полемической борьбе, вскоре превратилось в сознании последователей Иисуса в
неоспоримый исторический факт. И евангелисты, фиксируя это ходячее мнение,
несомненно, считали, что пишут чистую правду. В евангелиях можно даже
проследить эволюцию этих антиеврейских настроений. В двух более ранних
евангелиях (от Марка и от Матфея) в выдаче Иисуса римлянам и в его казни
обвиняются только еврейские первосвященники и старейшины (Матфей, 27: 1;
Марк, 15:1). Вероятно, эта версия, хронологически самая древняя,
ближе всего к истине. А в двух других евангелиях обвиняются уже не
руководители, а все иудеи вообще. В Евангелии от Луки смерти Иисуса требует
толпа, собравшаяся перед дворцом Пилата, а в Евангелии от Иоанна сказано,
что иудеи увели и распяли Иисуса.
Связана с антиеврейскими настроениями и явственно проступающая в
евангелиях тенденция к реабилитации Пилата. В основе этой тенденции лежали
изменения, происходившие постепенно в классовой структуре христианских
общин. Над беднотой, составлявшей первоначально большинство верующих,
брали понемногу верх представители средних, более зажиточных общественных
слоев.
Стремясь сохранить в неприкосновенности свой устоявшийся
жизненный уклад, эти люди искореняли в христианстве все элементы
изначального социального радикализма и всячески стремились убедить римские
власти в том, что приверженцы Иисуса всегда были лояльными подданными
Римской империи. В эпоху, когда была ещё жива память о кровавом восстании в
Палестине, для того чтобы завоевать доверие властей, нужно было прежде всего
доказать, что христиане ничего общего не имеют с иудеями, что, наоборот,
иудеи были их злейшими врагами, мучившими и убившими основателя их
религии.
Нетрудно догадаться, что трактовка характера и поведения Пилата была
продиктована насущными апологетическими нуждами. Евангелисты -
умышленно или по своей наивности - с поразительной беззаботностью
игнорировали неопровержимые исторические факты и подгоняли биографию
Иисуса под требования текущей политики. В несколько завуалированной форме
это признала сама католическая церковь. В _Догматической конституции о
божественном откровении_, принятой вторым Ватиканским собором, говорится,
в частности: _Святые авторы написали четыре евангелия, пользуясь устными и
письменными источниками, трактуя некоторые вещи синтетически или
объясняя с учетом положения церкви_.
Каждый из евангелистов описывает судебный процесс перед римским
трибуналом по-своему, но все варианты объединены общей тенденцией. В них
явственно видно постепенно усиливающееся стремление отмежеваться от
иудеев и изобразить Пилата защитником Иисуса. Причем дальше всех в
обеливании римского прокуратора зашел Иоанн.
В самом древнем евангелии - от Марка - описание суда ещё
сравнительно краткое и деловое. Правда, Пилат и тут убежден в невиновности
Иисуса, но быстро поддается давлению иудеев, велит Иисуса избить и повести
на Голгофу.
Матфея, которому, как известно. Евангелие от Марка было хорошо
знакомо, такой Пилат уже не совсем устраивал, и он дополнил основной рассказ
двумя эпизодами, долженствующими показать, что Пилат всячески тянул время
и делал, что мог, чтобы спасти Иисуса. Прежде всего, он вводит в
повествование новое лицо, о котором не упоминают другие евангелисты, а
именно - супругу прокуратора. Эта дама вдруг посылает к Пилату человека
сказать:
_Не делай ничего праведнику тому, потому что я ныне во сне много
пострадала за него_ (27:19). Пилат после этого пытается отстоять Иисуса, но,
встретив яростное сопротивление иудейских священников и толпы,
капитулирует. И тут Матфей вводит второй эпизод, тоже неизвестный
остальным евангелистам, а именно - знаменитую сцену умывания рук. Пилат,
совершив символическое омовение, заявляет: _Невиновен я в крови праведника
сего;
смотрите вы_ (27:24). Вводя в повествование этот театральный эпизод,
Матфей хотел подчеркнуть, что, несмотря на вынесение смертного приговора,
Пилат непоколебимо до конца верил в невиновность Иисуса и сказал это иудеям
прямо в глаза. И вдруг в этом месте происходит неожиданный поворот сюжета.
Перед распятием Иисуса Пилат, никем не принуждаемый, по собственной воле
отдает его на истязание своим солдатам. Тут налицо совершенно нелепое, ничем
не объяснимое нарушение логики в изображении Пилата, который в одном
месте представлен человеком справедливым, а тут же рядом - безжалостным
солдафоном, каковым он и был в действительности. Здесь, несомненно, сквозь
созданную Матфеем легенду проглядывает внезапно подлинная история суда и
подлинное лицо римского сановника. Лука, наделенный, как мы знаем, более
богатым воображением, чем Марк и Матфей, благоразумно избегает этой
ловушки. В его версии нет ни слова о том, что солдаты в претории бичевали
Иисуса. Таким образом, Лука устранил последний штрих, нарушавший
легенду о невиновности Пилата, и в результате добился того, что все
негодование христиан обратилось против иудеев, избивавших Иисуса пред
синедрионом. Стремясь снять с Пилата всякую ответственность, Лука
рассказывает, что он трижды объявил Иисуса невиновным и трижды пытался
спасти его от ярости иудеев. Пытаясь выгадать время, он отправляет Иисуса к
Ироду, чтобы тот выяснил, в чем суть его учения. Ирод и его придворные
насмехаются над Иисусом, но возвращают его римлянам, облачив в белую
одежду, в знак того, что на нем нет никакой вины. Тогда Пилат заявляет иудеям
следующее: _Вы привели ко мне человека сего, как развращающего народ;
и вот, я при вас исследовал и не нашел человека сего виновным ни в
чем том, в чем вы обвиняете его_ (23:14). Иоанн отнесся к вопросу о бичевании
иначе, чем Лука. Он не вычеркнул этого эпизода, очевидно считая, что этого
делать нельзя, поскольку бичевание прочно вошло в традицию Страстной
недели. Но он его толкует таким образом, что это не только не бросает тень на
Пилата, но, напротив, показывает его в выгодном свете. В Евангелии от Иоанна,
как и у синоптиков, Пилат хочет освободить Иисуса и тоже наталкивается на
сопротивление евреев. Он приказывает избить Иисуса, но руководствуется при
этом не бессмысленной жестокостью, а стремлением спасти его. Он,
оказывается, надеялся, что евреи, увидев Иисуса избитым и измученным,
пожалеют его и согласятся оставить его в живых. С этой целью он выводит к
толпе Иисуса в терновом венце и в багрянице и восклицает: _Её, человек!_
Однако его усилия были напрасны. В этой одной из самых драматических и
волнующих сцен Нового завета римский прокуратор дважды предпринимает
попытку спасти Иисусу жизнь, но евреи, неумолимые в своем озлоблении,
кричат: _Распни, распни его!_ В конце концов они пригрозили, что пожалуются
самому императору. И Пилат, отчаявшись добиться своего, вынужден был
объявить смертный приговор. Его продолжали терзать угрызения совести, и в
последний момент он ещё с горечью спросил: _Царя ли вашего распну?_ На что
первосвященники отвечали: _Нет у нас царя, кроме кесаря_ (Иоанн, 19:15). О
популярности среди христиан Понтия Пилата, как римского чиновника, который
обошелся с Иисусом благородно и справедливо, свидетельствует богатая
апокрифическая литература. Это, прежде всего, цикл о Пилате, состоящий из
семи отдельных, якобы подлинных отчетов, содержащих также четыре письма,
написанных будто бы Пилатом к императорам Клавдию и Тиберию. Авторы
цикла нам не известны, но это были, несомненно, люди, отличающиеся буйной
фантазией и поистине беспредельной наивностью. Впрочем, не следует
забывать, что в то время легковерность ревностных почитателей Иисуса,
жаждавших побольше узнать о его жизни, тоже не имела границ. Они читали
эти байки с таким же благоговением, как и канонические евангелия.
Вот некоторые образчики этой литературы. Один из анонимных
авторов рассказывает, что Пилат заинтересовался Иисусом, слушал его
проповеди и счел его большим мудрецом. Поэтому, будучи вынужденным под
нажимом евреев допросить его, он послал за ним человека, который отвесил ему
низкий поклон и распростер перед ним свой плащ. Когда же Иисус ступил на
порог дворца, случилось чудо. Императорские знаки в руках дворцовой стражи
сами склонились перед ним. Пилат не поверил своим глазам и велел несколько
раз повторить эту сцену, но все время происходило одно и то же: императорские
знаки, преодолевая сопротивление солдатских рук, склонялись перед почтенным
гостем. Тогда прокуратор вскочил со стула и разговаривал с Иисусом стоя. В
этом же апокрифе сообщается, что во время суда евреи выдвинули следующие
обвинения. Иисус - сын блудницы (автор, несомненно, имеет в виду сплетни,
ходившие вокруг Марии), из-за него погибли в Вифлееме первородные
младенцы, и - что хуже всего - он исцелял больных в субботу. Двенадцать
апостолов выступали свидетелями защиты, и Пилат вдруг воскликнул: _Солнце
мне свидетель, что я не нахожу никакой вины в этом человеке!_
В другом произведении этого цикла рассказывается, что к Иисусу
благоволили не только Понтий Пилат и его супруга, но и сам император
Тиберий. Узнав о его распятии, он впал в ярость, вызвал Пилата в Рим и покарал
смертью. Если же кто-нибудь усомнится в том, что этот нелюдимый, мрачный и
жестокий император принимал столь живое участие в каком-то неизвестном
палестинском пророке, то его сомнения рассеет другой апокриф. Там
рассказано, что у Тиберия были личные причины так себя вести. Дело в том,
что, когда он однажды заболел смертельным недугом, к его одру явилась
Вереника (известная нам тем, что она приложила платок к измученному лицу
Иисуса) и исцелила его прикосновением руки. Под впечатлением этого чуда
Тиберий стал приверженцем Иисуса и принял крещение. По поводу смерти
Пилата преобладало, однако, мнение, что он покончил с собой, причем эта
версия подкреплена авторитетом церковного историка Евсевия, сообщающего,
что это произошло при императоре Калигуле. Кажется странным, что человек,
которого традиция всячески выбеливала, умер все же такой нехорошей смертью,
смертью, которая, безусловно, воспринимается как кара. Дело, очевидно, в том,
что из сознания христиан нельзя было вытравить тот очевидный факт, что в
конце концов Пилат мог предотвратить гибель Иисуса и не сделал этого или из
трусости, или по политическим соображениям. Эта вина была на нем, и её
нужно было искупить. Были, однако, авторы, пытавшиеся разрешить и эту
дилемму. Об этом свидетельствует одно из мнимых писем Пилата к императору
Тиберию, найденное недавно, всего несколько лет назад, среди старых бумаг в
Ливерпуле. Письмо было направлено в Ватиканский архив на экспертизу и
вернулось с заключением, что это апокриф четвёртого или пятого века, причем
не исключено, что кое-какие сообщаемые там факты достоверны. Для нас этот
документ интересен постольку, поскольку он отражает стремление
христианских кругов снять с Пилата последнее порочащее его пятно. В этой
версии Пилат предпринимает отчаянные усилия, чтобы спасти Иисуса, но он
бессилен перед бушующей еврейской толпой, требующей распятия. В его
распоряжении всего горстка солдат-ветеранов, неспособных противостоять
массе оголтелых фанатиков. Пилат дважды умолял Рим и наместника Сирии
прислать подкрепление, но ответом было глухое молчание. Только на
следующий день после распятия Иисуса Пилат, проведя ночь без сна, услышал
под утро звуки труб и чеканный шаг солдат. В город вошло двухтысячное
войско, но оно прибыло слишком поздно, несчастье уже свершилось.
Читая эту на редкость ловко и убедительно написанную апологию, мы
приходим к выводу, что она имела целью обосновать канонизацию Пилата и его
супруги. Правда, римская церковь так и не причислила их к лику святых, но в
коптских и эфиопских святцах 25 июня значится как день святого Понтия
Пилата и святой Прокулы. Как известно, о жене Пилата пишет только Матфей,
не называя её имени. Остальные евангелисты не упоминают о ней ни единым
словом, из чего напрашивается вывод, что это лицо вымышленное,
