упоминается в текстах Нового завета. Евангелисты, даже вводя в
повествование семейство Иисуса, обходят молчанием его главу. На первом
плане всегда Мария и её сыновья, а в отдельных случаях также и дочери.
Исследователи Нового времени выдвинули различные предположения
по поводу этих умолчаний. Давид Штраус, например, видит здесь три
возможности: или Иосиф рано умер, или не одобрял деятельность сына, или,
наконец, его не включали в предания из догматических соображений: ведь в
соответствии с более поздней христологической доктриной он не был отцом
Иисуса. Самым убедительным нам представляется предположение, что Иосиф
умер и Мария осталась вдовой. Когда же он мог умереть? В двенадцать лет
Иисус, как рассказывает Лука, тайком покинул своих родных и вернулся в
Иерусалим, где в храме поражал ученых мужей своей мудростью. Марии
пришлось прервать свой путь в Назарет и отправиться на поиски сына. Найдя
его наконец, она сказала: _Чадо! что ты сделал с нами? Вот, отец твой и я с
великою скорбью искали тебя_ (2:48). Итак, если верить Луке, в ту пору Иосиф
был ещё жив. И умер он, вероятно, незадолго до событий, описанных в
евангелиях.
Трех младших братьев Иисуса _ Иосию, Симона и Иуду _ мы знаем
только по именам. Это были, очевидно, ничем не примечательные люди,
стоявшие в стороне от всего, что происходило с их братом.
Зато довольно много нам известно об Иакове. Мы знаем, что он в
течение восемнадцати лет стоял во главе иерусалимской общины. Мы знаем
также, что он пользовался большим авторитетом у всех жителей Иерусалима
и, когда его побили каменьями, возмущение еврейской общественности было
так велико, что римский наместник лишил виновника этой казни, Ананию 2,
сана первосвященника. Даже историк Иосиф Флавий, при всей своей
преданности моисеевой религии, выступил в защиту Иакова, заклеймив
Ананию.
Благодаря христианскому историку Евсевию, который приводит в
своих сочинениях обширные отрывки из не дошедшего до нас _Дневника_
Иегесифа (180 г.), мы узнаем ещё ряд любопытных деталей. Иегесиф
сообщает, что Иаков был святым уже во чреве матери, а став назореем, не пил
ни вина, ни других крепких напитков и не брал в рот мяса. Он никогда не
стриг волосы, не купался при людях, не натирался благовониями. Его колени
были мозолисты, как колени верблюда, ибо он по целым дням,
коленопреклоненный, молился в храме о том, чтобы бог простил людям их
грехи. Неудивительно, что среди христиан долго была жива память об этой
незаурядной личности. Тот же Иегесиф рассказывает, что ещё при нем, то есть
около 180 года, сто с лишним лет после казни Иакова (62 г.) люди совершали
паломничества к его могиле, расположенной там, где он погиб, неподалеку от
храма. Евсевий рассказывает, что в Иерусалиме показывали епископское
кресло, на котором будто бы восседал Иаков.
Законы назореев были строги. От давших обет требовались аскетизм и
величайшее самоотречение. И Иаков в этом смысле больше походил на
Иоанна Крестителя, чем на Иисуса, и уж совсем был не похож на Павла,
далекого от аскетизма и жившего так же, как все граждане Римской империи.
Иегесиф, как говорилось выше, писал, что _Иаков был святым уже во чреве
матери_. Эти слова нельзя толковать иначе, кроме как в том смысле, что ещё
до его рождения мать посвятила его богу, обещав, что сын позднее даст обет.
Мы знаем из Ветхого завета, что такой обычай у евреев действительно
существовал. Например, Самсон тоже был посвящен матерью богу ещё до
своего рождения.
На основании этих сведений можно предположить, что все семейство
Иисуса было как-то связано с назореями и в доме господствовала атмосфера
ортодоксальной религиозности и глубокой преданности традициям предков.
Иаков был, несомненно, достойным сыном этой семьи. Все свои
отличительные черты: строгий нрав, склонность к аскетизму и слепую
преданность законам моисеевой религии _ он унаследовал от родителей.
Даже мессианство, то есть веру в пришествие мессии, он, пожалуй, вынес из
родительского дома, и в его взглядах впоследствии изменилось лишь то, что
он признал своего старшего покойного брата тем самым долгожданным
мессией.
Знаменитый немецкий библеист Юлий Вельхаузен на основе всего
этого сделал предположение, что и Иисус был, скорее всего, не более чем
еврейским учителем. Он ведь подчеркивал, что приходит не подстрекать, а
выполнять заветы Торы и пророков. Своим ученикам он прямо заявил: _Я
послан только к погибшим овцам дома Израилева_ (Матфей, 15, 24). Более
того, он, как и все иудеи, относился к людям другой веры с презрительным
предубеждением, язычников называл _псами_. Своим ученикам Иисус
запрещал какие-либо сношения с язычниками и еретическими самарянами.
_Но ведь Иисус потом пересмотрел свою позицию и проповедовал
универсализм, посылая апостолов ко всем народам мира_,_ могут возразить
нам читатели. Но ответ на это лишь один:
Иисус при жизни никогда свою позицию не менял. Правда, в
евангелиях он трижды бросает такие универсалистские призывы, но следует
отметить, что делает он это уже как воскресший Христос. Причем в Евангелии
от Марка, хронологически самом древнем, это высказывание дано в последней
главе, которую, как признано уже всеми без исключения библеистами,
самовольно дописал кто-то из более поздних переписчиков. Итак, это текст,
тенденциозно подделанный во имя определенной богословской цели. Все
данные, на основании которых мы приходим к заключению, что Иисус был
только еврейским пророком, составляют, несомненно, основной и наиболее
древний слой евангелий, и они, по всей вероятности, исторически достоверны.
Ведь именно так воспринимали Иисуса Иаков и его иерусалимские
подопечные, которые и не намеревались порывать с иудаизмом.
Вскоре, однако, наступил второй, эллинистский этап христианства,
когда в общины стали все чаще вступать люди нееврейского происхождения.
И все более насущным делался вопрос идейного санкционирования этого
притока. Естественно, нашлись учителя и богословы, доказывавшие, что это
соответствует воле Иисуса, который после смерти явился апостолам и велел
им обращать в свою веру не только евреев, но и другие народы. Однако не
подлежит сомнению, что этот вопрос возник позднее, через несколько лет
после смерти Иисуса. Об этом неопровержимо свидетельствует тот факт, что
спор об отношении к язычникам разгорелся уже между продолжателями дела
Иисуса _ Иаковом, Петром, Павлом и Варнавой. Бурный, непримиримый
характер спора убедительно доказывает, что это был вопрос совершенно
новый, порожденный изменившейся жизненной обстановкой. Совершенно
ясно также и то, что такой спор никогда бы не возник, если бы по этому
поводу имелось прямое указание воскресшего Иисуса. Таким образом,
напрашивается вывод: в ту пору, когда Иаков, Павел, Петр и Варнава
поссорились из-за отношения к язычникам, версии о посмертном
распоряжении Иисуса ещё не существовало. Эта легенда родилась среди
христиан намного позднее, но все же достаточно рано для того, чтобы Матфей
и Лука могли её использовать в своих евангелиях.
Итак, Иисус был действительно реформатором религии, но
исключительно в рамках иудаизма. Он боролся, в частности, против
бездушного, ригористического формализма фарисеев, которые в своем
стремлении защитить Тору ввели множество абсурдных наказов и запретов.
Во время шабаша, например, запрещалось путешествовать, поднять с земли
упавшее полотенце, сорвать колос для утоления голода и даже вытащить из
канавы свалившегося туда вьючного осла. Шабаш _ субботний отдых у
евреев. Иисус протестовал против этих бессмысленных правил, пытаясь
вернуть шабашу его первоначальный смысл. Шабаш для людей, а не люди для
шабаша, сказал он во время одного диспута. Фарисеям, а также семье самого
Иисуса такое заявление казалось шокирующим, еретическим и даже
мятежным.
Разногласия Иисуса с легалистами имели ещё другую, скрытую
причину, а именно, как подчеркивает немецкий библеист Барш, глубокое
сочувствие к нищим, страдающим и обездоленным, возмущение тезисом
фарисеев, что нищета и страдания не заслуживают сочувствия, ибо они
являются наказанием за грехи.
Иисус, как мы знаем, садился за один стол с мытарями и грешниками.
Но нельзя забывать, что это были всегда только иудеи. В евангелиях нет ни
слова о том, что он разделил хоть раз трапезу с язычниками, как это делали
позднее в Антиохии Петр, Павел и Варнава.
Хоть Иисус никогда не сказал ни слова в защиту еврейской женщины,
дискриминируемой, лишенной человеческих прав и рассматриваемой
мужчинами как вещь, как собственность (в этом отношении он не
обнаруживал никакой тяги к реформам), однако в своей повседневной жизни
он демонстративно нарушал эти древние традиции, обращался с женщинами
уважительно, подчеркивая, что бережет их человеческое достоинство. Так,
например, он поддерживал дружеские отношения с сестрами Лазаря, Марией и
Марфой, охотно их навещал и подолгу беседовал с ними. Недаром Иоанн
пишет, что Иисус _любил Марфу и сестру её и Лазаря_ (11:5). Он встал на
защиту женщины, виновной в прелюбодеянии, и даже, если поверить сказанию
Иоанна, удостоил беседы самарянскую женщину, встреченную у Иаковлева
колодца. Его поведение в этот раз было настолько необычным, что поразило
даже его ближайших учеников. _В это время пришли ученики его и удивились,
что он разговаривал с женщиною; однако ж ни один не сказал: чего ты
требуешь? или: о чем говоришь с нею?_ (Иоанн, 4:27).
Мытари, грешники, блудница и женщина из ненавистного иудеям
племени _ такова была компания Иисуса. Враждебно настроенные
соплеменники говорили о нем: _Вот человек, который любит есть и пить вино,
друг мытарям и грешникам_ (Лука, 7:34). А жители Назарета, знавшие его с
детства и не имевшие понятия о том, какие глубокие изменения произошли в
этом неприметном на вид плотничьем сыне, с возмущением спрашивали, по
какому праву он учит закону божьему, не имея для этого никакой подготовки.
_И придя в отечество свое,_ рассказывает Матфей,_ учил их в синагоге их,
так что изумлялись и говорили:
откуда у него такая премудрость и силы? не плотников ли он сын? не
его ли мать называется Мария, и братья его Иаков и Иосий, и Симон, и Иуда?
и сестры его не все ли между нами? откуда же у него все это? И соблазнялись
о нем. Иисус же сказал им: не бывает пророк без чести, разве только в
отечестве своем и в доме своем_ (13:54_57). Лука заканчивает этот инцидент
гораздо более драматично, по его словам, жители Назарета были так
возмущены, что выгнали Иисуса из города и пытались его убить (4:29). Слухи
об этих инцидентах, несомненно, доходили до семьи Иисуса, производя там
тягостное впечатление. Мария страдала от того, что её первородный сын
скитается по свету, вызывая повсюду возмущение. То, что ей рассказывали
старшие сыновья, в особенности Иаков, самый ревностный среди них
приверженец иудаизма, очень волновало её. Ведь Иисус проповедовал
взгляды, явно ниспровергающие те строгие религиозные принципы, которые
она внушала ему с детства. Нарисованная тут картина _ отнюдь не плод
досужей фантазии: из Нового завета неопровержимо явствует, что семейство
Иисуса не верило в его божественную миссию, не понимало ни его самого, ни
его учения и относилось к нему прямо-таки враждебно. Как же иначе
толковать слова Иоанна: _Ибо и братья его не веровали в него_ (7:5)? А
знакомый уже нам и заслуживающий доверия христианский историк второго
века Иегесиф утверждает, что ученые мужи уговаривали Иакова выступить
публично против Иисуса. Очевидно, в ту пору была ещё жива память о том,
что Иаков не верил в Иисуса и отвергал его учение. Он поверил, как сообщает
Павел в первом послании к коринфянам (15:7), когда Иисус явился ему после
своего воскресения. Итак, несмотря на то, что Иисус прославился уже рядом
чудесных исцелений и обрел не только толпы последователей, но двенадцать
