей с ними
жреческой верхушкой. Эта точка зрения отнюдь не нова. Начиная со второй
половины восемнадцатого века с ней выступала целая плеяда крупнейших
библеистов и историков, в частности известный гамбургский востоковед Г. С.
Реймарус, библеист Э. Эйслер, теоретик социал-демократии К. Каутский,
знаменитый врач-философ Альберт Швейцер, А. Робертсон - автор известной
книги _Происхождение христианства_, а в шестидесятых годах нашего века -
английский религиовед Ф. Брандон, чьи две обширные, научно обоснованные
монографии _Иисус и зелоты_ и _Суд над Иисусом из Назарета_ вызвали в свое
время бурную полемику. Мы не будем тут обсуждать взгляды каждого из
названных авторов в отдельности. Охарактеризуем лишь вкратце их общие
тезисы и главные линии аргументации. Уже сам по себе демонстративный въезд
Иисуса в Иерусалим и заявление, что он царь израильский, было, по их мнению,
революционным актом, вызовом, брошенным римлянам и служителям храма.
Этим шагом Иисус хотел заставить евреев взяться за оружие; подтверждением
этого намерения служит тот факт, что тон его речей становился все более
резким и решительным. Да и как иначе можно объяснить этот шаг навстречу
верной гибели?
Но главным аргументом этих ученых в пользу их версии является
изгнание менял из храма. Они отвергают версию евангелий как совершенно
неправдоподобную. Немыслимо, чтобы Иисус мог сам выгнать из храма толпы
находившихся там людей, орудуя при этом только веревочной плетью. Ведь
порядок в храме охранялся римским гарнизоном, состоявшим будто бы из
тысячи солдат, кроме того, в храме были свои стражники, вооруженные
палками. Нелепо утверждать, что Иисус кинулся на них с голыми руками и
одержал победу. Значит, если весь этот инцидент не является вымыслом, то он
происходил совершенно иначе. Можно предположить, что Иисус со своими
сторонниками пытался с оружием в руках захватить храм, чтобы парализовать
священников и получить выгодный плацдарм для освободительной борьбы с
римскими захватчиками. Тогда в его поведении был бы какой-то смысл и
логика.
Сторонники этой точки зрения ссылаются на ряд мест в евангелиях, из
которых косвенно вытекает, что деятельность Иисуса носила воинственный
характер. Мы узнаем, например, что последователи Иисуса на горе Елеонской
были вооружены мечами. Видя, что Иисусу угрожает опасность, они
спрашивают: _Господи! не ударить ли нам мечом?_ (Лука, 22:49). Оказывается,
даже ближайший сподвижник Иисуса, апостол Петр, носил под плащом меч,
которым он отсек ухо рабу первосвященника, Малху. Возможно ли, чтобы
Иисус не знал об этом? Впрочем, и сам Иисус произносит кое-какие фразы
отнюдь не миролюбивого звучания.
_Не думайте, что я пришел принести мир на землю; не мир пришел я
принести, но меч_ (Матфей, 10:34). _Огонь пришел я низвести на землю, и как
желал бы, чтобы он уже возгорелся!_ (Лука, 12:49). _Думаете ли вы, что я
пришел дать мир земле? Нет, говорю вам, но разделение_ (Лука, 12:61).
_Теперь, кто имеет мешок, тот возьми его, также и суму; а у кого нет, продай
одежду свою и купи меч_ (Лука, 22:36). Апокрифическое Евангелие от Петра,
отрывок из которого нашли в 1887 году в местечке Ахмин в Египте, доказывает,
что память о мятежных намерениях движения назореев жила ещё некоторое
время в христианских общинах. Из канонических евангелий мы знаем, что
ученики покинули Иисуса в последние дни его жизни, причем Иоанн
рассказывает, что они спрятались за закрытой дверью, опасаясь ареста. И вот
Евангелие от Петра объясняет, почему им угрожал арест:
их обвиняли в попытке поджечь храм. Очевидно, высказывания Иисуса
об уничтожении храма воспринимались как реальная угроза, а не как мрачное
видение пророка. Сторонники гипотезы об Иисусе как вожде восстания
утверждают, что он был как-то связан с зелотами - радикальной партией,
стремившейся к вооруженной борьбе с захватчиками. Это их фанатизм привел
впоследствии к войне с могущественным Римом и к гибели Иерусалима.
Большинство зелотов составляли жители Галилеи, не исключено поэтому, что у
Иисуса были среди них знакомые земляки или даже родственники; это делает
понятным его контакты, а также объясняет тот поразительный факт, что Иисус
резко выступает против фарисеев, но никогда не высказывается о зелотах,
деятельность которых была тогда одной из самых острых проблем
общественной жизни Палестины. Брандон на этом основании делает вывод, что
Иисус, если сам и не принадлежал к зелотам, то, во всяком случае, тайно
сочувствовал им.
Как бы то ни было, одно не подлежит сомнению: в ближайшем
окружении Иисуса был, по меньшей мере, один настоящий зелот - апостол
Симон (Лука, 6:15). Кроме того, есть основания полагать, что к партии зелотов
принадлежали Петр и его брат Андрей, а также Иуда Искариот, чье имя
некоторые толкуют как _Иуда Воитель_, а не _Иуда из Кариота_. Гипотезу о
принадлежности к зелотам трех последних апостолов выдвинул Кульман в своей
книге _Иисус и Цезарь_. Пищу для размышлений в этом направлении дает и
такой факт: в 42 году, то есть примерно через восемь лет после смерти Иисуса,
апостолу Иакову, сыну Зеведея и брату Иоанна (не путать с Иаковом - _братом
господним_), отрубили голову по приговору царя Агриппы первого. Этот вид
казни применялся по еврейскому законодательству только к убийцам.
Поскольку трудно предположить, чтобы апостол Иаков был обыкновенным
преступником, то, очевидно, он принимал участие в каком-то вооруженном
столкновении политического характера, в котором погибли слуги иудейского
царя. Итак, не исключено, что также и Иаков принадлежал к национально-
освободительному движению зелотов. Нет нужды напоминать, что приведенные
выше воинственные высказывания Иисуса резко контрастируют с общей
тенденцией евангелий, проповедующих любовь к ближнему, мир, покорность
властям. Достаточно для примера сопоставить две фразы из Евангелия от
Матфея.
_Не думайте, что я пришел принести мир на землю; не мир пришел я
принести, но меч_ (10:34). _Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены
сынами божиими_ (5:9). Другое, не менее странное противоречие касается
царства божьего, обещанного еврейскими пророками. Известно, что евреи
воспринимали эти пророчества как обещания восстановления независимости и
величия царства израильского. Это должен был осуществить потомок царя
Давида, который явится и сядет на престол, совершив перед этим социальный
переворот, в результате которого бедные возьмут верх над богатыми. _Многие
же будут первые последними, и последние первыми_,- говорит Матфей (19:30).
Итак, первоначально царство божье имело политический, земной смысл. Так
понимали его не только жители Иерусалима, встречавшие вошедшего в город
Иисуса, но и сами апостолы. Они ведь ссорились из-за мест в иерархии
будущего царства (Матфей, 20: 20-28; Марк, 10:35-45), а два ученика из
Эммауса, расстроенные и разочарованные, с горечью воскликнули после
распятия Христа: _А мы надеялись было, что он есть тот, который должен
избавить Израиля_ (Лука, 24:21).
И нет ничего удивительного в том, что, согласно синоптикам, Иисус
обещает всем тем, кто последует за ним, не только вечную жизнь, но и большие
материальные блага, чем у них были до сих пор. В Евангелии от Луки мы
читаем:
_Истинно говорю вам: нет никого, кто оставил бы дом, или родителей,
или братьев, или сестер, или жену, или детей для царствия божия, и не получил
бы гораздо более в сие время, и в век будущий жизни вечной_ (18:29, 30). А в
Евангелии от Марка Иисус обещает, что его приверженцы получат земных благ,
в том числе пахотных полей, во сто крат больше, чем у них было (10:30).
В Евангелии от Иоанна царство божье имеет совершенно иной смысл.
Обвиненный перед Пилатом в том, что он именует себя царем израильским,
Иисус заявляет: _Царство мое не от мира сего_ (18:36). Здесь концепция царства
божьего, обещанного лишь в загробной жизни, имеет духовный,
эсхатологический характер. Освобожденная от политической актуальности и
еврейского национализма, она принимает универсальный характер, становится
глубже в теологическом и нравственном отношениях и вместе с тем указывает
приверженцам Иисуса путь к компромиссу с римским могуществом.
Возникает вопрос, как могли оказаться в евангелиях столь серьезные
противоречия. Робертсон и некоторые другие библеисты пришли к заключению,
что в текстах евангелий явственно различимы два слоя, наложенные друг на
друга. Самый древний слой, являющийся основой сказаний, повествует всего
лишь об одном драматическом эпизоде еврейского освободительного движения,
направленного против Рима, царей из династии Иродов и жреческой касты. Его
руководителем был галилеянин по имени Иисус, преемник Иоанна Крестителя,
казненного за призывы к революции. От этого изначального сказания в тексте
остались только жалкие крохи. Остальное было переработано и дополнено более
поздними редакторами, пытавшимися доказать, что христианство - мирное
движение, не имеющее никакого отношения к еврейским проблемам. Начало
этой переработке положил Марк. Тут уместно напомнить, в какое время он
создавал свое евангелие. Это было вскоре после кровопролитной иудейской
войны, длившейся четыре года и закончившейся разрушением Иерусалима.
Триумфальный въезд Тита в Рим с иудейскими пленными и трофеями из
Иерусалимского храма вызвал в городе волну враждебности к иудеям, а заодно
и к приверженцам Иисуса, которых не отличали от иудеев. В этой атмосфере
террора Марк стремился очистить Иисуса от каких-либо подозрений в
причастности к восстанию; он, например, умолчал даже о том, что апостол
Симон был зелотом. Одним из аргументов, как нам уже известно, было якобы
доброжелательное отношение к Иисусу Пилата и слепая ненависть к нему
евреев. Возможно, что Марк вносил эти коррективы, искренне убежденный в
своей верности исторической правде. Ведь он находился уже тогда под
влиянием теологии Павла, который превратил реального Иисуса в
божественного спасителя человечества и сына божьего. Инициативу Марка
подхватили и продолжили остальные евангелисты, все сильнее подчеркивая
миролюбие и трансцендентность Иисуса. Результатом этих манипуляций
явились четыре повествования, известные под названием Евангелий от Матфея,
Марка, Луки и Иоанна.
