царства божьего на земле; Иуда хотел убедиться, сумеет ли Иисус спастись и
доказать тем самым, что он действительно тот, за кого выдает себя: мессия,
предсказанный пророками, и царь израильский; Иуда хотел спасти Иисуса от
разъяренной толпы, покушавшейся на его жизнь, и поэтому постарался, чтобы
его арестовали, когда же Иисуса приговорили к смертной казни, Иуда
покончил с собой.
Как мы видим, толкователей Библии в данном случае никак нельзя
обвинить в скудости фантазии.
Эта буйная фантазия чуть было не привела на костер инквизиции
Викентия Феррерия, друга и капеллана Авиньонского папы Бенедикта
тринадцатого (1394_ 1423). Как рассказывают документы, хранящиеся в
Ватикане, Феррерий прочел однажды проповедь об Иуде. По его версии,
предатель хотел молить Иисуса о прощении, но не смог пробиться сквозь
толпы, окружавшие его по пути на Голгофу. Тогда он решил повеситься,
чтобы его душа могла взлететь на Голгофу и добиться прощения. Так оно и
получилось. Поэтому, когда Иисус попал на небеса, душа Иуды очутилась
справа от него, среди душ других блаженных (по книге Марии Амврозини и
Мэри Уиллис _Секретные архивы Ватикана_). Иуда среди блаженных! Это
была неслыханная ересь. На злополучного проповедника обрушилось грозное
следствие инквизиции, которое могло закончиться сожжением на костре. Его
спас Бенедикт тринадцатый, приказавший сжечь материалы следствия, а само
следствие прекратить.
В общем мы должны сделать вывод, который, быть может, поразит
многих читателей, но который, по всей видимости, верен: все сказание об
Иуде _ чистейший вымысел, никакого Иуды не существовало. В
подкрепление этого тезиса мы можем сослаться на свидетельство наиболее
осведомленного лица, а именно апостола Павла. В своем первом послании к
коринфянам он рассказывает о том, как протекала Последняя вечеря, а
немного дальше о том, как Иисус, воскреснув, сразу же явился двенадцати
апостолам. И вот в описании Павлом Последней вечери вообще нет речи об
Иуде и о его предательстве, что весьма странно, если учесть, как ярко
изображают этот инцидент евангелисты.
Второй интригующий факт _ явление Иисуса апостолам без
малейшего упоминания об отсутствии Иуды. Павел описывает этот эпизод так,
словно он понятия не имеет о предательстве и самоубийстве Иуды. Можно,
конечно, предположить, что он по какой-то причине намеренно обходит эту
историю молчанием, но это почти невероятно: её нельзя было замолчать, если
она была хорошо известна во всех христианских общинах. Вспомним, что
послание Павла _ источник более ранний, чем евангелия и _Деяния
апостолов_. И тогда невольно напрашивается один лишь вывод: при Павле
сказания об Иуде ещё не существовало, это легенда, возникшая несколькими
десятилетиями позже. Мы можем даже догадываться о причинах её
возникновения. После разрушения Иерусалима в эллинские города хлынул
поток еврейских беженцев. Начали вспыхивать конфликты между ними и
приверженцами Иисуса. Мы знаем из Нового завета, что конфликты эти
принимали порою очень ожесточенный характер, и именно в такой
напряженной обстановке родился легендарный образ Иуды, олицетворяющий
евреев и их ответственность за гибель Спасителя. Хорошо известно, что народ
часто выражал свои чаяния, надежды и настроения в притчах. В данном случае
дело облегчалось тем, что идея и сюжет притчи были уже готовы. Достаточно
было обратиться к соответствующим местам Ветхого завета, чтобы на их
основе сочинить драматическое сказание о предательстве, жертвой которого
пал Иисус.
Ветхозаветное происхождение сказания об Иуде явственно
запечатлено в текстах Нового завета. В _Деяниях апостолов_, например, Петр
говорит следующее: _Мужи братия! Надлежало исполниться тому, что в
Писании предрек дух святый устами Давида об Иуде, бывшем вожде тех,
которые взяли Иисуса_ (1:16). Также и Иисус в Евангелии от Иоанна заявляет,
что надлежало исполниться сказанному в Писании, и в доказательство
приводит стих из сорокового псалма: _Ядущий со мною хлеб поднял на меня
пяту свою_ (13:18) _ и затем указывает на Иуду, как на предателя, обмакнув в
вине кусок хлеба и подав ему. И ничего нет удивительного в том, что и
некоторые другие элементы сказания позаимствованы из Ветхого завета почти
буквально. Так, например, в Евангелии от Матфея сказано, что Иуда,
раскаиваясь в своем поступке, бросил тридцать сребреников в храме, а
священники купили за эти деньги землю горшечника под кладбище. А вот что
рассказано в книге пророка Захарии: _И скажу им: если угодно вам, то дайте
мне плату мою; если же нет,_ не давайте; и они отвесят в уплату мне
тридцать сребреников. И сказал мне господь: брось их в церковное
хранилище,_ высокая цена, в какую они оценили меня! И взял я тридцать
сребреников и бросил их в дом господень для горшечника_ (11:12, 13). СУД.
Въезд Иисуса в Иерусалим должен был обязательно состояться: ведь он
предсказан Ветхим заветом. Так изображают дело евангелисты. Жители
Иерусалима будто бы приветствовали Иисуса словами одного из псалмов о
царе израильском. Даже такая деталь, как то, что Иисус приехал верхом на
ослике, была заранее предусмотрена в пророчестве Захарии: _Ликуй от
радости, дщерь Сиона, торжествуй, дщерь Иерусалима: её царь твой грядет к
тебе, праведный и спасающий, кроткий, сидящий на ослице и на молодом
осле, сыне подъяремной_ (9:9). Итак, сюжет сказания о въезде Иисуса в
Иерусалим также явно навеян Ветхим заветом, и мы не знаем поэтому, что в
нем правда, а что вымысел. Евангелисты образно описывают радостную
экзальтацию толпы, поверившей, что Иисус _ обещанный мессия и новый
царь израильский, который освободит еврейский народ от чужеземного ига.
Эти живописные, драматические и эмоциональные сцены явились источником
вдохновения для художников, поэтов, музыкантов. Иисус, торжественный и
непроницаемый, сидя верхом на ослике, пробирается сквозь толпу среди шума
и толчеи. В толпе нашлись энтузиасты, которые приветствовали его как царя_
устилали его путь одеждами и зелеными ветками деревьев или, как рассказано
в Евангелии от Иоанна, приветствовали его, размахивая пальмовыми
листьями. Лука сообщает, кроме того, что всю сцену с возмущением
наблюдали присутствовавшие там фарисеи.
А теперь попробуем взглянуть на этот эпизод иначе, с позиции
рядового жителя тогдашней Палестины: как он виделся ему сквозь призму его
жизненного опыта?
Прежде всего, следует сказать, что во времена Иисуса обстановка в
Палестине была отнюдь не идиллическая. Перед разрушением Иерусалима
объявилось в разные годы около тридцати пророков, предсказывавших, что
мессия из царского рода Давида освободит еврейский народ. Возбужденное
мессианскими надеждами население легко откликалось на зов пророков,
вспыхивали волнения, которые затем жестоко подавлялись. В ответ на
кровавые расправы римлян возникла группировка _зелотов_, призывавших к
борьбе с римлянами не на жизнь, а на смерть. Террористы, так называемые
_сикарии" (_кинжальщики_), свирепствовали в городах Галилеи и Иудеи,
убивая в уличной толпе захватчиков и их еврейских приспешников.
В довершение всего прокуратором Иудеи был Понтий Пилат, человек
грубый и ограниченный, не понимающий психологии населения управляемой
им провинции, словом, тупой римский чиновник. Впрочем, народ Иудеи не
так-то легко было держать в узде. Гордый своими обычаями и традициями, он
отличался религиозным фанатизмом, шовинизмом и мятежностью. По
отношению к захватчикам применял тактику саботажа, скрытого
сопротивления и непрерывного требования особых привилегий. Не слишком
высокую, ибо подчиненную легату Сирии должность прокуратора Иудеи
Понтий Пилат занял в 26 году и сразу же вызвал среди своих новых
подданных взрыв негодования. Его военные отряды вошли в Иерусалим с
императорскими знаками, на которых рядом с орлом виднелось изображение
императора. Поскольку иудейская религия запрещала изображение человека в
живописи и скульптуре, то это было воспринято как явное намерение
осквернить храм. Жители Иерусалима построились в огромную колонну,
которая отправилась за 120 километров в Кесарию, к постоянной резиденции
прокуратора. Толпы фанатиков, крича и угрожая, окружили дворец, требуя
немедленно убрать знаки из священного города.
Пилат в течение пяти дней не выходил к возмущенным людям,
надеясь, что они рано или поздно разойдутся. Наконец на шестой день он
приказал евреям собраться на ипподроме, вмещавшем двадцать тысяч
зрителей. (Развалины ипподрома были обнаружены археологами в
шестидесятых годах нашего столетия, и оказалось, что там действительно
могло помещаться столько народу.) Пилат пришел туда во главе крупных
воинских отрядов и заявил, что не намерен убирать императорские знаки из
Иерусалима. Бунтарям он велел разойтись по домам, пригрозив, что в
противном случае применит оружие. И для пущей убедительности приказал
своим легионерам поднять мечи и приготовиться к атаке. Но тут случилось
непредвиденное: евреи не дали запугать себя и все как один бросились на
землю, обнажая спины, в знак того, что предпочитают погибнуть от меча, чем
отступить. Потрясенный Пилат не знал, как быть. Не мог же он из-за такого
пустяка истребить тысячи и тысячи своих подданных. Рим бы ему этого не
простил, его бы, несомненно, сняли с должности и вызвали для объяснений.
Пришлось отослать войска и обещать евреям, что императорские знаки будут
немедленно убраны.
Но Пилат был опьянен властью и слишком вспыльчив, чтобы сделать
выводы из этого печального опыта. Поэтому во время его правления то и дело
вспыхивали конфликты. Так, например, он велел во дворце Ирода повесить
щиты с изображением императора. И опять игнорировал протесты евреев до
тех пор, пока приказ снять щиты не пришел прямо из Рима, где на Пилата
пожаловались влиятельные евреи. Даже в тех случаях, когда Пилат был прав и
старался для общего блага, он не умел избежать столкновений и ссор с
подданными. Он решил, например, построить акведук длиною в 37
километров из местности Эль-Аррув в Иерусалим, чтобы обеспечить город
питьевой водой. Вполне естественно было возложить расходы по
строительству этого сооружения на будущих основных потребителей, то есть
жителей Иерусалима. Но убедить их в этом Пилат не сумел и, долго не
раздумывая, конфисковал средства, принадлежавшие храму. Священники
подняли шум, и в городе вспыхнул новый мятеж. Пилат, как всегда, ответил
коварством и насилием: переодетые в штатское солдаты безжалостно
расправились с толпой. Иосиф Флавий рассказывает, что очень многие были
убиты или изувечены. Легко представить, с какой ненавистью относилось к
Пилату еврейское население. Обстановка обострялась ещё и тем, что и
еврейская верхушка не пользовалась в народе популярностью. Ирода,
четвертовластника Галилеи, из опасения мятежа казнившего Иоанна
Крестителя, считали безвольным орудием Рима. Священники составляли
мощную, богатую аристократическую касту, далекую от народа и
сохранявшую лояльные отношения с римлянами. Тогдашний первосвященник
Иудеи Каиафа соблюдал в отношениях с Пилатом полную видимость
лояльности и, возможно, именно благодаря этому продержался на своей
должности целых восемнадцать лет. Въезд Христа в Иерусалим совпал с
приближением праздника пасхи. В Иерусалим и его окрестности стеклись
толпы паломников. В этой толчее недолго было вспыхнуть беспорядкам.
Сознавая это, римляне и священники усилили бдительность и чрезвычайно
подозрительно относились ко всему, что хотя бы отдаленно походило на
политическую демонстрацию. Пилат вместе со всеми своими вооруженными
силами прибыл из Кесарии в Иерусалим и поселился во дворце Ирода, чтобы
оттуда лично следить за порядком. И вот в этой насквозь пропитанной
подозрениями и ненавистью атмосфере, когда нервы правителей были напря
жены до предела, вдруг появилась странная толпа галилеян, окружавших
нового пророка, который ехал верхом на ослике. Из их восторженных воплей
