чего не услышал, хотя по сторожкому повороту головы и внимательному при-
щуру можно было с уверенностью определить, что он четко фиксирует все
происходящее вокруг.
Очевидно, сейчас второму номеру просто было не до сержанта - медлен-
ное движение по узкой ночной улице представляло реальную опасность.
К тому же Сивцев понял, что получение объекта прошло не гладко: слиш-
ком долго возились и появились запыхавшиеся, возбужденные, и этот, осуж-
денный, помят здорово... А Кленов явно не в своей тарелке, да и разговор
Викентьева с ним милиционер-шофер краем уха слышал, хотя и не подал ви-
да.
Собственно, Феде Сивцеву было наплевать на то, как прошла передача
объекта и о чем подполковник Викентьев говорил с начальником тюрьмы.
Лично его это не затрагивало, а значит, никакого интереса не представля-
ло. Сейчас пятого номера больше заботила та часть работы, которую вскоре
придется выполнять ему самому. Даже при полном отсутствии впечатли-
тельности - все равно неприятно. Особенно если первый напортачит... И с
уборкой замучаешься, и перепачкаешься, чего доброго, как на мясокомбина-
те... Доплата этого не окупает. Интерес, какой-никакой, конечно, имеет-
ся: маскировка, ночные операции, да и причастность к делам, о которых
мало кто что знает. Но что за прок с того интереса? Федя Сивцев - мужик
с практическим складом ума, одной голой романтикой его не возьмешь. Но
причастность-то эта самая и пользу приносит. Сколько сержантов в райот-
делах и строевых подразделениях? Почти все по углам мыкаются, комнаты
снимают... А ему Викентьев уже давно малосемейку выбил! Или, скажем,
сколько человек из младшего начсостава путевки на летний отдых получают?
А сержант Сивцев и в Сочи отдыхал, и в Туапсе, и в Кисловодске, и в
этой, как ее, Паланге... Да и работу в управлении с райотделом или пол-
ком ППС не сравнить. А там глядишь - и комендантом могут назначить...
Так что ничего, нормально. Особенно если первый номер аккуратно сработа-
ет...
Сивцев вывел фургон на гладкое шоссе и с облегченным вздохом вдавил
педаль газа, разгоняясь до положенных девяноста.
Подполковник Викентьев тоже расслабился, хотя внешне это никак не
проявилось. Он служил в МВД достаточно долго, чтобы знать реалии, стоя-
щие за расхожей обывательской фразой "все в мире продается, все в мире
покупается". Передать "ксиву" на волю стоило двадцать пять рублей, свес-
ти на полчаса, будто случайно, подельников в одной камере или прогулоч-
ном дворике - пятьдесят, оставить в СИЗО на хозобслуге - триста, пере-
вести на поселение - пятьсот. Это по рядовым, ординарным делам, обыден-
ной хулиганке, краже, угону и прочей повседневной серости, не выделяю-
щейся из потока уголовных дел и не привлекающей пристального внимания
начальства, газетчиков, прокуроров, советско-партийных органов.
Нашумевшие дела имели другую таксу: тут уже выпорхнувшая за охраняе-
мый периметр записка или короткий разговор с соучастником могли стоить
сотни, а то и тысячи - в зависимости от степени "громкости" преступле-
ния, грозящего наказания и, конечно, материальных возможностей обвиняе-
мых.
"Расстрельная" статья резко взвинчивала все ставки. Глухим шепотом
поговаривали о набитых купюрами "дипломатах", переданных за то, чтобы
смертный приговор не был вынесен, либо вынесенный был изменен кассацион-
ной судебной инстанцией, либо неизмененный так и остался неисполненным
вследствие помилования. Слухи - они слухи и есть: примеры пойманных при
выносе писем контролеров имелись в изобилии, но ни один начиненный
деньгами кейс ни разу не материализовался в качестве вещественного дока-
зательства по уголовному делу о коррупции в высших эшелонах судебной
власти.
Хотя бывало, что ожидаемый всеми приговор к исключительной мере без
видимых оснований действительно смягчался, или неожиданно отменялся вы-
шестоящим судом, или вдруг заменялся лишением свободы в порядке помило-
вания. Это могло быть вызвано гуманизмом и осознанием ни с чем не срав-
нимой ценности человеческой жизни, или обычной бюрократическо-чинов-
ничьей перестраховкой, или иной оценкой материалов дела, но испорченные
знанием оборотных сторон жизни люди неминуемо вспоминали о тех самых
эфемерных "дипломатах".
Подполковник Викентьев хорошо знал изнанку жизни, но вместе с тем
считал, что не каждого можно купить. И даже когда в принципе такая воз-
можность имеется, ее далеко не всегда удается реализовать. Значит, не
исключена вероятность того, что друзья смертника, не добившись нужного
результата, попытаются изменить ход событий на стадии исполнения приго-
вора. Подкупить всех членов спецопергруппы "Финал", включая прокурора и
врача, - задача совершенно нереальная. Но то, что нельзя купить, почти
всегда можно отнять. Содержимое "дипломата" позволит нанять головорезов
для нападения на спецмашину. И хотя группа строго законспирирована, день
и время перевозки известны чрезвычайно узкому кругу лиц, "хлебный фур-
гон" надежно бронирован и имеет автоматическую подкачку скатов, Ви-
кентьев в любой момент ожидал удара. Пока они катились по окраинным
улочкам Степнянска, будто специально предназначенным для засады, у под-
полковника вспотела спина и затекли напряженные мышцы шеи. И лишь когда
фургон выехал на межгородскую трассу и набрал положенную скорость, руко-
водитель спецопергруппы перевел дух и откинулся на спинку сиденья.
Разговор с Кленовым разбередил душу и всколыхнул старую обиду. Он
возглавлял "семерку", считался лучшим начальником в южном регионе и по-
лагал, что звание это заслуженное. Действительно: план давал всегда, хо-
тя рабочих мест в производственных цехах было гораздо меньше лимитной
численности осужденных, а лимит в те времена постоянно превышался. Ви-
кентьев сумел организовать работу в три смены. Каждый, кто представляет
специфику ИТУ, знает, что это значит. Особый режим работы вольнонаемного
состава и конвойных подразделений, дополнительные противобеговые мероп-
риятия, получение специальных разрешений в министерстве, утряски и сог-
ласования, наконец, сопротивление самой "рабсилы", у которой срок идет и
так и так: спишь ночью, как положено правилами внутреннего распорядка,
или пашешь на хозяина... Все пробил, утряс, согласовал, да и охраняемый
контингент не пикнул - пошел в ночную! Из многих колоний приезжали за
опытом в ИТК-7, только руками разводили.
А чего, спрашивается, удивляться? У него порядок был. Он, а не паха-
ны, держал зону. Как и положено хозяину. Со всеми вновь поступающими
лично беседовал, а если в этапе оказывался "авторитет" - времени не жа-
лел, несколько раз наедине встречался, объяснял: амба, поблатовал на во-
ле, повыступал в других зонах, а сейчас пришел к Викентьеву, слышал не-
бось? А раз слышал, делай выводы. Дави понт себе в бараке, держи свой
"закон", пусть тебе "шестерки" носки стирают - твое дело. Но преступле-
ний чтоб в отряде не было! И еще: с активом не ссориться, "наседок" не
выявлять, администрацию слушать. Хочешь нам помогать - пожалуйста, при
случае и мы тебе поможем. Но мешать - остерегись. Командует в зоне, ми-
лует и карает один человек - начальник. Забудешь - пеняй на себя!
В преступном мире все про всех знают, каждому цена определена. И про
зону Железного Кулака известно: там не разгуляешься, слово скажешь в от-
ряде, а хозяин слышит, отпетушил фраера ночью - утром в штрафной изоля-
тор, на пониженную норму питания, да под дубинки прапорщиков, а то и на
раскрутку пойдешь, новый срок наматывать. И на камерное содержание пере-
водили пачками, и в тюрьму, и на особняк. Потому когда беседовал Ви-
кентьев с очередным вором в законе, уставясь немигающим холодным взгля-
дом да выложив перед собой огромные кулаки, то чаще его понимали.
Так что порядок в зоне был, хотя многочисленные нарушения, которые
обычно начальники старательно замалчивают, изрядно портили отчетность.
Но главный бог любой зоны - производственный план - надежно защищал Ви-
кентьева от оргвыводов. К тому же тяжких преступлений и громких ЧП в его
колонии не происходило, именно потому, что мелочевка не загонялась в
глубь колонийской жизни, а следовательно, не нагнеталось в тускло осве-
щенных ночных бараках то страшное напряжение, которое прорывается ка-
ким-нибудь тройным убийством или массовым побегом.
Как настоящий хозяин, Викентьев чувствовал себя уверенно и держался
со всеми соответственно, для руководства тоже исключения не делал. На
этой почве и произошла размолвка с начальником УИТУ Голиковым, тот неза-
висимость в подчиненных не любил, всегда умел одернуть, "поставить на
место", а тут не вышло: характер на характер, коса на камень...
Может, и не связано одно с другим, но когда после группового непови-
новения из "двойки" выводили зачинщиков и активных участников беспоряд-
ков, основное ядро - одиннадцать человек - поступило в "семерку". С од-
ной стороны - а куда еще - лучшая колония края, сильный руководитель, к
тому же зон строгого режима поблизости больше не было... А с другой -
можно было разогнать их поодиночке по всей стране, мороки, правда, по-
больше, зато судьбу не испытывать, не проверять на прочность начальника
ИТК-7.
Как бы то ни было, прибыло к Викентьеву сразу три вора в законе, да и
остальные восемь не подарок - за проволокой больше прожили, чем на воле.
С первых бесед стало ясно - быть беде. Один Хан чего стоил - его давно
надо было на луну отправить, когда семь разбоев да убийство доказали,
так нет - отвесили тринадцать лет, а в колонии он много чего сотворил,
только свидетелей никогда не было либо кодда на "мужиков" его дела наве-
шивала. Он напрямую Викентьеву сказал: "Я, начальник, всегда зону держал
и здесь буду. Пугать меня не надо, я сам кого хошь испугаю. И разговоры
задушевные я с ментами не веду. Отправляй в барак, спать лягу, на этапе
не выспался..." Лениво так сказал и зевнул, сволочь, обнажив грубо обра-
ботанные стальные коронки, торчащие из серых десен. И сидел развалив-
шись, глядя в сторону, будто капризный проверяющий из министерства, - не
отоспавшийся в мягком купе, а потому откладывающий на какое-то время
предъявление чрезвычайных полномочий, в числе которых может оказаться и
предписание об отстранении от должности нерадивого начальника колонии.
Викентьев молча встал, неторопливо обошел стол, почти без замаха уда-
рил. Мощный кулак, как кувалда скотобойца, обрушился на стриженую башку,
и Хан загремел костями по давно не крашенному полу. Так же неторопливо
Викентьев вернулся на место, заполнил нужный бланк, подождал, пока расп-
ростертое тело зашевелилось.
- Круто солишь, начальник. - Хан с трудом сел и, обхватив голову ру-
ками, раскачивался взадвперед. - Круто солишь, как есть будешь?
Узкие глаза настороженно блестели, возможно, он понял, что с Железным
Кулаком не стоило так боговать, но обратного хода не было: вор в законе
должен отвечать за произнесенное слово, а не брать его назад. Иначе ав-
торитет лопнет как мыльный пузырь.
- Твоя забота - тебе хлебать-то, - равнодушно сказал Викентьев и дви-
нул вперед заполненный бланк. - Ознакомься и распишись: шесть месяцев
камерного содержания.
- Да за что?! - Хану не удалось сохранить соответствующую его положе-
нию невозмутимость. - Я тут еще в барак не вошел!
- Спать в дневное время собирался? - вопросом на вопрос ответил Ви-
кентьев. - Блатной закон устанавливать хотел? Начальнику хамил? Вот и
получи аванс!
- За то, что "хотел", - на камерный режим? Беспредел, начальник! Как
бы кому-то плохо не было. - Презрительно кривя губы. Хан подписал поста-
новление и хотел сказать что-то еще, но Викентьев перебил:
- Я знаю, кому плохо будет. Да и ты небось догадываешься. А в камере
подумай - к кому ты на зону пришел!
