фазотрон...
У дружка Сиволапого, то есть в кабинете одного из начальников порта
Певек, происходит сцена, напомнившая мне сцену дуэли из "Героя нашего
времени". В роли драгунского капитана, секунданта Грушницкого, выступал
корешок Сиволапого. В роли Печорина - я. А Грушницким был Сиволапый.
Драгунский капитан никак не мог понять, почему Грушницкий засовывает
пулю в пистолет Печорина, если они все так хорошо обговорили и пулю из
вражеского пистолета вытащили. Дружок-корешок Сиволапого тоже выпучил
глаза, когда капитан "Волхова" с ходу заявил, что имеет право только на
третью очередь, ибо прибыл к ледовой кромке за "Державино" и "Комиле-
сом".
- Но вы же первые стали на якорь в порту! - сказал драгунский капи-
тан.
- Ладно, брось ты! - сказал Грушницкий и махнул рукой.
По Лермонтову, драгунский капитан тут плюнул, сказал, что, мол, поды-
хай, как дурак, и отошел в сторонку.
Так же поступил и корешок Сиволапого. Только сплюнул он не на кав-
казскую травку, а в мусорную корзину под служебным столом.
Я возвращаюсь на "Державино", торжествуя победу.
Возле трапа встречает Фомич. Рядом с ним наслаждаются солнечной пого-
дой вахтенный Рублев и Анна Саввишна.
Передаю Фомичу привет от Сиволапого и сообщаю, что, согласно грузинс-
кой мудрости, воды приходят и уходят, а песок остается.
Фомич задумывается. Анна Саввишна говорит:
- Пясок остается? Оно и так быват. Все на свете быват. Быват, и у де-
вушки муж гулят.
Рублев спрашивает у нее:
- А знаишь ли, батоно, как па-грузински кракадыл?
Он спрашивает, как вы видите, по-грузински.
Анна Саввишна отмахивается. Фомич заинтересовывается:
- Как?
- Нианги, - объясняет Рублев.
Фомич вздыхает и приказывает:
- Раз ты, Викторыч, победил, сам и командуй. По местам стоять, с яко-
ря сниматься!
И мы первыми из каравана идем к причалу.
Швартуемся с лоцманом и при помощи буксира "Капитан Берингов". Вот,
оказывается, еще какой почти однофамилец Беринга здесь плавал когда-то.
И хорошо плавал, если его именем назвали судно.
Приехали окончательно: "Подать носовой продольный! Подать шпринг!
Крепи кормовой продольный!.."
На портовом кране аршинными буквами, мелом: "ОСТОРОЖНО - ЗДЕСЬ ЖИВУТ
ПТИЦЫ!"
Птичье гнездышко под крановой кабиной.
Восемнадцатое августа восемнадцать часов сорок пять минут местного
времени.
На причале элегантный военный в накидке по последней моде и в шикар-
ных черных четырехугольных очках. Форма какая-то странная, прямо-таки
иностранный военный в мягком хаки! Оказывается: главный пожарник -
встречает пожарные машины; так в них и впился глазами, так весь и подп-
рыгивает на причале от гордости и удовольствия, так мысленно и облизыва-
ет наш палубный груз. Еще не успеваем завести последние концы, как по-
жарник уже следит за стропами и кранами, и кроваво-красные пожарные ма-
шины с запасными черными колесами и лестницами на спинах осторожно под-
нимаются в воздух и опускаются на причал. Ну что ж! Теперь Певек может
спать спокойно!
Собираюсь на почту. Приходит Галина Петровна, просит опустить письма,
только не просто опустить в ящик, но обязательно заказными и с уведомле-
нием о вручении.
- Может, ценной бандеролью отправить?
Она вздыхает, на миг прикрывает глаза и непроизвольно дотрагивается
рукой до левой груди. Пошаливает у нее сердечко.
- Виктор Викторович, я должна вам сказать... извините, но... может,
как-то подействуете... Я как-то встревожена за Фому Фомича... что-то та-
кое не то с ним происходит... Уж я-то его знаю! Он... он... вот это
письмо его родному брату... и он его под копирку писал, простое письмо,
обыкновенное, я читала, а он - под копирку...
- Ну и что? Вы меня простите, но откровенность за откровенность. Ведь
весь рейс Фома Фомич с Арнольдом Тимофеевичем берут расписки за что
угодно, друг у друга берут и по любому поводу, хотя и знакомы давно,
и... Я такое первый раз наблюдаю. Но... видите: все на море бывает...
- Нет-нет! Вы меня не понимаете. С ним что-то не то... Ладно, извини-
те меня, бога ради, - и глаза ее набухли слезами.
- Галина Петровна, просто вы мужа знаете по дому, а наш брат мужчины
дома и на службе часто разные вовсе люди.
- Наверное, вы правы, спасибо. Вы меня успокоили, - сказала она и уш-
ла.
На почте, оказывается, обеденный перерыв. Жду его конца и раздумываю
о "законе бутерброда". Ведь обязательно, если соглашаешься оказать ко-
му-нибудь услугу, маленькую даже совсем - отправить письмо заказным, -
то получаешь себе на шею массу лишних хлопот.
Давно опустил бы свою корреспонденцию в почтовый ящик и дело в шляпе,
а тут...
А над территорией порта Певек гремит Высоцкий - шпарят его пластинку
с гидрографического суденышка. Высоцкий музыкально и оглушительно озор-
ничает во весь свой надрывный голос:
Мы топливо отнимем у чертей! Свои котлы топить им будет нечем!.. И
шуточку: "Даешь стране угля!" - Мы чувствуем на собственных ладонях!..
А ветерок дует с моря, а море синее, а чайки белые, а вокруг всякий
портовый хлам, а Высоцкий ушкуйничает с гидрографа "Створ" во всю свою
хриплую глотку:
Я не верю судьбе, я не верю судьбе! А себе - еще меньше!..
А на синей воде бухты лежат кораблики, беременные генеральными груза-
ми, а за бухтой дальний берег виден - замороженный тюлень в нежной дым-
ке... Хорошо все-таки жить на этом свете, господа, если вы уже в порту
назначения и скоро тронетесь в обратный путь, ибо - и это главное - ваше
судно уже разгружается!
ШАЛОВЛИВЫЙ ГИДРОГРАФ И ЮЖАК В ПЕВЕКЕ
Итак, в соответствуюшем документе сказано, что в порту чаще всего
происходят у командного состава стрессы и срывы. И это не только по при-
чине сложности выгрузки-погрузки. Парадокс в том, что именно в родном
порту или в порту назначения на тебя и на судно наваливается бесчислен-
ное количество комиссий, инспекций, поверяющих и всевозможных наставни-
ков.
Далекий Певек не оказался исключением.
К нам явился ревизор для проверки карт и навигационных пособий.
Шестьдесят шесть лет, толстый, "открывал Колыму" для мореплавания,
ленинградец, сюда ездит уже пятнадцать навигаций, чтобы пугать нашего
брата и зарабатывать полярные, фамилия графская - Бобринский.
Настроение Фомы Фомича к моменту появления графа-ревизора было вели-
колепным. Мы только что вернулись от капитана порта, из которого Фомич
выбил, выдавил, высосал, вымучил, извлек необыкновенно замечательную
справку о полной выгрузке судна в порту Певек. Не о том справку, что
груз сдан полностью, но что трюма у судов остались пустыми.
Про полезность такой справки Фомич услышал в Мурманске. И замучил
грузового помощника, то есть Дмитрия Александровича, требованием справку
получить. Тот нетактично отказался (что потом ему дорого обошлось, ибо
Фомич человек памятливый).
Выдавливание шлепка печати на заранее сочиненную Фомичом справку про-
исходило в моем присутствии и оставило незабываемое впечатление как у
меня, так и у капитана порта. Думаю даже, капитан порта Певек запомнил
справочный эпизод еще лучше. И вздрагивать будет не только в живом сне,
но и под гробовой крышкой.
Боже, как бодро и весело начальник попервоначалу орал на Фомича, как
оптимистически и яростно топал ногами, как энергично швырял паркеровскую
ручку на стол, и как презрительно плевался в мусорную корзину, и как
грозил, что напишет на Фомича таких телег и в такие места, что...
А когда мы уходили, начальник обвис на стуле, потускнел взглядом, го-
ворил... ничего он уже не говорил, ибо сил у него на какое бы то ни было
говорение не оставалось. И вообще, он был как муха, высосанная пауком. У
него даже не хватило обыкновенных физических потенций совершить шлепок
на бумажку с должной степенью давления на печатку. И Фомич ласково нало-
жил свою руку на его и помог сделать отшлепок.
Гений Фома Фомич Фомичев! Гений, гипнотизер, парапсихолог, телекинет,
наркотизатор, западнонемецкий колдун! Он выработал спецманеру говоренья
с разной степенью слышимости. Например, периодически переходит на едва
слышное произнесение набора слов, попурри слов, вариацию слов, которые
якобы имеют отношение к предмету разговора. Это как бы музыкальные темы,
которые сплетаются в симфонию удушения любого нормального человеческого
мозга. Живой мозг под действием разнотонового бормотания Фомича теряет
упругость, размягчается, и слушатель хочет одного - избавиться от Фомича
любой ценой - только бы избавиться! И тогда цена удовлетворения перест-
раховочной просьбы капитана "Державино" о справке или иной бумажке начи-
нает представляться несчастной жертве чепуховой по сравнению с опас-
ностью навеки потерять разум.
Вот таким манером Фома Фомич получил справку о полной выгрузке судна
в порту Певек, хотя такой бумажки никому давным-давно не дают и она ни-
кому не нужна, и - это уже нонсенс парапсихолога - у нас в трюмах еще
оставалась добрая половина груза к моменту высасывания Фомичом справки!
И это не все! Фомич победил и сокрушил не только капитана Певека, но
и его секретаршу, которая было ринулась на помощь высасываемому на-
чальнику. А когда мы уходили, секретарша полулежала на кожаном диване в
глубокой прострации и по выражению ее великомученического лица было яс-
но, что у нее страшная мигрень и она сегодня же возьмет бюллетень дня на
три.
- Метод надо иметь во всяком деле, подход иметь, - объяснил мне Фомич
по дороге на судно. - А наш второй помощник что? Тьфу, а не грузовой ад-
министратор и помощник! Меня, значить, в мореходке преподаватели больше
тещ боялись под конец-то обучения, когда экзамены сдавал...
Бумажку-справку Фомич уложил в папку, папку в ящик стола, ящик закрыл
на ключ, приговаривая: "Мы тут, значить, не почту возим! Нам тылы прик-
рывать - первое дело нынче!" Ключ спрятал в нагрудный карман тужурки.
После такой сокрушительной победы в драйвере проявилось веселонравие
какого-то неопределенно-неожиданного свойства. Он не просто откупился от
графа-ревизора бутылкой бренди или блоком сигарет. Он закатил шикарный
ужин с испанской мадерой, смирновской водкой и солеными грибками.
А граф Бобринский поначалу запугивал нас такими зловещими истинами:
"Товарищи судоводители! Плавание здесь, на трассе Северного морского пу-
ти, связано с трудностями, требующими от капитанов и штурманского соста-
ва особых знаний в вопросе гидрографического обеспечения и особой тща-
тельности в отношении к соответствующей документации. Где отчеты о про-
ведении со штурманами предварительных занятий?"
- Есть! Есть! Есть у нас отчетики! А вы вот грибочком, грибочком за-
кусите! - говорил Фома Фомич, хотя никаких таких идиотских отчетов у нас
не было. - Сама Галина Петровна солила, а я, значить, собственноручно
собирал. Ну, вкусили? Конечно, Петр Петрович, и у нас грешки найдете, но
только когда нам пособия разные суют, так, значить, и времени проверить
их нет, потому как сами, значить, знаете, мы всего восемь часов стоим. А
водочку вы мадерой подкрасьте. Удивительные зрительные эффекты получают-
ся в цветовом спектре... Нет уж, Петр Петрович, так у нас в династии не
кушают, нет-нет, вы уж муксунчика тоже вкусите - не пожалеете...
А между прочим, фомичовское семейство действительно хлебосольное. И
Галина Петровна даже электрический самовар привезла на судно. И угощал
Фомич Бобринского не только для подмазки - затеял ужин-то, конечно, для
этого, а потом увлекся от чистой души.
Бобринский, не будь дурак, понял, что перед ним: 1) встревоженный его
появлением человек; 2) человек, любящий поболтать с гостем, с новым ли-
цом, про себя порассказывать и собеседника послушать (потому что собе-
седник-то может и что полезное под рюмку-то сболтнуть).
И когда Бобринский это усек, то перестал нести чушь официальной фра-
