подписью и огромной, в полтора раза больше обычной, печатью. Попов поду-
мал, что именно эта бумага придает необратимость решению суда.
Смертник прохрипел и Покачал головой.
- В помиловании вам отказано, приговор будет приведен в исполнение
немедленно! - грубо сказал Григорьев, не сумев выдержать отстранен-
но-безразличного тона, и, подняв голову, с вызовом посмотрел на смертни-
ка.
Попов напрягся.
- Не надо, - просипел Удав. - Это не я... Оговорил себя, заставили...
Сейчас всю правду скажу... Ловите тех, настоящих...
Голова у него тряслась, по щекам лились слезы. Раздался звук - будто,
придерживая пробки, кто-то открыл несколько бутылок шампанского. В под-
вале завоняло испражнениями.
- Обосрался, сволочь, - холодно сказал Викентьев, и Валера Попов по-
нял, что именно он будет исполнять приговор. - Значит, жить хочешь... А
те, кого убивал, - не хотели?
- Не я-я-я, ва-а-а, - бессвязно мычал Удав. У него вдруг началась
сильная икота, так что дергалось все тело.
У Попова закружилась голова. Больше всего на свете ему захотелось
оказаться за много километров от страшного подвала и начисто забыть о
событиях сегодняшней ночи. Но это было невозможно. Поэтому он хотел,
чтобы все кончилось как можно скорее.
Сергеев развернул икающего Удава, и вцепившийся в ватную руку Попов
повернулся вместе с ним, оказавшись перед проемом, ведущим в еще одну,
совершенно пустую комнату. Он понял, что Удава надо завести туда. Зажа-
тый между третьим и четвертым номерами смертник не сопротивлялся, но,
когда переступил порог и под ногами запружинили опилки, он уперся.
- Подождите, хоть минутку дайте! Минутку пожить! Что вам стоит?!! -
Удав почти визжал.
Сергеев рывком сдвинул его на метр вперед, и Попов качнулся следом, с
трудом удержавшись на ногах. Перед глазами все поплыло.
- Двадцать шесть! - сказал Сергеев, но Валера его не понял, и тот
раздраженно крикнул: - Отстранись подальше!
Не выпуская ватную руку, Валера шарахнулся в сторону, в тот же миг
раздался негромкий треск, словно кто-то чихнул или откашлялся два раза
подряд. Удав повалился вперед и дернул ногами. Резиновая калоша отлетела
к стене, по гладкой розовой подкладке было видно, что она почти новая.
Попов перевел дух. Все! Трупов он навидался, а самое страшное - позади.
Хотя... Он понял, что боится обернуться и увидеть Викентьева. Да и всех
остальных... Удав дернулся еще раз.
- Готово, - деловито сказал знакомый голос. - Иди, дохтур, удостове-
ряй...
Периферическим зрением Попов увидел обтянутую защитной тканью руку,
которая сноровисто, одним движением задрала куртку Удава и замотала ею
простреленную голову. Медленно-медленно, чтоб не выплеснулись подступаю-
щие к горлу внутренности, четвертый номер обернулся.
Сейчас Иван Алексеевич Ромов не был похож на добродушного старичка,
да и вообще не выглядел стариком. Морщинистая обвислая кожа разгладилась
и обтянула скулы, нижняя челюсть мощно выступала вперед, будто в ней за-
ново выросли крепкие зубы, способные играючи дробить мозговые кости из
борща, наголо очищать от изоляции провод полевой связи и намертво зажи-
мать клинок десантной финки. И взгляд восстановился давешний - прямой,
жесткий, с многозначительным прищуром. В правой руке он держал какой-то
странный предмет, и Попов вглядывался в него с болезненным любопытством,
как хирургический больной, пытающийся рассмотреть инструменты, которыми
будут кромсать его тело и копаться во внутренностях.
- Чего там смотреть, - брезгливо отозвался клетчатый толстяк. - Не
видел я их, что ли? Если тампон нужен, скажи...
- Лучше, конечно, поставить, - рассудительно сказал Иван Алексеевич.
- Я ведь два раза дал, чтоб наверняка...
Приготовив ватно-марлевый тампон и резиновый жгут, Буренко обошел ис-
полнителя, по-хозяйски отстранил Попова и склонился над тем, что еще па-
ру минут назад являлось осужденным Кадиевым по прозвищу Удав.
Попов вдруг очень отчетливо ощутил, что необратимость процедуры обес-
печила не официальная бумага с огромной печатью, которую могла отменить
другая, не менее важная, а неожиданно помолодевший Наполеон с его непо-
нятным инструментом, потому что последствий их совместных действий не
могла изменить никакая сила в мире.
- Что это у вас за машинка? - не удержавшись, спросил Попов.
- Спортивный "марголин", малокалиберный, - охотно пояснил Ромов. -
Помнишь банду Филина? Они к нему глушитель сделали. А Фаридов придумал
из него работать, первых мы "филинов" и исполнили. Очень удобно, и шума
меньше, и почти не брызгает... А это я уже сам додумался: защитный эк-
ранчик на зажимах, а тут окошечко из плексигласа, чтобы целиться... Ви-
дишь, немного все-таки попало. - Наполеон пальцем стряхнул капли с проз-
рачного пластика. - А раньше - прямо в рожу...
Натянутый на проволочный каркас кусок плотной ткани весь был в плохо
замытых пятнах. Внутренности Попова рванулись наружу. Он бросился вверх
по лестнице, легко распахнул стальную дверь, отбросил Федю Сивцева, за-
давшего идиотский вопрос: "Нам можно спускаться? ", выбежал из бокса и с
кашлем, гортанными выкриками и хрипами блевал под стену "уголка" добрых
семь минут.
Из-за забора за ним пристально наблюдал человек, вооруженный "нага-
ном". Он ненадолго отлучался к будкам сторожевых собак и так же внима-
тельно следил, как они вдруг начали беспокоиться: прыгать на стену, ры-
чать, а потом вдруг тоскливо завыли, задрав вверх хищные волчьи морды.
Собственно, такое поведение специально дрессированных псов послужило
первым толчком к размышлениям. Потом он заметил, что беспокойство собак
совпадает с приездами на смежную территорию заброшенной ремзоны хлебного
фургона, наблюдение стало целенаправленным, и если бы подполковник Ви-
кентьев заглянул в дешевый отрывной блокнот, который человек постоянно
носил в заднем кармане, он пришел бы в ужас: там был зафиксирован совер-
шенно секретный график работы спецопергруппы "Финал" за последние полго-
да. Среди множества догадок, бродивших в голове владельца блокнота, была
одна, которая находила подтверждение сейчас, когда он наблюдал за выво-
рачивающимся наизнанку Валерой Поповым.
Вышедший следом во двор Сергеев деликатно выждал, пока у четвертого
номера пройдет приступ рвоты, потом завел коллегу в гараж к раковине с
водой, дал таблетку транквилизатора и сам проглотил такую же.
Когда они вернулись в подвал, там уже все подходило к концу. Сивцев и
Шитов упаковали аккуратный сверток из специального плотного брезента,
будто приготовили ковер для химчистки, переворошили и сбрызнули водой
опилки... Ромов спрятал свой инструмент во вмурованный в стену сейф и
сидел на табуретке, сложив на коленях натруженные, с выделяющимися вена-
ми руки. Викентьев заканчивал составлять акт: "... сего числа в соот-
ветствии с приговором Красногорского облсуда осужденный Кадиев подверг-
нут смертной казни путем расстрела. Исполнитель приговора - Ромов И. А.
Факт смерти Кадиева удостоверен судебномедицинским экспертом Буренко.
Надзор за исполнением приговора осуществлялся старшим помощником проку-
рора Тиходонского края Григорьевым. Подписи..."
Буренко на удивление аккуратным почерком выписывал справку о смерти.
Диагноз: "кровоизлияние в мозг". И это была правда, хотя и не вся, ибо
указывался конечный диагноз, а причина - две пули, пробившие основание
черепа, - опускалась как не подлежащая разглашению.
- Расписывайтесь! - первым учинив замысловатую подпись, предложил Ви-
кентьев.
Члены внутреннего круга спецопергруппы "Финал" один за другим поста-
вили свои автографы. Затем расписались Григорьев и Буренко.
- Все, что ли? Бумажные ваши души, - сказал Ромов. Кожа у него на ли-
це опять сморщилась и обвисла, глазки обесцветились и нижняя челюсть со
вставным протезом перестала по-бульдожьи выступать вперед. - Надо же и
стресс снять! Я у бабки огурцов соленых забрал - объедение!
Расположились в бывшей диспетчерской. На зеленую, забрызганную черни-
лами скатерть Буренко выставил бутылку спирта, яблоко и три пирожка,
Иван Алексеевич достал из шифоньера потертые тарелки, по-хозяйски пере-
ложил из целлофанового пакета десяток остропахнущих огурцов, вытащил из
клеенчатой сумки пакет с бутербродами и, как художник, оживляющий натюр-
морт последним мазком, со стуком поставил рядом со спиртом бутылку "Пше-
ничной".
- Два часа в очереди стоял, - гордо сообщил он, потирая ладони. - На-
до же, дураки, что устроили: люди душатся, давятся, ругаются, дерутся...
И за чем? Не еда, не одежда, ее рекой гнать можно, да прибыль - тысяча
процентов... Эх!
Наполеон махнул рукой и, ловко сорвав пробку, разлил водку по стака-
нам. Шитову он не наливал - за рулем, Сергеев отказался, пояснив, что
принял таблетку.
- Напрасно, Сашенька, - укорил Иван Алексеевич. - Химия, она здорово
вредит, а от натурального продукта - одна польза, надо только меру
знать... Ну, будем...
Закусили огурчиками и бутербродами.
- Старуха делала? - спросил Викентьев.
- Угу, - пробурчал Наполеон и, прожевав, пожаловался: - Я ведь ей
сказал, что сторожем уйду на стройку. А она: "Тебе лишь бы из дома уйти
да выпить! Для того и придумываешь то рыбалку, то дежурства"... Во дает!
- Ромов обвел всех обиженным взглядом. - Я за всю жизнь никогда налево
не гулял: с работы - домой, из дома - на работу... Получку до копейки -
домой, ну разве заначку оставлю на эти дела, - он щелкнул себя по горлу.
- Но ведь пьяницей-то никогда не был...
Расслабленный транквилизатором и водкой, Попов впился взглядом в ука-
зательный палец Наполеона, которым тот так ловко и привычно изобразил
международный, понятный без перевода жест. И хотя ничего особенного в
этом пальце с ровно подстриженным ногтем и старческой пигментацией на
коже не было, он гипнотизировал Попова, не отпускал его сознания, а ког-
да сгибался - вызывал в душе смутную, неосознанную тревогу. Хотелось
спать.
- На хозяйственные нужды деньги еще остались? - спросил Викентьев,
убирая пустую бутылку.
- Пять рублей, - сразу же ответил Ромов и добавил: - С копейками. За
это исполнение получим - надо опять скидываться.
Григорьев скрипнул стулом и, пошарив в карманах, бросил на стол смя-
тую пятерку.
- Пора заканчивать!
- А спирт? - обиделся Буренко и зубами вытащил тугую пробку. - Гово-
рите: кто бавит, кто запивает...
- Это тот, который резиной воняет? - спросил Иван Алексеевич. - Ты
его что, в грелке хранишь?
- Может, резиной, может, еще чем, - с отвращением сказал прокурор и
встал из-за стола. - Владимир Михайлович - на пару слов!
Викентьев вышел за ним во двор.
- Попрошу впредь не оскорблять приговоренного и не унижать его. По
крайней мере, в моем присутствии! - холодно произнес Григорьев, в упор
глядя на подполковника.
- Вы это всерьез? - не менее холодно отозвался руководитель группы. -
Может, подскажете, как гуманнее отправлять этих сволочей на тот свет?
- Перечитайте информационное письмо по Северной группе. Мне бы не хо-
телось писать на вас представление.
Викентьев замолчал. "Финал", обслуживающий Северную зону, попытался
рационализировать свою работу: набили на три четверти песком старую боч-
ку, с одного края сделали полукруглый вырез, смертника ставили на коле-
ни, голову заправляли вовнутрь, накрывали мокрым мешком и сквозь него
стреляли. Ни брызг, ни рикошета. А прокурор, увидел в этом глумление над
личностью приговоренного, накатал представление. Группу расформирова-
ли...
Да-а-а... Викентьев хорошо понимал, что, перестав быть руководителем
группы, он сразу отправится на пенсию. Вынужденное безделье и, главное,
отстраненность от серьезных и важных дел, которыми он привык заниматься
всю жизнь, пугали его всерьез. С Григорьевым лучше не ссориться. Он и
