Он нервно похлопал себя по шее, сдавил затылок.
- Давление, - пояснил. - Особенно когда нервничаю. - Тяжело вздохнул.
- А как же не нервничать? Сам в органах работал, всю жизнь ловлю наруши-
телей...
Я так и застыл над незаполненным протоколом. А Золотов кивнул чуть
заметно, поджал многозначительно губы, прижмурился пару раз: мол, пра-
вильно поняли, коллега, и не удивляйтесь - никакой ошибки тут нет!
- Кем же, если не секрет? - внутренне замирая, поинтересовался я.
- Вначале в детприемнике, эвакуатором, пока один бандит за руку не
укусил. Ну я его немного... Потом контролером - "зайцев" в трамваях от-
лавливал. А там публика известная - и ножом могут, и под колеса бро-
сить...
- Понятно, - я облегченно перевел дух.
- Да нет, сейчас на руководящей работе, - неверно истолковав мою реп-
лику, поспешил добавить Золотов. - Начальник группы линейного контроля!
И вообще... - Он приосанился, так же, как делал его сын. - По юридичес-
кой части многих консультирую, меня весь город знает! Хоть диплома не
имею, могу любой вопрос объяснить!
- Тогда объясните, почему Валерий известен всем как внук адмирала?
Федор Иванович улыбнулся.
- Молва вечно преувеличивает. Отец был красивый, представительный, в
семье его звали Адмиралом. В шутку. Кто-то когда-то чего-то недопонял,
вот и пошло. Мы-то этому значения не придавали - посмеивались, и все!
Объяснение легкое, изящное и правдоподобное. Надо отдать должное Фе-
дору Ивановичу - и произнес он все совершенно непринужденно. Но я ему не
поверил.
Новая версия
ПЕТРЕНКО
Этот окраинный поселок в просторечии именовался "Нахаловкой", хотя
только старожилы помнили времена, когда он оправдывал свое название. Че-
рез десяток лет здесь пройдут бульдозеры, расчищая место для нового мик-
рорайона, а пока разномастные домишки, среди которых немало самостроя,
бессистемно наезжают один на другой, путают улицы, переулки и тупики.
Минут двадцать блукали мы с Вальком по издолбленным ухабами дорогам,
пока не отыскали наконец нужный адрес. Пожилая женщина с добрым усталым
лицом осторожно выглянула в дверь, зажимая под горлом ворот цветастого
некогда халата.
- Петренко здесь... живет?
Слово "живет" я произнес с усилием.
- А нету Феди, и куда делся, не знаю, - озабоченно сообщила она. -
Как ушел пятого дня, так и нету. Может, уехал?
- Следователь прокуратуры Зайцев, - привычным жестом я предъявил
удостоверение. - Нам надо осмотреть его комнату.
Язык не повернулся произнести слово "обыскать".
- Из милиции, что ли? - удивленно спросила она, как бы отстраняя ру-
кой документ. - Я в этих книжках не понимаю... Заходите, коли надо,
только платок накину.
Когда хозяйка появилась снова, я опешил, а Валек издал неопределенный
звук - настолько неожиданным оказался на ней темно-синий с люрексом пла-
ток - последний крик моды, с боем расхватываемый в комиссионных магази-
нах в первые же полчаса после открытия.
- Федя привез, - пояснила она. - Соседка просила продать, да мне и ни
к чему такой красивый, только как можно, ведь обидится...
Хозяйку звали Клавдией Дмитриевной, жила она со старшей сестрой, ко-
торая вышла в таком же платке бордового цвета.
- Расфуфырились старые, как на праздник, - прикрывая ладонью улыбку,
сказала Клавдия Дмитриевна. - Люди-то к нам редко ходят... Только ключа
от комнаты у меня нет, когда убирать, я просила, чтобы он свои оставил.
- Этот? - Я показал на ключ.
- Да, этот... - Она как-то с опаской протянула руку. - А где он
сам-то? Неужто подрался? Милиция зря не приходит. - Так же нерешительно
она отперла замок.
Маленькая комнатка, стены оклеены желтыми обоями, старинный розовый
абажур с бахромой, круглый стол, накрытый плюшевой скатертью. Характер-
ный для такого типа жилья запах сырости.
На столе небольшая стопка книг - учебники. Я полистал "Физику" для
десятого класса.
- Готовился в мореходку поступать, - пояснила Клавдия Дмитриевна. -
Вдруг загорелся на штурмана выучиться... Так что стряслось-то с ним?
Не вдаваясь в подробности, я сказал, что Федор Петренко погиб, идет
расследование, и необходимо сделать обыск в этой комнате. Переждав пер-
вую реакцию на печальное сообщение, попросил сестер быть понятыми,
объяснил их права и обязанности, дал расписаться в документах, после че-
го приступил к делу.
Старый платяной шкаф со скрипучей дверцей. Пиджак, брюки, рубашка и
плащ. В карманах ничего интересного.
Под кроватью - шикарный импортный чемодан с хромированными замками.
Огромный, солидный, матово блестящий натуральной кожей.
- Сколько времени он у вас прожил?
- С годочек, может, поболе. Да какое житье - только когда не плавает.
Вот месяца полтора подряд, пока пароход в ремонте. Крышу чинил, бед-
ный... По вечерам, бывало, втроем чай пили, о жизни беседовали.
- О чем именно?
- Да обо всем. Я свою судьбу вспоминала, как бедствовала в войну, как
одна детей поднимала. Глаша за свое - она на фронте лиху хлебнула. Он
про плавания рассказывал, про страны ихние... Парень неплохой, ничего не
могу сказать. Главное - выпимши редко бывал, и то в последнее время. А
девиц этаких, - хозяйка сделала неопределенный жест, - вообще никогда не
водил.
Я открыл чемодан. Английский шерстяной свитер, джинсовый костюм в
пластиковом пакете, кипа ярких маек с броскими рисунками, два платья,
несколько мотков мохеровой пряжи, очень красивые женские туфли и две па-
ры босоножек, отрез переливающейся всеми цветами радуги ткани.
- Шерше ля фам, - многозначительно проговорил Валек.
- А может - обычная спекуляция, - предположил я.
- Упаси Боже! - замахала руками Клавдия Дмитриевна. - Глаша, скажи!
Не спекулировал он! Соседка просила: "Морячок, продай какие-нибудь хоро-
шенькие вещички для дочери, все равно, мол, привозишь". А он ответил:
"На продажу не вожу".
- Вообще-то все вещи - одного размера, - сказал я. И обратился к хо-
зяйке: - А девушка у него была?
- Чего не знаю, того не знаю, врать не буду.
На дне чемодана - несколько открыток со стереоэффектом, россыпь шари-
ковых ручек, значки, магнитофонные кассеты, блоки жевательной резинки.
Больше, кажется, ничего. Хотя вот, в углу... Странно!
Я с недоумением рассматривал вытянутый колбаской мешочек из необычной
зеленой ткани - плотной, упругой, напоминающей клеенку или тонкий плас-
тик. "Молния", тесемочки, крючки, петельки... Похоже, самодельный.
- Что это такое? - спросила молчаливая сестра хозяйки.
- А это товарищ Федора принес... - ответила Клавдия Дмитриевна. - А
для чего - не знаю.
- Какой товарищ? - перехватил я инициативу.
- Такой представительный, из горисполкома. Валерий! Вот отчества не
помню.
- Почему "из горисполкома"?
- Он же сам и говорил.
- А почему вы думаете, что это он принес?
- Да я как раз заглянула спросить что-то, вижу, он разворачивает,
крутит перед лампой, вроде Феде показывает, дверь скрипнула - сразу уб-
рал. А для чего она?
- Часто он приходил к Петренко? - рискуя прослыть невежливым, я оста-
вил вопрос без внимания.
- В последнее время частенько.
- А не знаете, что у них за дела?
- Дела взаимные. Федя перед экзаменами волновался: желающих много,
конкурс большой. Валерий помочь обещался, говорил, на заочном отделении
у него есть свои люди. Но ему тоже от Федора чего-то надо было - все его
уговаривал, коньяком угощал, золотые горы сулил. Дескать, совсем по-дру-
гому жить будешь, хозяином жизни станешь, тогда Зойка сама к тебе прибе-
жит! А тот в ответ - ей совсем другое нужно, не в деньгах дело и не в
тряпках. Валерий смеется: ничего, другие набегут, целая толпа, отбою не
будет, останется только выбирать!
- А о чем шла речь?
- Вот этого не скажу. Я же только отрывки разговора слышала.
- И какое впечатление производил на вас Валерий?
- О, видать, человек влиятельный, со связями. Такой если захочет -
все, сможет. И за нас обещал похлопотать, чтоб скорей квартиру дали.
Ай да Золотов! Услышь он эту восторженность в тоне Клавдии Дмитриев-
ны, был бы на седьмом небе от счастья. Меня так и подмывало разочаровать
ее, но я сдержался.
Оформил протокол обыска, потом записал показания Клавдии Дмитриевны
и, прогнозируя дальнейший ход событий, предупредил, что придется ее еще
побеспокоить и вызвать в прокуратуру. Дверь в комнату запер и опечатал.
Вернувшись на службу, мы с Вальком и исправно отдежуривший на телефо-
не Петр принялись рассматривать зеленый мешочек. Я сжал его в кулаке,
потом бросил на стол - ткань расправилась, принимая прежнюю форму. Расс-
тегнул "молнию", пошарил внутри, нашел шов, с усилием - упругий материал
пружинил - отрезал ножницами небольшой кусочек, положив в пепельницу,
поднес спичку. Ткань оплавлялась, но не горела.
- "Молния" и крючки пластмассовые, - сказал Петр, рассматривая непо-
нятный предмет. - А если эту штуку свернуть и завязать тесемки, то крюч-
ки совпадут с петельками, застегнуть - и получается вот что...
Мешочек напоминал теперь кружок колбасы, болтающиеся веревочки усили-
вали сходство.
- Такой запах я когда-то слышал, - Валек поднес к лицу пепельницу,
принюхался, потом обнюхал мешочек.
- Да, точно! В техникуме после третьего курса проходили практику на
радиозаводе, там стенд с токами высокой частоты огорожен ширмой из диэ-
лектрической ткани. Однажды случайно прижег паяльником - вот и запомнил
запах! Она только другого цвета была и потолще.
- Раз ты такой опытный, объясни, для чего эта штука нужна, - въедливо
спросил Петр.
Валек передернул плечами.
- Наверное, чехол какого-то прибора или детали... А может, изолирую-
щий пакет...
- Разберемся! - Я быстро отпечатал короткий запрос.
- Сейчас Петр сходит в НИЛСЭ, и физики дадут точную справку!
Действительно, ответ был получен в тот же день: "Представленное изде-
лие изготовлено из синтетической ткани, применяемой в электро - и радио-
технической промышленности для защиты от вредных излучений".
Но зачем такое "изделие" понадобилось Золотову и Петренко?
Последние восемь лет из своих двадцати девяти Федор Петренко плавал.
Вначале в каботаже, потом стал ходить за границу. Сейчас его сухогруз
заканчивает профилактический ремонт, значит, была возможность допросить
членов команды.
После бесед с замполитом и старпомом я вызвал тех матросов, которые
близко знали убитого.
Начальство недолюбливало Петренко: его называли анархистом и демаго-
гом, это означало, что держался он независимо, чинов и рангов не призна-
вал, позволял дерзкие шуточки, любил "резать правду-матку". Товарищи по
команде отзывались о нем, в общем, хорошо: душа нараспашку, смелый, рис-
ковый, немного склонен к авантюрам. Слов на ветер не бросает, уживчив -
для дальних рейсов это немаловажно.
Больше всего рассказал о Федоре его сосед по каюте Василий Егоров -
здоровенный парень с красным, задубелым от ветра лицом.
- Я с Федькой давно плаваю, жили всегда дружно. Отца у него не было,
мать два года как умерла, дворником работала, выпивала. В газетах пишут
- неполная семья с ненормальной обстановкой - причина преступности под-
ростков. А причина-то вот где... - Егоров постучал кулаком в грудь. - В
самом себе причина-то. Каждый сам себя делает. Федька речное ПТУ закон-
чил, на баржах, буксирах плавал, потом курсы всякие, открыли визу. Но
парень заводной, из уличных, я таких люблю, хотя лез на рожон, сам нары-
вался на неприятности. Замполиту при всех сказал: "Вот вы нас агитируе-
те, капиталистов критикуете, а почему в инпортах все чемоданы ихними то-
варами набиваете?" - Он недоуменно покрутил головой. - К чему такое го-
ворить! Раз - и прилепили ему "безответственные высказывания"! Грозились
вообще списать... - Егоров вздохнул. - Вот вы не говорите, что с ним
случилось, ну да, может, правда нельзя...
