тавшее сердце.
Было четыре сорок ночи.
Старпом молчал.
- Оглох он там, значить? Или характер показывает? - гадательно про-
бормотал Фома Фомич, разглядывая в бинокль черные близкие берега.
- У вас, Фома Фомич, голосок-то посильнее шаляпинского, - заметил я.
- Такую арию Тимофеичу спели, что и бегемот оглохнет.
- На глотку не жалуюсь. Пожалуй, и ныне еще смогу на милю звуковой
сигнал подать, - сказал Фома Фомич не без удовлетворения. - Бот подойдет
или сам "Меридиан"? - спросил он лоцманов.
- Сам, - ответил кто-то из них.
- Разрешите доложить? - спросил от руля Ваня.
За рейс салага в значительной степени повытряхивал из волос и сено, и
солому. И уже даже начинает огрызаться на боцмана.
- Чего тебе? - спросил Ваню Фомич.
- Спит старпом. Нормально кемарит, - доложил Ваня с четкостью Рубле-
ва.
Да, такое с любым моряком может случиться. Раз - и вдруг вырубился
человек, уперев рога в стекло рубки. Внешне все нормально: штурман креп-
ко стоит на ногах и внимательно смотрит вперед, а на деле - вырубился.
Так можно вырубиться и на несколько секунд, и на минуту, и на пять ми-
нут. Очень опасная вещь. Очевидно, для таких ситуаций психологи и счита-
ют полезными "маленькие аварии". Со мной такое происходило за жизнь три
или четыре раза. Самое страшное, когда очнешься и осознаешь, что спал на
ходовой вахте, а у тебя под ногами несколько десятков человек полностью
полагаются на твое внимание и предусмотрительность. Потому даже не счи-
тается зазорным при таком состоянии вызвать капитана и попросить подмены
на часок, чтобы проспать затмение. Однако редко у кого из штурманов хва-
тает внутренней смелости признаться в грехе и позоре, срабатывает само-
любие, в результате лишние, бессмысленные аварии.
- Это что, значить, получается? - вопросил окружающую тьму Фома Фо-
мич. - Он кемарит, а мы здесь вкалываем? Тсс! Тихо! Я ему сейчас в сно-
видении такое кино покажу! Тихо! Ваня, бери ратьер и бегом на бак! Скажи
боцману, пущай все три огня врубит и на рубку направит. Викторыч, стань
пока на руль.
- Чего боцману сказать-то? - не понял Ваня.
- Цыц! Не ори, - сказал Фомич. - Тот сам догадается.
У ратьера - ручного фонаря - красный, зеленый и белый огонь. Если их
все разом включить и направить с бака на мостик, то получится картинка,
очень похожая на огни судна, идущего прямо тебе в лоб.
Боцман у нас с юмором, имеет солидное брюшко, но утверждает, что от
работы на лесовозе "Державино" так ужасно истощал и похудел, что может
спрятаться от любой погранзаставы или даже таможни за обыкновенной шваб-
рой.
Ваня взял фонарь и отправился на бак.
Я много раз говорил, что милое и лукавое хулиганство взрослых мужчин,
работающих тяжелую работу, таит в себе не меньше обаяния, нежели таится
его иногда в прекрасной игривости молодой девушки.
Но здесь назревало что-то не то.
Кажется, и лоцмана это "не то" почувствовали.
Пока Ваня преодолевал на пути в нос баррикады лиственно-соснового ка-
равана, потенциальный отшельник и пустынник Митрофан Андреевич тихо
рассказал мне, как еще в те времена, когда он плавал на Дальнем Востоке,
назначили к ним на судно четвертого штурмана. "Ну, прямо-таки мальчишка,
вовсе мальчуган, вроде Тома Сойера. Отходили с Охотска. На рейде шлепну-
ли якорь, "добро" ждем на окончательный выход. "Добро" все не дают.
Ночь, мальчуган и закемарил в рубке. Капитан заметил. Но спокойный такой
мужчина. "Давайте, - говорит мне, - на крыло удалимся, пусть судоводи-
тель отдохнет, коль минутка выпала свободная, не будем его разговором
тревожить". Мы удалились, треплемся, "добро" ждем, его все не дают.
Мальчуган свои минуток пятнадцать ухватил, проснулся и видит ужасную
картину - прямо на кучу огней его пароход прет. А это "Советский Союз"
на рейд втягивался. Малец огляделся, а в рубке-то пусто! И у штурвала
никого! Он прыг к штурвалу, одной рукой его крутит, другой к телеграфу
тянется, третьей к тифону, четвертой к телефону, чтобы капитану звонить.
А мы стоим на крыле и наблюдаем за его маневрами. Наконец капитан спра-
шивает: "А чего вы, голуба, в данный секунд делаете?" Мальчуган доклады-
вает: "Расхожусь со встречным судном, следующим прямо или почти прямо
нам навстречу!" - "Мы, - успокаивает его капитан, - второй час на якоре
кукуем. Ты не беспокойся. Отдохни еще минут двадцать. Я разбужу, когда
надо будет". И что, вы думаете, из всего этого вышло? Заикаться паренек
начал. И так сильно, что через год плавать бросил...
Впереди вспыхнули пронзительные красный и зеленый бортовые отличи-
тельные и белый топовой огонь встречного судна - боцман врубил ратьер.
- Полундра! - опять по-шаляпински и прямо в ухо старпому заорал Фома
Фомич.
Был у меня в жизни случай, когда одно судно, чтобы обратить на себя
внимание, выстрелило в нашу сторону ракету, и ракета эта случайно угоди-
ла прямо в открытое окно рубки и пошла с шипением и искрами метаться в
узком пространстве, отскакивая от каждого предмета, как шаровая молния.
Все, конечно, вылетели тогда из рубки кто куда, а я заполз под диван в
штурманской. Таким ракетным способом заметался и Арнольд Тимофеевич, но
ракета металась минут пять, а этот всего минуты две.
Единственная членораздельная команда, которую отдал старший помощник,
оказалась: "Шлюпки долой!" Или он этим хотел сказать, что перед лицом
смерти следует скинуть шапки долой, или почему-то решил, что в момент
неизбежного столкновения шлюпки ему чем-либо могут помешать.
Боже, в каком восторге был Фомич! И было в этом восторге нечто даже
зловещее. Вернее, мне показалось, что у капитана Фомичева к старшему по-
мощнику Федорову пробудилась истинная злобность.
- Будешь на меня бумажки?! Будешь?! Донор нашелся на мою голову! -
орал Фомич. - Кровосос-передовик! На вахте дрыхнет! "Шлюпки долой!" -
торжествовал он. - Я вот тебя сейчас с вахты сниму! Газетки-то, газетки
твои где?!
Тут-то и выяснилось, что гробовая тишина, возникшая вдруг во время
объяснения Фомича со Спиро за переборкой моей каюты, была вызвана тем,
что Арнольд Тимофеевич всегда возил с собой отблеск донорской славы, то
есть газеты и другие печатные издания, где упоминался его славный почин.
И вот Фомич их тогда порвал в клочья, чем и лишил старпома дара речи...
- Погасите, пожалуйста, иллюминацию, - попросил лоцман. - "Меридиан"
показался. Как бы и там полундру с вашими шуточными огнями не подняли.
Тут и сам черт в штаны наложит.
Осознав, что к чему, Арнольд Тимофеевич попытался засмеяться и, вооб-
ще, изобразить бодренького участника коллективной шутки, который, мол, и
свой грешок понимает, и ничего против затейников не имеет. Но вдруг
схватился за живот и, не спросив разрешения, покинул рубку.
В методических рекомендациях судовым врачам "Психогигиена и психопро-
филактика" (только для медиков!) написано:
"Большую роль в структуре значимых переживаний плавсостава играет
фактор повышенной готовности на случай авральных и аварийных ситуаций.
Различные категории моряков по-разному реагируют на такие ситуации.
Опытные моряки побеждают и не показывают свой страх, напряжение и даже
бравируют этим. После ликвидации опасности отмечаются аффективные и ве-
гето-сосудистые реакции: общее возбуждение, повышенная двигательная ак-
тивность, многословность, расторможенность. Молодые моряки при аварийных
ситуациях заметно бледнеют, пугаются и теряются. После аварии бывают по-
давлены и заторможены".
Наш Степан Разин пошел ненаучным путем - его прихватила медвежья бо-
лезнь.
А все-таки, подумалось мне, не стоит Фомичу забывать, что слабый че-
ловек типа Спиро Хетовича всегда полон злобной мстительности. Чужое пре-
восходство он способен долго переносить и терпеть с приятной даже миной
на лице, но и с миной за пазухой, ожидая чужого промаха с выдержкой ры-
си. Арнольд же Тимофеевич не может не ощущать, что он и Фома Фомич дале-
ко не одного поля ягодки.
Через десяток минут подвалил к правому борту "Меридиан", лоцмана по-
желали нам традиционного "Счастливого плавания!", принять рюмку отказа-
лись и в какой-то стеснительно-тоскливой тишине, нарушаемой журчанием и
бульканьем воды между бортом "Меридиана" и бортом "Державино", полезли
по штормтрапу в темноту Енисея.
Пожалуй, лоцманская работа дает не меньше возможностей изучать людс-
кую натуру и жизнь во всех ее спектрах - от черного до белого и от инф-
ракрасного до ультрафиолетового, нежели в милиции Игарки. Подумайте,
сколько судов проведет за жизнь лоцман, и на каждом своя атмосфера, свои
чудаки, мудрецы, дураки, добряки, мерзавцы; сколько сценок, одноактных
пьес и полнометражных спектаклей видит лоцман. И именно в роли отстра-
ненного зрителя, со стороны видит, а со стороны все острее и виднее
рассмотреть можно...
Так что прав Митрофан Андреевич - и на Енисее шума многовато бывает
ныне...
РДО: "СЛЕДУЙТЕ ОБЫЧНЫМИ НАВИГАЦИОННЫМИ КУРСАМИ ОГИБАЯ ОСТРОВ БЕЛЫЙ
ВЫХОДИТЕ ТОЧКУ 7100/5900 ДАЛЕЕ 7000/5800 ЭТОМ ПУТИ ЛЕД 2/4 БАЛЛА ОТ-
ДЕЛЬНЫЕ ПЕРЕМЫЧКИ 5/6 БАЛЛОВ ДАЛЕЕ НАЗНАЧЕНИЮ ТЧК ВСЕМ ПУТИ МОГУТ ВСТРЕ-
ЧАТЬСЯ ОТДЕЛЬНО ПЛАВАЮЩИЕ ЛЬДИНЫ ТУМАНЕ ЗПТ ТЕМНОЕ ВРЕМЯ СУТОК СОБЛЮДАЙ-
ТЕ ОСТОРОЖНОСТЬ-КНМ ВАКУЛА".
Выход из Енисея был обставлен следующим образом: стармех и электроме-
ханик в машине, три судовода на мостике, боцман на баке, маневренный
ход. Так волоклись по трем створам от Сопочной корги до мыса Шайтанского
- между десятиметровой изобатой и островыми вехами, в дистанции около
одной мили от берега и при отличной видимости.
Затем Фома Фомич вопросительно пробормотал мне:
- А там льдины плавают, одиночные, в Карском... значить, ночь опять
же уже, говорят, темная... Полным ходом-то ночью идти нельзя, значить,
а?
Возможно, он меня уважает за быстроту соображения, но одновременно
это вызывает в нем глубокую тревогу, и даже суеверный страх мелькает в
его глазах иногда. Он меня может послушаться, но всеми фибрами мне не
доверяет. Он не доверяет тому, кто решает быстро. Этот процесс может
быть добротным только тогда, когда он медлителен.
Бюллетень погоды Карского моря 8 сентября 1975 года 15МСК: "ПОГОДА
ОПРЕДЕЛЯЕТСЯ ТЫЛОВОЙ ЮЖНОЙ ЧАСТЬЮ ЦИКЛОНА ЦЕНТРОМ СЕВЕРНЕЕ АРХИПЕЛАГА
СЕВЕРНАЯ ЗЕМЛЯ. ПРОГНОЗ НА СУТКИ. МЫС ЖЕЛАНИЯ ОСТРОВ БЕЛЫЙ ВЕТЕР ЮГО-ЗА-
ПАДНЫЙ, ЮЖНЫЙ НАЧАЛЕ УЧАСТКА ЗАПАДНЫЙ 11/14 МС ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ НОЧИ ДНЕМ
14/17 МС МЕСТАМИ ОСАДКИ ВИДИМОСТЬ ХОРОШАЯ. ОТ ОСТРОВА БЕЛОГО ДО ДИКСОНА
ВЕТЕР ЮЗ, Ю 14/17 МС ВРЕМЕНАМИ ДОЖДЬ ВИДИМОСТЬ ХОРОШАЯ ДОЖДЕ 4-6 КМ..."
Разбирая прогнозы с Амдермы и Диксона, Фома Фомич долго крутил над
картой спирали то над югом, то над севером Новой Земли. Наконец выясни-
лось, что он путает Новую Землю с Северной Землей и оба минимума давле-
ния относит к одной Новой Земле. Здесь я взбеленился и сказал, что в
осеннее время лучшего прогноза он не дождется.
Вообще-то, сведения Амдермы и Диксона в ряде пунктов противоречили, и
это не очень нравилось.
В помполитовской каюте, где живу, хранится годовой комплект журнала
"Отчизна". Журнал издается на русском для соотечественников за рубежом,
то есть для эмигрантов типа старичков парикмахеров в Монтевидео или па-
рализованных скрипачей в Сиднее. Журнал многотемный. Я в нем недавно вы-
читал и такую информацию по гидрометеорологии: "Ослы ревут - к ветру",
"Овцы стукаются лбами - к сильному ветру", "Пауки собираются группами -
к сухой погоде", "Мухи гудят - к дождю"... Таким образом, если имеешь
журнал "Отчизна", осла, пару овец, группу пауков, десяток мух, то ника-
кое неприятное явление погоды тебя не застанет врасплох. Ослы у нас, ве-
роятно, есть, но овец, пауков и мух вообще нет. Потому проверить бюлле-
тень не представлялось возможным. А хотелось. Очень почему-то хотелось.
С ноля девятого сентября барометр начал падать. Ветерок крепчал. И
