И он заснул.
А над ним было светло, и по асфальтовому шоссе мчались машины".
ПОПЛЫЛИ ИЗ ПЕВЕКА В ИГАРКУ
РДО: "В/СРОЧНО Т/Х "ДЕРЖАВИНО" СЛЕДУЙТЕ САМОСТОЯТЕЛЬНО РЕДКОМ ЛЬДУ
ЧЕРЕЗ ПРОЛИВ МЕЛЕХОВА ДАЛЕЕ ЧЕРЕЗ 7110 16033 7133 15800 7138 15600 7216
15300 ОТКУДА ЧЕРЕЗ ТОЧКУ 7200 15100 ДОЛЖНЫ ВХОДИТЬ В ПРОЛИВ ЛАПТЕВА ЮЖ-
НЫМ ВАРИАНТОМ ВДОЛЬ ИЗОБАТЫ 8 МЕТРОВ".
Закончили выгрузку в 02.00, оформили документы и отошли на рейд в
03.09 22 августа.
Приказу следовать самостоятельно Фома Фомич сопротивлялся с такой же
мрачновато-смертельной решительностью, с какой все судовые буфетчицы по-
чему-то сопротивляются ношению белого чепчика...
Когда говоришь по "Кораблю" (по УКВ), нажав тангетку, то собеседник
никакими силами тебя прервать не может, ибо ты его не услышишь до того
самого момента, пока сам, своей волей, тангетку не отпустишь. Вот эту-то
техническую тонкость Фомич использует на всю катушку.
Удачно протянув резину таким манером с тангеткой часа четыре и вто-
рично доведя диспетчера порта Певек до попытки пробить головой сейф, Фо-
мич было уже решил, что ему разрешат не следовать самостоятельно и дожи-
даться "Комилеса" на якоре в бухте, но...
РДО: "НЕМЕДЛЕННОСТЬ ВЫХОДА КОЛЫМУ ПОДТВЕРЖДАЮ ТЧК РУКОВОДСТВУЙТЕСЬ
ПОЛУЧЕННОЙ КАЛЬКОЙ ДАЛЕЕ ПРОЛИВОМ МЕЛЕХОВА ДАЛЕЕ ЗАПРОСИТЕ РЕКОМЕНДАЦИИ
КНМ ЛЕБЕДЕВА КНМ ПОЛУНИН".
- Против лома нет приема, если нет другого лома, - пробормотал Фома
Фомич.
И в этот момент (очень неудобный, неподходящий момент для подобного
вопроса) Галина Петровна спросила у супруга:
- Это правда, что если чайка сядет в воду, то будет хорошая погода?
- Вообще-то, значить, правда, - ответил разъяренный неудачей Фома Фо-
мич, - но и среди них падлы попадаются! Сядет такая на воду, а погода-то
и плохая!
Такую грубоватую реакцию Фомы Фомича можно еще объяснить тем, что он,
по его собственному выражению, "репу ломал" всю ночь на предмет какой-то
где-то на нашем пути примерзшей ко дну Восточно-Сибирского моря подвод-
ной стамухи и какой-то еще неприятной радиограммы с какого-то непонятно-
го парохода.
Да! Чуть не забыл, что Фома Фомич за свое более чем полувековое су-
ществование так и не познал природу и назначение кавычек. Потому назва-
ния судов он всегда пишет без кавычек, чем иногда запутывает даже себя.
Но самым ужасным для Фомича бывает вариант, когда радиограмма
действительно путаная и угадать ее философский смысл надо интуитивно.
Так, например, однажды ему принесли радиограмму, в которой вместо подпи-
си отправителя стояло два слова "ПРОШУ ПИНСКИЙ", причем ни о какой
просьбе разговора в тексте не было. Этот мучительный случай закончился
только через двое суток, когда, придя в очередной порт, Фомич узнал, что
там есть мелкий начальник Прошупинский...
Когда Фомич встречает в эфире коллегу, то сразу что-нибудь вспоминает
из прошлого, ибо за долгие годы со многими работал или общался раньше.
Это такие воспоминания: "Значить, этот-то, кажись, это он в пятьдесят
шестом мне белье сдавал без процентовки, не на дурака нарвался..." Или:
"А этот вторым механиком на "Коломне"... полтонны картошки у меня с ноч-
ной вахтой съел, а высчитать так и не удалось с него... Ишь холодильник
отрастил - на одни брюки два метра надо, - жрет, как трактор..."
Восточно-Сибирское море Фомич упрямо называет "Новосибирским". И в
разговоре с капитаном порта Певек тоже так называл.
Еще о наивности Фомича. Он двадцать раз в Арктике и, например, впер-
вые узнал, что летом не бывает северных сияний, - какая-то симпатичность
в таком безмятежном неведении обо всем, что лично Фомича не касается.
Итак, в жутком Певеке дела закончены - судно обработано. "Обработать
судно" звучит странно. Но смысл выражения простой - такой же, как, нап-
ример, в выражении "обработать квартиру" на воровском жаргоне. То есть
ее обчистить.
Сдали груз более-менее ничего. Не хватило двухсот двадцати банок кон-
сервов и нескольких мешков сахара.
Консервы воровали и жрали прямо в трюмах, бросая за борт пустые бан-
ки, певекские грузчики. Саныч припутал одного, но тот потом удрал, а
бригадир не назвал фамилии.
С 12.00 до 18.00 вдоль острова Айон по узкой щели между семибалльным
льдом и берегом, в сплошном тумане при сильном солнце - самое омерзи-
тельное сочетание, ибо ничего не видно.
Много плавающих ледяных полей метров по сто пятьдесят - двести и от-
дельных внушительных глыб.
Около ноля вошли в сплоченный лед.
Уже ночь. Тьма.
За нами шел "Булункан". Фомич все науськивал его пройти вперед. "Бу-
лункан" местный, назначение на Колыму, осадка четыре метра, может оги-
бать мыс Большой Баранов в четырех кабельтовых. Под берегом полынья чи-
ще. Выбрались в нее, пропустили "Булункан" вперед. Там (хорошо видно по
радару) свинья псов-рыцарей - ледяной мешок.
"Булункан", не будь дурак, не полез, шлепнулся на якорь. Мы, конечно,
тоже.
Я послал РДО на Чекурдах Лебедеву, что, мол, застряли, ждем рассвета,
видимости, указаний.
Нашел туман, еще более глухой.
Под килем восемь метров, кромка в полутора милях, одно любознательное
любопытствующее поле все норовит приблизиться и познакомиться. Очень
настырно и навязчиво оно это делает.
Фома Фомич о "Булункане": "Как бы его первым подтолкнуть. Вот он за
мыс пройдет, нам скажет, что да как, тогда и мы пойдем..."
Разин: "В войну у нас одному командиру и старпому крепко припаяли.
Они не прошли, а кто-то прошел. Надо ждать, но только так, чтобы кто
другой не прошел..." Утро. Развиднелось.
"Булункан" уже ползает у подножия Большого Баранова.
Фомич: "Плыть-то оно, значить, нужно бы... Но, значить, первая запо-
ведь-то какая? В лед не входить - вот она, первая заповедь-то... И мы не
пойдем. Вот когда "Булункан" окончательно за мыс проникнет и нам скажет,
то... Нет, значить, первая заповедь: в лед без приказу не входить, само-
вольно, значить, не положено..."
А есть пока один приказ: идти к Колыме и потом к Индигирке самостоя-
тельно...
Полдень.
Солнце. Ясность. Огромное небо. Тумана нет и в помине.
"Высокое" или "низкое" небо не зависит от высоты облаков. И при обла-
ках оно бывает иногда огромным, а при чистом зените - низким. Почему не-
беса распахиваются, не знаю.
Над мысом Большой Баранов они распахнулись в голубую необъятность. И
абсолютный штиль. И холодная стеклянная прозрачность вод вокруг льдов. И
белизна льдин. И зелень их подножий. Вот все-таки опять обнаружена зе-
лень в Арктике.
И зелень ледяных основ сквозь прозрачную стылость вод не мертва. Гля-
дя на такую изумрудно-салатную зелень, способен понять, что и вся жизнь
родилась из океана.
Оранжевые лапки и клювы крупных полярных чаек. На каждой мачте и
стреле сидит пассажир - чайка. Это те, которые насытились, безбилетники.
У полярных чаек особенное - какое-то приветливое, самую чуточку испуган-
ное отношение к судну...
Когда "Булункан" уже вошел в реку и говорил с диспетчером Колымы, Фо-
мич решился соваться в лед у Баранова. И мы поплыли. И мне показалось,
что в самых глубинах своего опасливого, но морского (!) сердца Фомич об-
радовался тому, что пошел в лед. Но все-таки его сердце было, вероятно,
похоже на чаячьи лапки - оно часто поджималось и переступало по ребрам
его грудной клетки, точно так, как это делают полярные чайки на льдинах.
Необходимо отметить, что тетя Аня резко и броско похорошела и серьги
каким-то особенным блеском сверкают в ее ушах.
Близко места, над которыми я летал на разведку.
На путевой карте есть приписка: "Место высадки де Лонга". Его могилу
на карте я не нашел.
Сутки нормального плавания в сильно разреженном льду.
Делать двум судоводам в такой простой ситуации на мосту нечего. И я
мирно спал на диване в штурманской рубке.
Пока на вахте был Дмитрий Александрович, я видел хорошие сны. Потом
заступил старпом. Я встал, спустился вниз, попил чай с сухим хлебом и не
менее сухим сыром (среда) и опять завалился на диванчике в штурманской.
И был разбужен нечеловеческим по накалу испуга и значительности воп-
лем старпома: "Виктор Викторович, снег!"
Еще не уразумев, что там за словом "снег", я слетел с дивана и влетел
в рулевую осколком шрапнели, успев в этом полете все-таки заметить время
по часам над штурманским столом - 05.15.
Оказался обыкновенный снежный заряд и, естественно, резкое уменьшение
видимости, но при включенном радаре и чистом море никаких оснований для
нечеловеческого вопля не было...
А Тимофеич смотрел на меня, как невероятно глупая, но невероятно вер-
ная собака, поднявшая хозяина с постели в пять пятнадцать утра бешеным
лаем в адрес хозяйской дочери, возвращающейся с гулянки.
Всю следующую неделю - до траверза Хатанги - точное повторение того,
чем я уже утомил вас, описывая дорогу на Восток.
Лед, лед, лед, лед, мы идем по Арктике... Лед, лед, лед, лед, мы идем
по Арктике... Интересно, был ли Киплинг женат?.. Лед, полынья, лежание в
дрейфе, лед, прибрежная полынья... День, ночь, день, ночь, мы идем по
Арктике; день, ночь, день, ночь - все по той же Арктике...
В проливе Лаптева несколько тяжких мгновений при вроде бы неизбежном
навале на "Гастелло". Пронесло чудом.
Вообще-то, конечно, Арктика середины навигации другая, нежели в нача-
ле. Имеется в виду не сама Арктика, а наша деятельность в ней.
Начало навигации - это период с изрядной долей показухи, это много
статей в газетах и вспышка энергии.
Сейчас Арктика - льдина, которая перевернулась вверх брюхом, то есть
вместо заснеженной белизны вдруг показалась грязь и тина от всех мелей,
на которых эта льдина сидела. Ледоколов не дозовешься, самолеты разведки
уже все поломались и не летают неделями, корабликов набилось уйма, вожжи
управления ослабели, организация оказалась полулиповой, все пошло
по-российски - то есть извечным "давай-давай!"...
На траверзе Хатанги получили приказ ожидать атомную "Арктику".
Бездеятельный дрейф в ожидании ее скрашивал Шериф. Он все чаще делит
с нами тяготы морской службы. И растет с такой скоростью, как будто воз-
душный шарик надувают велосипедным насосом.
В Певеке Саныч носил щенка к ветеринару, бедняге вкатили укол от бе-
шенства. Он получил на этот предмет справку с печатью и зазнался, и дер-
жится так, что напоминает мне меня самого в детстве. Помню, когда еще не
умел читать, то ходил по улицам, держа перед глазами развернутую газету:
читаю, мол, даже на ходу - такой грамотей. И вот один язва-мужчина взял
да и перевернул газету перед вундеркиндом на сто восемьдесят градусов -
я держал ее вверх ногами.
Шерифа Саныч собирался назвать Аполлоном или Аполло - в честь амери-
канских покорителей космоса. Потом решили, что это непочтительно по от-
ношению к героям. А я еще добавил, что у одного сумасшедшего есть расс-
каз, который ведется от лица собаки-боксера, и звать боксера Аполлоном,
и что такое имя подходит только для интеллигентских собак, а не для чис-
токровной чукотской лайки. И тогда по закону ассоциативного мышления его
назвали Шерифом - тоже американское.
В 16.00 явился Арнольд Тимофеевич и заныл на тему щенка, ибо обнару-
жил в ватервейсе кал, и что если еще раз обнаружит, то по законам и по-
ложениям имеет право щенка выкинуть.
Саныч попросил извинения и сказал, что немедленно после сдачи вахты
пойдет и уберет. Умеет держать себя в руках второй помощник. Хотя сегод-
ня получил какую-то неприятную РДО от жены.
Угрозы старпома выкинуть щенка пугают и меня. Это просто сделать так,
что никто и не увидит: свалился, мол, щен по глупости за борт - и концы
в воду. И Саныч теперь закрывает каюту, когда уходит куда-нибудь без Ше-
рифа.
Дело и в том, что щенок начал гавкать. И с каждым днем громче. И вот
он, чувствуя врага в старпоме, гавкает даже тогда, когда тот транзитом
