двадцать лет каторги ему обеспечено? Сомнительно, Уотсон, сомнительно!
Не мне вам говорить, какой глубины пропасть разделяет слово и поступок.
К тому же, опираясь на собственный опыт в расследовании преступлений,
должен заметить, что человек, без конца рассуждающий об убийстве, как
правило, никого не убивает; напротив, человек, планирующий убийство, не
говорит о нем на каждом углу - он не может не понимать, что в таком слу-
чае подозрения падут прежде всего на него самого. Это, кстати, подтверж-
дает тот факт, что чиновник Перхотин, расследующий убийство, сразу же
главным подозреваемым делает Дмитрия, который был весьма несдер
жан в изъявлении своих чувств к отцу. Но угрозы Дмитрия, как и теоре-
тические рассуждения Ивана, не свидетельствуют об их вине, как раз нао-
борот, они доказывают их невиновность. И последнее. Вспомните, Уотсон,
действия Ивана после возвращения в Ско-то-при-го-ньевск. Черт побери! -
не выдержал Холмс. - Названия городов у русских так же труднопроизноси-
мы, как их фамилии. Однако я отвлекся... Итак, вспомните действия Ивана,
подчеркиваю, действия, а не слова, в правдивости которых при желании
можно усомниться. Его визиты к Катерине Ивановне, первый и второй приход
к Смердякову, короткий разговор с Алешей - все это доказывает, что он не
только не убивал отца, но убежден, что убил Дмитрий. Помимо прочего, и
авторский голос Достоевского уверяет нас в этом. А теперь резюме: как и
Смердяков, Иван мысленно убивал отца, и не раз, но Иван невиновен, хотя,
поверив лакею, приходит к осознанию своей вины и перед отцом, и, в
большей степени, перед безвинно арестованным Дмитрием; как результат,
железный характер Ивана ломается, и рассудок его погружается во мрак по-
мешательства. "Прощайте, прежний смелый человек!" - вот последние слова
Смердякова, адресуемые Ивану.
Холмс замолчал. Меня колотил озноб. Я сказал, запинаясь:
- Но тогда... Но это невозможно! Вы отдаете себе отчет в этом?!
- Почему? - Шерлок Холмс коротко взглянул на меня и тут же отвел гла-
за. - Помилуйте, Уотсон, почему вы так уверены в невиновности Алеши?
- Алеша - средоточие всего лучшего, что есть в людях. - Я был так
возмущен диким, кошмарным предположением Холмса, хуже того, его уверен-
ностью и его спокойствием, что не посчитал нужным скрывать своего отно-
шения к его словам. - Я, как и вы, Холмс, принадлежу к английской церк-
ви, а потому мне чуждо учение гуманного православия, противостоящее за-
костенелости православия официального, однако младший Карамазов как но-
ситель этого учения мне импонирует. Более того, многое, что говорит Але-
ша, созвучно моим мыслям и убеждениям. Какой верой, каким сознанием
собственной правоты проникнуты его слова у камня в эпилоге романа!
Сколько доброты в его призыве к сгрудившимся вокруг него мальчикам? Ка-
кая кротость!
- И этой кротостью, этим смирением, - перебил меня Холмс, - продикто-
ван его возглас: "Расстрелять!"
Я ошеломленно смотрел на Холмса и чувствовал, что задыхаюсь.
- Не забывайте об этом крике души, - продолжал Шерлок Холмс. - Когда
Иван поведал младшему брату историю о мальчике, затравленном собаками,
тот ни секунды не колебался в определении наказания, отбросив в сторону
свои религиозные воззрения.
- Любой на его месте сказал бы то же самое! - убежденно заявил я.
- Не думаю.
- Вы циник, Холмс.
- Я реалист, Уотсон. Алеша в вашем представлении человек, по сути,
являющийся идеалом. И вы не желаете разрушать сложившийся образ, не же-
лаете видеть в нем, в его поведении и словах каких бы то ни было
изъянов. Но их вижу я. И допускаю, что, произнеся свой приговор, Алеша
показал на мгновение свое истинное лицо, скрытое до поры под маской бла-
гочестия. Прав Алеша, правы вы, что поступок неведомого помещика заслу-
живает самой суровой кары. Но дело не в этом, Алеша мог - понимаете,
Уотсон, мог! - вынести приговор человеку, даже если того правильнее наз-
вать зверем.
Дорогой Уотсон, я убежден, что зло и добро равно существуют в челове-
ке, находясь в постоянной непримиримой борьбе. И Алеша не исключение.
Пока рядом был отец Зосима, в душе Алеши брало верх добро. Но почему не
допустить, что слова Ивана о ненужности, вредности существования злых и
порочных людей возымели на Алешу столь же разрушительное действие, что и
на Смердякова? Почему не предположить, что, впитав в себя слова старшего
брата, Алеша сделал тот шаг, разделяющий замысел и его исполнение, на
который был не способен Иван? Вспомните, что пишет Достоевский о
чувствах Алеши в ночь после смерти старца: "Но с каждым мгновением он
чувствовал явно и как бы осязательно, как что-то твердое и незыблемое,
как этот свод небесный, сходило в душу его. Какая-то как бы идея воцаря-
лась в уме его - и уже на всю жизнь и на веки веков". Не тогда ли, у
гроба иеромонаха, единственного, кто в представлении Алеши воплощал доб-
ро и свет, принимает Карамазов-младший решение расквитаться с отцом за
то зло, что он причинил людям.
Холмс опустил свою худую руку на гриф скрипки и тонкими, нервными
пальцами принялся пощипывать струны.
- В случае смерти отца, - сказал Холмс, помолчав, - Алеша становился
обладателем целого состояния. Нужны ли ему деньги? А почему - нет? Эти
деньги он сможет потратить на претворение в жизнь заповедей отца Зосимы,
например, заняться воспитанием и оплатить учебу того же Илюшеньки, семья
которого влачит полунищенское существование, Коли Красоткина, Смурова,
тех мальчиков, в которых он, да и Достоевский, видит будущее России. Так
что, Уотсон, отдавая должное Алеше, надо признать, что он имел основания
желать смерти своему отцу!
Где он находился в ту ночь, мы не знаем. А что, если в саду отца? Как
и все, он знал об угрозах Дмитрия. Хотел ли он остановить брата? Вряд
ли. Скорее, он хотел стать свидетелем свершения акта возмездия, как ему,
по-видимому, представлялось убийство отца. Итак, Алеша в саду. Он видит
Дмитрия, стоящего под окном с пестиком в руках. Появляется Григорий и
падает наземь, сраженный ударом. Дмитрий бросает пестик и сломя голову
бежит прочь. Алеша в растерянности. Очевидно, что он не собирался уби-
вать отца, надеясь, что Божья кара придет от руки среднего брата, но с
бегством Дмитрия он становится перед выбором: стать самому орудием Божи-
им или оставить зло торжествующим. Он выбирает первое, к тому же он в
относительной безопасности - Григорий жив и покажет на Дмитрия. Алеша
убивает отца, который, конечно же, открывает младшему сыну дверь, потому
что если и доверяет кому-нибудь помимо Смердякова, то только Алеше. За-
тем Алеша оставляет на тропинке окровавленный пестик и исчезает в темно-
те. Убийство совершено. Подозрения, как и предполагал Алеша, падают на
Дмитрия. К чему же мы приходим? Алеша становится богатым, очень богатым
человеком: Дмитрий лишается права на наследство, потому что арестован и
осужден, доля Ивана тоже переходит Алеше, поскольку сумасшедшие, как
вам, Уотсон, конечно, известно, лишаются права наследования - все 120
000 рублей достаются младшему из братьев! Жаль ли ему Ивана и Дмитрия?
Едва ли. Если вдуматься, они вполне подпадают под категорию "ненужных,
вредных" людей. Почему, вынеся приговор "Расстрелять!", Алеша должен
быть менее принципиален по отношению к своим братьям, которые если и
лучше негодяя, обрекшего на ужасную смерть несчастного ребенка, то не-
намного, являясь, по сути, людьми никчемными, суетными, лишенными цели и
веры. Нет, ему не жаль их. А если поступки в месяцы, последовавшие за
убийством, не более чем стремление отвести от себя возможные подозрения?
Впрочем, причин для волнения у него нет. Вот как описывает его автор:
"...он сбросил подрясник и носил теперь прекрасно сшитый сюртук, мяг
кую круглую шляпу и коротко обстриженные волосы. Все это очень его
скрасило, и смотрел он совсем красавчиком. Миловидное лицо его имело
всегда веселый вид, но веселость эта была какая-то тихая и спокойная".
Завидное спокойствие, не правда ли, Уотсон? Обратите внимание, поворот
событий избавил его от лжи и от связанных с ней угрызений совести: он
искренен, уверяя всех, что Дмитрий невиновен.
Холмс принялся раскуривать трубку.
Взял свою трубку и я. Крепкий "морской" табак не помог мне разоб-
раться в переплетении фактов, предположений, догадок, которые обрушил на
мою бедную голову Шерлок Холмс.
- Однако, истины ради, - вмешался в мои беспорядочные мысли голос
Холмса, - надо признать, что многое в романе противоречит версии, что
убийца - Алеша. Я мог бы привести ряд доказательств его невиновности, но
ограничусь тем, что заверю вас в их серьезности, можно сказать, неопро-
вержимости.
Я растерянно посмотрел на Холмса:
- Но кто же тогда убийца?
- Может быть, права госпожа Хохлакова, и убийство совершил Григорий.
- Но ему-то зачем?!
- Слуга, "маленький человек", что мы о нем знаем? Ущемленное чувство
личности, попранное человеческое достоинство - все это могло породить в
его душе ненависть к самодуру и хаму, каким был Карамазов-старший. Хотя,
возможно, ничего этого и не было, но рана, нанесенная Дмитрием, лишила
Григория рассудка, и, странным образом видоизменившись, боль, страх,
гнев обратились против ничего не подозревающего Федора Павловича. Други-
ми словами, убийство было немотивировано и совершено в состоянии аффек-
та. Не исключено, что именно так и было на самом деле. Кто знает... Я
ахнул.
- Так вы не знаете, кто убил?
- Разумеется, нет! - сказал Холмс и тут же добавил, лукаво прищурив-
шись: - Зато это известно вам, Уотсон.
- Мне?!
- Конечно! На мой вопрос об убийце вы незамедлительно дали ответ -
Смердяков. Я не вижу достаточно весомых причин, чтобы вы отказывались от
первоначального мнения.
- Позвольте, Холмс, но вы же доказывали...
- Мой дорогой Уотсон, менее всего я стремился доказывать чью-то вину,
я лишь хотел наглядно показать, что сюжет романа несовершенен, поскольку
в ряде случаев нарушены причинно-следственные связи. И ничего больше!
Теперь я понимаю, что напрасно сделал это, невольно поставив под сомне-
ние достоинство романа, но, поверьте, я и в мыслях не держал этого! И
обещаю вам, Уотсон, что постараюсь поскорее забыть эту, возможно, заме-
чательную книгу, которая окончательно убедила меня, что я все-таки ниче-
го не понимаю в литературе, и в будущем анализировать поступки живых лю-
дей, а не литературных персонажей. Однако вижу, что утомил вас. Ну что
ж, предугадывая вашу просьбу, я сыграю "Песни" Мендельсона.
Холмс поднял скрипку, взмахнул смычком, и наша уютная квартира в доме
ы 221-6 по Бейкер-стрит наполнилась чарующими звуками музыки.
Перевод С. Борисова
1 Летом 1862 года Достоевский выехал за границу, побывал в Лондоне,
где посетил Герцена. - Прим. пер.
2 В "Записках мертвого дома" (1860 - 1862) Достоевский рассказывает о
встреченном им в омском остроге Дмитрии Ильинском, несправедливо обви-
ненном и осужденном за отцеубийство, которое, как выяснилось много лет
спустя, совершил его младший брат. Исследователи творчества Ф. М. Досто-
евского утверждают, что Дмитрий Ильинский послужил прототипом Дмитрия
Карамазова. - Прим. пер.
3 Суд присяжных был введен в России по судебной реформе 1864 года.
Действие романа происходит летом и осенью 1866 года. -Прим. пер.
Артур Конан Дойл
Загадка Торского моста
Где-то в подвалах банка "Кокс и К°" на Чарринг-кросс лежит потертая
курьерская сумка с моим именем на крышке "Джон X. Уотсон, доктор медици-
ны, бывший военнослужащий Индийской армии". Сумка набита бумагами: это
записи необычных дел, которые Холмс когда-то расследовал. Некоторые из
дел, и довольно интересные, окончились полной неудачей, и поэтому едва
ли стоит о них писать: задача без решения может заинтересовать специа-
