так может уцепиться за что угодно, например: вместо табельного оружия
используется бандитский пистолет, или: врач не измеряет пульс и не про-
веряет зрачковую реакцию у расстрелянного, или... Да мало ли что можно
отыскать, чтобы раздуть кадило!
- Я вас понял, Степан Васильевич, - примирительно сказал подполков-
ник. - Не сдержался.
- Да и я вас понимаю, - более мягко произнес Григорьев. - Но ведь это
такое дело, что если перегнуть палку, то получится не исполнение право-
судия, а какая-то подвальная расправа... На это все время и намекает наш
доктор.
- Меньше слушайте, - отмахнулся Викентьев.
- Но в одном он прав, - продолжил Григорьев. - Суд выносит высшую ме-
ру тем, кто перешел последнюю грань допустимого среди людей. Но когда ее
исполняешь, можно незаметно и самому заступить за черту. И чем тогда бу-
дешь отличаться от приговоренных?
В темноте лица прокурора видно не было, но Викентьев очень отчетливо
его представлял.
- Иногда мне кажется, что доктор оттого ерничает и задирается, что
больше нас понял...
Викентьев молчал. На территории "Прибора" залаяла собака.
- Не задумывались об этом?
- Нет, - грубо ответил второй номер. - Если каждый станет умствовать,
некому будет общество от зверья очищать. Чистеньким, конечно, хорошо ос-
таться, только так не бывает, чтобы дерьмо убрать и не вымазаться. А в
говне жить негоже. Значит, кому-то приходится...
Они разговаривали вполголоса, и человек за забором не мог разобрать
ни одного слова.
Когда Викентьев с Григорьевым вернулись в комнату, спирт был уже вы-
пит. Викентьеву оставили полстакана и огурец, но он раздраженно понюхал
и выплеснул стакан за порог.
- С чего ты его сцеживаешь у себя в морге?
Буренко обиженно отвернулся.
- Какая разница, он же все микробы убивает, - примирительно сказал
Иван Алексеевич и озабоченно свел брови.
- Я вот говорю, давно надо печку сложить гденибудь в уголке, нас-
колько проще станет работать... И ребятам не надо будет голову морочить
всю ночь... Вы бы похлопотали, Степан Васильевич...
- Какую печку? - переспросил прокурор.
- Да крематорий! Сколько лет говорим, сколько лет собираемся... Не-
большой, нам-то много не надо...
- Пусть УВД делает, - брезгливо ответил Григорьев. - Прокуратура над-
зирает за исполнением приговора. А что происходит потом - не в нашей
компетенции!
Он резко встал, нервно дернул перекошенным плечом, огляделся зачем-то
по сторонам.
- Все, поехали! Больше мне здесь делать нечего.
Слово "мне" прокурор выделил, словно так можно было отгородиться от
происшедших событий.
Глава одиннадцатая
Первой из точки исполнения выехала серая "Волга".
Григорьев кособочился рядом с водителем в прежней позе, а Буренко
вольготно лежал сзади, беспрепятственно задрав на сиденье согнутую ногу,
потому что Ромов, белея пластмассовыми зубами, придерживал тяжелую
створку ворот и прощально помахивал поднятой до уровня плеча ладошкой.
За рулем теперь сидел Викентьев, так как шестой номер спецгруппы "Финал"
Петя Шитов прогревал двигатель белого медицинского "рафика" с матовыми
стеклами и грибообразной трубой вытяжной шахты на крыше.
- А Иван Алексеевич как же? - спросил Попов, которого Сергеев посадил
вперед, подальше от зловещего брезентового свертка.
- Тут заночует, - отозвался майор. - Боится к старухе среди ночи при-
ходить... У него здесь и раскладушка, и матрац, и бельишко...
"Рафик" выкатился из первого бокса и скользнул за ворота, мимо улыбки
и прощального жеста первого номера.
- Я б здесь ни в жизнь не остался, - убежденно сказал Сивцев, сидящий
напротив Сергеева по другую сторону носилок. - Ни за какие деньги!
- И за тысячу? - хмыкнул Шитов.
- Ни за сколько. Уж лучше на кладбище переночевать.
Попов погрузился в полудрему, и голоса сержантов, вяло обсуждавших
сравнительную опасность живых и мертвецов, доносились до него, как
сквозь слой ваты.
Труповозка ходко промчалась по пустынному Магистральному проспекту,
пронизала спящие кварталы Северного микрорайона и неслась дальше, в те-
мень, где раскинулось городское кладбище, принимавшее ежедневно со-
рок-пятьдесят, а в промозглые осенние дни, когда обостряются хронические
заболевания и вспыхивают неизбежные эпидемии гриппа, до восьмидесяти-ста
постояльцев.
Вопрос о строительстве необходимого миллионному городу крематория
стоял давно и, как большинство вопросов, не решался, кварталы могил рос-
ли быстрее, чем городские новостройки, отхватывая новые гектары пахотных
земель у некогда богатого, но в последние годы захиревшего совхоза "При-
городный". Здесь был свой центр и свои окраины, престижные и бросовые
районы, своя архитектура, свои порядки, свой уклад... Социальное нера-
венство после смерти проявлялось так же, как и при жизни, даже нагляд-
нее.
Несколько лет назад на Аллее Славы с почестями похоронили бывшего об-
ластного начальника, осужденного по нашумевшему "торговому" делу и умер-
шего в колонии. Эта история попала в газету и на телеэкраны, разразился
скандал, устроители и участники пышных похорон были показательно лишены
должностей и партийных билетов, а сам скандалиозный покойник перенесен
чуть в сторону от праха не потерявших при жизни официального уважения
мертвецов, оставшись, впрочем, в престижном центральном квартале.
Заодно с бывшим начальником пострадал и неизвестный широкой общест-
венности кавказский человек, который ответственных должностей не зани-
мал, под судом и следствием не состоял и умер тихо, не привлекая ничьего
внимания, но уже после этого позволил себе воплотиться в скульптуру из
чугуна, выполненную в натуральную величину, и усесться на высокий поста-
мент в непринужденной, даже несколько вальяжной позе.
Волна возмущения обойти его, конечно же, не могла, мгновенно окрести-
ла усопшего не то крупным цеховиком, не то вором в законе, и чугунную
фигуру с непропорционально короткими ногами и большой головой огородили
огромным жестяным щитом с грубо намалеванной схемой Северного кладбища.
Щит быстро проржавел, за ним столь же быстро образовалась свалка, и
только через пять лет чугунного цеховика освободили, успокоив обществен-
ное мнение тем, что постамент укорочен на полметра. Памятник и вправду
казался ниже - то ли действительно опустили, то ли сказывался психологи-
ческий эффект восприятия после пятилетнего осквернения.
Все эти страсти разыгрывались в центральной части кладбища, рядом с
конторой, куда и вело сворачивающее налево шоссе, но Шитов поехал прямо,
по накатанному проселку. Местные власти несколько раз перекрывали эту
дорогу стальной трубой или вкапывали рельсы, и Викентьев немало походил
по исполкомовским и коммунхозовским коридорам, чтобы законным путем уст-
ранить препятствие. Но найти концы ему так и не удалось: в многочислен-
ных кабинетах никто не брал на себя ответственность за самодельный шлаг-
баум. Плюнув, Викентьев дал пятерку шестому номеру, и тот, пригнав
бульдозер, за пару минут своротил трубу, а в другой раз выкорчевал
рельсы.
Сейчас "РАФ" беспрепятственно проехал на территорию кладбища, оказав-
шись в северо-восточном квадрате, самом отдаленном от здания администра-
ции и домика сторожа. Новый район. Обычная степь с небольшими, еще рых-
лыми холмиками, лишь изредка фары выхватят пирамидку стандартного жестя-
ного обелиска. Впрочем, роскошных мраморных склепов здесь не будет ни-
когда - это бедные кварталы. Окраина есть окраина...
По неровной дороге труповозка углубилась в город мертвых, скатилась в
ложбину, заваленную горами мусора: каркасами венков, почерневшими бумаж-
ными цветами, обрезками полусгнивших досок. Шестой номер был здесь днем
и потому уверенно находил нужные повороты и затормозил тоже там, где
требовалось: у узкой глубокой ямы с осыпающимися стенками.
Все произошло очень быстро. Федя Сивцев поднял заднюю дверь фургона,
выдвинул носилки навстречу подоспевшему Шитову и, выпрыгнув наружу,
подхватил их со своей стороны. Через мгновение шестой и пятый номера
оказались у ямы и синхронным движением вывалили брезентовый сверток в
черную щель. Раздался глухой удар, посыпалась земля. Сержанты загребали
прямо носилками, словно огромной лопатой с четырьмя ручками.
- Что, инструмента нет? - зло спросил Сергеев и выругался.
- Да так быстрее, - отозвался Шитов, но всетаки сходил за лопатой.
Попов подумал, что если бы Кадиев был лодырем и прогульщиком или даже
самым последним пьяницей и бродягой, схоронили бы его пристойней: при
дневном свете, пусть в грубом, из неструганых досок, но в гробу, с ка-
ким-никаким сочувствием и напутственными словами. Став Удавом, он поста-
вил себя за пределы человеческих отношений.
В изголовье засыпанной ямы шестой номер воткнул табличку с надписью:
"Неизвестный мужчина". Сев за руль, он вытер руки куском ветоши и буд-
нично сказал:
- Все, одним гадом на свете меньше.
Попова покоробило, но вдруг он совершенно отчетливо понял, что больше
имя Удава не появится в оперативных сводках и спецсообщениях: он не зах-
ватит заложников, не уйдет в побег, никого не изнасилует и не убьет.
Сквозь тупое оцепенение он почувствовал облегчение и, повернувшись к
Сергееву, бодро сказал:
- Ну что, по домам?
Тот посмотрел внимательно и подмигнул.
"РАФ" ехал по городу - обычная санитарная машина, развозящая выпол-
нивших ответственную, тяжелую и нервную работу, усталых и оттого молча-
ливых людей.
Валентина привыкла к заполночным возвращениям мужа, а к отгулам - нет
и потому удивилась, что он не поднялся по будильнику. Валера отошел от
болезненного сна только к обеду, но чувствовал себя бодрым и отдохнув-
шим. Происшедшее накануне против ожидания не тяготило его, как будто
привиделось во сне или происходило с кем-то другим. Он провел день в
непривычном безделье, а к вечеру жена послала за хлебом и молоком. Хлеб
Валера купил и под мелким моросящим дождем обошел молочные магазины, так
как последний раз ходил за продуктами года три назад и не знал, что все
молочное раскупают еще до десяти утра.
Домой он вернулся раздраженным, но, переступив порог, остолбенел,
враз забыв диалоги с желчными продавщицами: прямо посередине коридора
стояла пара галош с новой розовой подкладкой, допотопных галош, которые
уже никто не носил и которые вчера дважды слетали с босых ног Удава.
Сознание подернулось странной пеленой, показалось, что сейчас из комнаты
выйдет Удав с замотанной головой, но вышел наставник молодых Иван Алек-
сеевич Ромов, со своей доброй пластмассовой улыбкой.
- Ну здорово! - захихикал он, но сразу согнал улыбку. - Да чего с то-
бой, Валера? Плохо, что ли, стало?
- Галоши! - ткнул пальцем Попов. - Откуда галоши?
- Да мои галоши, дурачок! - Ромов хлопнул руками по бокам. - Надо же,
что умудрил! В галошах, если хочешь знать, самое милое дело: и ноги
всегда сухи, и разуваться не надо...
Наполеон говорил что-то еще, но Валера не слушал, пелена растаяла, но
осталось неприятное чувство, будто только что он чудом избежал падения в
глубокий черный колодец и сейчас стоит еще у зияющего провала.
- Ну, чего гостя в коридоре держишь? - выглянула из кухни разрумянив-
шаяся Валентина. - Я уже на стол собрала, премию обмыть...
- Какую премию? - машинально спросил Попов, протягивая жене пакет с
хлебом.
- А вот Иван Алексеевич принес - шестьдесят рублей! - Валентина выну-
ла из кармашка фартука новенькие десятки. - Как раз кстати, Настасье
долг отдадим...
Попов понял, что радость жены связана с тем жутким ощущением, которое
только что охватило все его существо, но все же вопросительно взглянул
на Наполеона. Тот чуть заметно кивнул.
- Пойдем, Валерочка, я для расслабления бутылочку захватил, все в по-
рядке, все хорошо... А распишешься у Михайлыча в ведомости послезавтра,
