соперника, и Григорьев, похоже, поверил... Ну и черт с вами!
Бесцельное шатание по улицам и бесконечные походы в кино остались в
прошлом. Теперь он проводил в школе все свободное время, помогал учите-
лям вести учебно-методическую документацию, завучу красиво чертил распи-
сание и в житейских просьбах не отказывал - в магазин слетать, врача
вызвать, в очереди за билетами постоять.
Ему было приятно находиться в гуще событий, чувствовать себя нужным и
полезным, тем более что нужным и полезным он стал для людей, от которых
зависело получение хорошего аттестата и приличной характеристики.
Но результат превзошел его тайные ожидания.
Постепенно он превратился в заметную фигуру, соученики рассматривали
его как представителя школьной администрации, и незадолго до выпускных
экзаменов рябой тридцатилетний сварщик Кошелев, дремавший, если приходил
на занятия, в среднем ряду, отозвал его в сторону и предложил магарыч за
темы сочинений и вопросы билетов.
И снова зашевелилась пока не осознанная мыслишка, а во время суббот-
ника оформилась четко и определенно. Он взялся за уборку чулана, вытащил
во двор и сжег в огромной железной печке три мешка ненужных бумаг, пред-
варительно пересеяв и отобрав прошлогодние билеты, а главное - целую ки-
пу шпаргалок, изъятых на экзаменах за последние годы.
Поскольку из разговоров в учительской он знал, что план выпуска под
угрозой, а значит, всех, кто есть в наличии, надо вытащить за уши и вы-
дать аттестаты, то смело открыл торговлю "вспомогательным материалом",
гарантируя на сто процентов успех его применения.
Наученный горьким опытом, действовал осторожно и осмотрительно: с яв-
ными разгильдяями дел не имел, только с обремененными семьями и работой
"взросляками", не способными из-за постоянной вечерней усталости осилить
школьные премудрости, страстно желающими получить аттестат, искренне
благодарными своему благодетелю и наверняка сумеющими удержать язык за
зубами.
Экзамены, как и следовало ожидать, прошли благополучно, радостные
"взросляки" пригласили его в ресторан для обмывания долгожданного доку-
мента, поблагодарили за помощь, похвалили за отзывчивость и чуткость,
только рябой Кошелев мрачнел с каждой рюмкой, а в конце сказал, тяжело
растягивая слова:
- Ты ж еще молодой, а что из тебя получится, когда вырастешь? По-мое-
му - большая скотина!
И даже попытался ткнуть своего благодетеля крупным, с оспинами ожо-
гов, кулаком в чисто выбритую и наодеколоненную физиономию, но другие
"взросляки" этого не допустили, а Золотов убедился в человеческой небла-
годарности и впредь решил иметь дело только с интеллигентными людьми.
Такими, как школьные учителя, которые тоже пригласили его на торжест-
венный вечер по случаю очередного выпуска и наговорили много приятных
слов, слушая которые Золотов в первый раз почувствовал, что он не тот,
за кого его принимают, и испугался на миг возможного разоблачения.
Но минутный испуг прошел, аттестат был хорошим, характеристики отлич-
ными да плюс рекомендация на работу в гороно методистом по вечерним шко-
лам.
Должность требовала высшего образования и педагогического опыта, а
предлагала скромный оклад и значительные хлопоты, преимущественно в ве-
чернее время, поэтому желающих занять ее не было. Но завгороно сделал
хорошую мину при плохой игре и сказал, что, хотя от специалистов-педаго-
гов отбою нет, он считает нужным взять молодого и энергичного парня; ибо
главное - желание работать, а опыт придет, и образование - дело нажив-
ное.
Стал работать: дело нехитрое, главное - понять систему, а потом вер-
тись себе между запросами и отчетами, указаниями и справками, жалобами и
актами проверок. Освоившись в канцелярской круговерти, Золотов легко
имитировал активность, удвоив количество входящих и исходящих бумаг и
накапливая их в аккуратных папках.
Начальство сразу оценило трудолюбие и деятельность нового работника,
на собрании аппарата его приводили в пример, в личных беседах обещали
направление в институт.
Тут-то и появился страшок - предвестник будущего большого страха.
Вдруг встретится в приемной заведующего со своей бывшей директрисой, или
столкнется в коридоре с Фаиной, или астматический прокурор окажется в
президиуме на совещании по проблемам предупреждения правонарушений среди
учащейся молодежи...
И поднимутся обличающие персты, и раскроются изобличающие уста, и
спадет пелена беспечности с начальственных очей, и обрушится праведный
гнев на голову обманщика и проходимца!
Нет, тот настоящий страх, с кошмарными снами еще не появился - ну
раскроется и раскроется, что с того? Выгонят со сторублевой ставки - и
черт с ними, не велика потеря! Но все же опасение было неприятным: слиш-
ком удачно все складывалось и достаточно много - он уже просчитал - обе-
щано в дальнейшем.
Решил подстраховаться, присмотрелся к своему непосредственному на-
чальнику - завсектором Собакину, вечно унылое лицо которого оправдывало
фамилию - старый усталый пес, чувствующий, что со дня на день его пустят
на шапку.
Подходил, показывал проекты справок и отчетов, советовался, расспра-
шивал о тонкостях работы. И вообще у Харитона Федоровича такой опыт -
десять лет вращался в "инстанциях", интересно услышать его мнение о
том-то, том-то и том-то, да и о жизни товарища Собакина было бы очень
поучительно узнать молодому, начинающему трудовой путь человеку.
Но Собакин глаза прятал, в разговоры не вступал, отвечал односложно,
а намек на собственное мнение воспринял как провокацию.
Золотов чуть ослабил хватку, но из клыков не выпустил, держал осто-
рожненько Харитона Федоровича за безвольную складку между шеей и затыл-
ком. Почему ты утром хмурый, как родственника схоронил, а притрусил к
кабинету, закрылся - и через пять минут другой человек? Рожа-то, конеч-
но, кислая, но озабоченность мрачную как рукой сняло!
А когда перехватили тебя как-то в коридоре - бумагу срочную подпи-
сать, так не подписал ведь: руки дрожали, ручка выпадала! А зашел к себе
пальто снять - дрожь и прошла...
Да, кстати, а почему тебя из "инстанций" поперли?
Короче, как-то под праздник скользнул к Собакину, бормотнул поздрав-
ления, булькнул круглым газетным свертком, аккуратно вложил в приоткрыв-
шийся кстати ящик стола, тот, как обычно, глаз не поднял, но прохрюкал
нечто одобрительное. Так и сошлись.
А через год с блестящей характеристикой да с направлением гороно пое-
хал за тридевять земель в пединститут, поступил вне конкурса на физвос
да сразу окунулся в общественную работу: то на собрании выступает, то в
общежитии дежурит, то буфет по профсоюзной линии проверяет, Золотов тут,
Золотов там, у всех на виду. Преподаватели им довольны, деканат, комитет
комсомола... Ба, да он и не комсомолец, как так? Потупился, объясняет:
формализму противился, меня на аркане тянули, для "галочки", а я из
принципа, может, конечно, и не прав был, да молодой, горячий... Повери-
ли, приняли.
Тогда и стал расти страшок, а вдруг да выплывет все, вдруг раскроет-
ся? Успокаивал себя: мол, далеко забрался, кто тебя здесь знает, а при-
дет время возвращаться - придумаем что-нибудь...
Он уже с самого начала определился: назад не возвращаться, здесь кор-
ни пустить! И способ придумал: в аспирантуру пролезть да зацепиться на
кафедре... Новое место, новая страница биографии, новая жизнь. А старой
вроде и не было!
Да только странное дело - так хорошо все начиналось, а потом не зала-
дилось, забуксовало. С учебой не клеилось: науки вроде немудреные, не
физика с математикой, шпарил на экзаменах правильные слова газетными
фразами, а преподаватели скучали и выводили серенькие "уды".
И в общественной деятельности не преуспел: суетился, гоношился, делал
волну, а интерес к нему вроде пропал - поручений не давали, почетными
местами обходили, из одних комиссий вывели, в другие комитеты не избра-
ли, к третьему курсу только и осталась одна нагрузка - член комиссии по
общественному питанию студенческого профкома.
Буфетчицы, правда, уважали, колбаску сухую оставляли, помидорчи-
ки-огурчики парниковые среди зимы, в столовой кормили сносно, не обсчи-
тывали - и то хорошо!
Хорошо, да мало. С преподавателями пытался сойтись поближе - на кон-
сультации приходил, расспрашивал о том о сем, пытливого студента разыг-
рывал - бесполезно. Выпросил однажды тему - сообщение на научной конфе-
ренции сделать, подготовил докладик - неделю в библиотеке сидел, высту-
пил, отбарабанил гладко правильные вещи, которые в учебниках, статьях и
монографиях вычитал, а ему стали дурацкие вопросы задавать, и выходило,
что ничего правильного он не сказал. Так и остался с носом, зря себе го-
лову морочил! И главное, что обидно: другие отсебятину несли, а им апло-
дировали, и преподаватели приглашали на кафедру, заинтересованно беседо-
вали, обсуждали что-то...
Нет, не везло Золотову, определенно не везло.
С кем хотел дружить - не получалось, липли всякие серые посредствен-
ности, одному скучно, так и сложилась у них своя компания. В ней-то он
верховодил, истории всякие рассказывал, в основном про дедушку-адмирала,
аж рты раскрывали. Правда, радости мало, иногда напоминал себе Ермолая и
осекался на полуслове - до того тошно становилось!
Да и с деньгами было туговато: стипендию не получал, отец и дед при-
сылали сотню-полторы в месяц, должно бы хватать, ан нет - у серых дру-
зейприятелей "капуста" водилась в изобилии, в преферанс резались, по ка-
бакам таскались, и он пыжился, тянулся, чтобы не отстать, потому еле
сводил концы с концами. Несколько знакомцев "крутились", делали деньги:
один джинсами приторговывал, другой заочникам курсовые изготавливал...
Но с явной уголовщиной Золотов связываться не хотел, а писать - не полу-
чалось, так и страдал, давая зарок, что в будущем еще возьмет свое.
К выпускному курсу мечты об аспирантуре развеялись сами собой, расп-
ределение получил по месту выдачи направления, и наступил день, когда
новоиспеченный учитель физвоспитания возвращался в родной город, и страх
уже прочно поселился внутри, глодал, жевал внутренности.
Теперь не отсидеться в методическом кабинете да в полупустых классах
вечерних школ, учитель с учителем не разминется, рано или поздно сведет
его судьба с Фаиной или еще с кем, и тогда...
Кинулся на старое место - там большие перемены: заведующий на пенсии,
а друг-покровитель Собакин Харитон Федорович в очередной раз шагнул вниз
и заседал теперь в горкоммунхозе на скромной должности рядового клерка.
Накачивая его в третьесортной забегаловке дешевым портвейном и слушая
сбивчивые сетования на несправедливость судьбы - раньше спроси, кто та-
кой Собакин, - ого-го! - Золотов тяжело размышлял над собственным неве-
зением: ступени лестницы, по которой он рассчитывал подняться вверх,
оказывались трухлявыми и подламывались одна за другой.
Но Собакин свою роль сыграл - позвонил новому завгороно, видно, его
имя еще связывали с авторитетом "инстанций", сделал открепление да в
горкоммунхоз устроил, по иронии судьбы на собственное место, ибо путь
вниз продолжался, и пересадили Харитона Федоровича ниже, казалось, неку-
да - заведовать захудалым парком, так что Золотов успел сделать ему нес-
колько нахлобучек за некачественные засевы клумб и неиспользование прог-
рессивных форм вертикального озеленения, пока Собакин не умер от внезап-
но приключившейся прободной язвы.
Золотов прекрасно прижился в горкоммунхозе - если бы все декоративные
посадки, которыми он заведовал, с такой же легкостью и быстротой пускали
обширные корни на новом месте, город давно бы превратился в цветущий
сад. Он пытался было подобрать ключик к своему начальнику, но тот ока-
зался строгим и непьющим, попытки к сближению пресек, и Золотов мгновен-
