с наглыми самоуверенными дворнягами, понадеявшимися взять численным пре-
восходством.
Как при замедленной съемке. Удав клонился вперед, захватив руки чет-
вертого прапорщика, и тот неспешно отрывался от земли, чтобы, кувыркнув-
шись через голову, занять место рядом с товарищами. Кленов медленно пя-
тился назад, к торцовой стене, на лице его была написана явная растерян-
ность, рот открывался, выкрикивая знакомое слово, разобрать которое Ва-
лера почему-то не мог.
Викентьев и Сергеев с двух сторон надвигались на Удава, взгляд второ-
го номера и оскал третьего были самыми страшными во всем происходящем.
Попову показалось, что положение безвыходное: если даже поднимется
то, о чем кричал Кленов, а он наконец разобрал это слово - "тревога",
никто не сможет проникнуть в наглухо задраенный каземат особого корпуса,
а мятый капитан, конечно, не заменит всего дежурного наряда. Взбесивший-
ся, вычеркнутый из числа живых Удав, которому нечего терять, передушит
всех в этом вонючем душном коридоре...
Бежать!
Попов вроде бы убегал, но Удав, перебрасывающий через себя четвертого
прапорщика, приближался, укрупнялась его бритая голова, оскаленный рот,
висок, левый бок под задранной напряженно рукой... Висок и левый бок ви-
делись особенно четко, но тут события закрутились в обычном темпе: пра-
порщик грохнулся об пол, Удав мгновенно выпрямился и пырнул Сергеева в
глаза, растопыренные пальцы, встретив стекла защитных очков, неестест-
венно вывернулись, Викентьев пушечно всадил кулак в бочкообразный торс
осужденного и поймал его за руку. Необычно - одновременно рукой и ногой
ударил Сергеев...
Вернулись и звуки: мягкий шлепок упавшего тела, треск выбитых
пальцев, гулкие удары, крик "тревога! ", перекрывающий его приказ "не
стреляй! ". Попов не понимал, к кому обращена эта команда: прапорщики
явно не собирались стрелять, да и вообще совершать каких-либо осмыслен-
ных действий, и Кленов, продолжая кричать: "Тревога! ", вцепился в уши
Кадиева, запрокидывая назад голову, чтобы лишить равновесия, а Сергеев
двумя руками выкручивал Удаву левую руку.
Висок и левый бок Кадиева исчезли из поля зрения, и это почему-то вы-
зывало досаду. Попов хотел отжать ему подбородок, но что-то мешало, ока-
зывается - пистолет, уткнувшийся стволом в исцарапанную шею, когда и за-
чем он его вынул?
- Помогай! - сквозь зубы процедил Викентьев, медленно заводивший пра-
вую руку Удава за спину.
- Давай, Валера! - сдавленным от напряжения голосом просил Сергеев,
справляющийся с левой рукой смертника.
Попов сунул пистолет в карман, схватил широкую кисть Кадиева, вывер-
нул ее на излом, правая рука прекратила сопротивление, и второй номер
завернул ее почти к бритому затылку.
- Не то! Наручники... - чуть свободней сказал Викентьев.
Попов метнулся в сторону, поднял тяжелую железяку, откинул скобы ам-
барных замков.
Щелк! - широкое, поросшее волосами запястье зажала толстая полоса
стали.
- Теперь вторую...
Раздался еще один щелчок.
- Все! - выдохнул Викентьев. - Здоровый слон! Ну ничего, эти не сло-
мает.
Дверь в отсек смертников распахнулась.
Дежурный капитан с пистолетом в руке молодецки ворвался внутрь, мгно-
венно оценил обстановку и спрятал оружие в кобуру.
- Готов? А я объявил тревогу...
Следом, сутулясь, вошел пожилой прапорщик с поста у входа в особый
корпус. Его вид сводил на нет старания капитана изобразить готовность к
решительным действиям.
- Дайте отбой и проверьте камеры! - приказал Кленов, обозначая свое
участие в стабилизации обстановки.
Удав сидел на полу с заведенными назад руками и утробно икал.
- Я вас зубами порву, петухи сучьи! - проговорил он сквозь икоту. -
Хер меня на луну отправите!
В голосе была такая убежденность, что Попову стало не по себе.
Мятый капитан впечатлительностью не отличался.
- Сдохнешь, куда ты денешься, - сказал он и саданул Удава что есть
силы по голове. Раздался звук, будто ударили по тыкве. - Тебе по земле
нельзя ходить. Не вынесет тебя земля-то...
Капитан замахнулся еще раз, но Викентьев перехватил руку.
- Все! - отрезал он и сделал запрещающий жест трем пострадавшим пра-
порщикам, которые немного оправились и явно собирались взять реванш.
- Все, я сказал! Передача состоялась!
- Жаль... Остался бы у нас на ночь, - массируя челюсть, невнятно про-
изнес самый здоровый и выплюнул кровавый сгусток.
- Испугал, сучий потрох! - Удав сильно кренился на правый бок, но су-
мел изобразить перекошенным ртом презрительную улыбку. - Мешок с говном,
вот ты кто! Я б тебе все бебихи отбил, как мне эти волкодавы!
Скрючившись, он шлепнулся на бетон.
- Жаль! - повторил здоровяк и под пристальным взглядом Викентьева не-
хотя шагнул назад.
- Ничего, сколько ему... - успокаивающе проговорил пожилой с выраже-
нием безграничной притерпелости на лице. - Все равно уж...
Он дал понюхать нашатыря четвертому прапорщику, который ударился о
стену и сейчас оглушенно потряхивал головой, тяжело приходя в себя. По-
том подобрал резиновую галошу и, подойдя к лежащему на боку Удаву, надел
ему на босую ногу.
- Вот теперь порядок...
- Ну что? - безразлично спросил Кленов, глядя куда-то в сторону.
Викентьев взял Удава за шиворот, рывком посадил. Тот застонал.
- Падла, ребро сломал...
- А ты думал, тебя шоколадками угощать будут? - нехорошим голосом
спросил второй номер и приготовился поставить Удава на ноги.
- Вы бы ему и ноги заковали, чтоб не дергался, - посоветовал пожилой
контролер. - Все спокойней будет. Дорога неблизкая...
- Какая еще дорога? - сверкнул глазами Удав.
- Верно, - согласился Викентьев. - Давайте "браслеты"...
И, наклоняясь вместе с Сергеевым к Удаву, вполголоса бросил Попову:
- Двадцать один.
На условном, чтобы не понимал объект, языке это означало "контроль
головы". Но Попов забыл про существование кода и не двигаясь смотрел,
как второй и третий номера пытаются замкнуть не приспособленные для это-
го наручники на волосатых щиколотках объекта. Смысл команды дошел до Ва-
леры, когда голова Удава метнулась к горлу Сергеева. Тот успел дер-
нуться, и зубы смертника впились в ключицу. Майор охнул.
- Ах, сволочь! - Попов рванулся оттащить Удава, но руки соскальзывали
со стриженой, мокрой от пота головы.
- Сейчас, Саша. - Викентьев вцепился в лицо смертника, сдавил. Челюс-
ти медленно разжались.
Сергеев сунул руку под рубашку.
- До крови! Чуть кость не перегрыз. И как такого волка можно было по-
миловать! О чем они там думают!
Майор схватился за кобуру.
- К черту наручники! Что мы его, на руках нести будем? Если еще раз
дернется, я его пристрелю, и плевать на все помилования! Мне за такого
гада самое большее - выговор объявят!
Порыв второго номера был страшен, и усомниться в его искренности мог
только тот, кто знал, что в кобуре "пээма" находится всего лишь безобид-
ная деревяшка.
- И правильно. - Викентьев демонстративно отдал наручники пожилому
прапорщику и так же демонстративно расстегнул кобуру. - При нападении на
конвой имеем полное право! Встать!
- Кого помиловали? Меня? Вы, суки, меня помиловали? - щерился Удав,
которому очень хотелось поверить в такое невероятное событие. - Да я от
вас ничего хорошего в жизни не получал. Кровососы паскудные!
Он бормотал ругательства, но шел спокойно, заметно скособочившись и
прихрамывая. Когда его вывели в отделанный кафелем "отстойник" к хлебно-
му фургону с распахнутой дверцей, призрачная надежда окрепла.
- Забираете? Значит, не фуфло прогнали?
Удав суетливо забрался вовнутрь, протиснулся в крохотную камеру. Сре-
ди осужденных заблуждение о месте исполнения приговоров было стопроцент-
ным. Побывавшие в Степнянской тюрьме клялись на этапах, пересылках, в
колониях и потом на воле, что своими ушами слышали те выстрелы.
Щелкнул замок камеры, третий и четвертый номера заняли свои места,
затем Викентьев захлопнул бронированную дверь спецавтозака.
- Теперь давай журнал, - чуть снисходительно сказал он Кленову и,
наклонившись над маленьким столиком, произвел запись о получении осуж-
денного. Взглянув на часы, проставил время: час сорок пять. - Видишь,
сколько провозились, - тем же слегка снисходительным тоном продолжал он.
- На эстрадное представление ты опоздал. И я был бы хорош, если бы рас-
писался в ноль тридцать за то, что Кадиев уже в машине.
- Можно подумать, это имеет значение, - вяло огрызнулся Кленов.
- Могло иметь, - обычным жестким голосом отрубил Викентьев. - Знаешь,
в каком случае?
Начальник Учреждения КТ-15 молчал.
- Если бы в час двадцать мы застрелили его в коридоре особого корпу-
са!
- Будешь писать рапорт?
- Обязательно. И информацию в наш бюллетень. Твоя дежурная смена не
готова к серьезной работе.
Викентьев захлопнул журнал.
- Ладно, будь. Мы и так задержались, - он шагнул к фургону.
- Через полгода мне получать полковника, - глядя в кафельную стену,
нехотя сказал Кленов. - Соответственно продляется и срок службы. А если
нет - уже следующей осенью я пенсионер.
Викентьев остановился.
- Когда я вылетел из начальников колонии, мне оставался месяц до пол-
ковника. И те, кто решал со мной вопрос, прекрасно об этом знали. А на
теперешней должности "потолок" третьей звезды не позволяет. Выслуга
есть, возраст вышел, перспектив на продвижение - ноль. Значит, что?
- Пенсион? - спросил Кленов у кафельной стены.
- Нет. Но только по одной причине. - Викентьев за плечо развернул на-
чальника тюрьмы лицом к себе. - Мне нет замены. Ты сам знаешь, что в на-
шу группу трудно подобрать нового человека. Особенно на место руководи-
теля. А раз я незаменим - отставка мне не грозит. Правда, здорово? Вот я
и должен заниматься этим дерьмовым делом.
Викентьев сделал рукой жест, охватывающий белое пространство "отстой-
ника" и угол хлебного фургона, где находилась камера с Удавом.
- Да еще втягивать молодых ребят, калечить им души! - На этот раз Ви-
кентьев указал на другую часть фургона. - И знаешь, что противно? Все
думают, будто мне нравится исполнение! Будто у меня натура такая!
Викентьев снова шагнул к фургону, распахнул дверцу кабины, обернулся.
- А самое страшное - я действительно привык... - Он смотрел Кленову
прямо в глаза. - И они привыкнут.
Второй номер ткнул пальцем за спину. Водитель истолковал его жест
по-своему и включил двигатель.
Викентьев легко запрыгнул в кабину.
- Так что разжалобить меня трудно. - Он поманил Кленова, наклонился к
нему. - Но рапорта я писать не люблю. И пока соберусь, представление на
тебя наверняка успеют отправить. А ты надери задницы своим олухам. Се-
годня мы делали их работу, а у нас еще и своя. Ребят жалко... Слышал,
что у Фаридова психическое расстройство? Вот так и живем, добавлять нам
не надо. Открывай ворота!
Викентьев выпрямился, бросил быстрый взгляд на Федю Сивцева: не расс-
лышал ли за гулом того, что говорилось почти шепотом и для его ушей не
предназначалось. Лицо пятого номера было безразличным.
- Трогай! - скомандовал руководитель группы.
Хлебный фургон задом выкатился из белого кафельного куба в черноту
ночи.
Глава девятая
Снова поскрипывали рессоры на рытвинах и ухабах, фургон раскачивался,
сержант Сивцев напряженно вглядывался в разбитую дорогу, которая под ко-
сыми желтоватыми лучами фар казалась еще менее проезжей, чем была на са-
мом деле. Сняв передачу и притормозив, чтобы плавно перекатиться через
плохо засыпанную канаву, он в очередной раз обнаружил, что ошибся и чер-
ная полоса поперек дороги - это всего-навсего тень от асфальтового нап-
лыва.
- Твою мать! - вырвалось у водителя, и он тут же скосил глаза вправо:
Викентьев не любил проявлений несдержанности. Но подполковник будто ни-
