чик и падал на забинтованную голову раненого. Кровь багровой полоской
просочилась сквозь белую полотняную повязку. Я присел рядом с Холмсом и
понурил голову.
- Все в порядке, Уотсон, к чему этот испуганный вид? - пробормотал он
слабым голосом. - Дела не так плохи, как кажется.
- Слава Богу, коли так!
- Я все-таки умею бороться один на один с человеком, вооруженным пал-
кой.
- Чем я могу вам помочь, Холмс? Их, конечно же, подослал тот прокля-
тый субъект. Одно ваше слово, Холмс, и я пойду и сдеру с него шкуру!
- Добрый старый Уотсон! Нет, тут мы бессильны что-либо сделать, разве
что полиция сцапает этих парней; однако их отход был хорошо продуман, в
этом можете не сомневаться. Погодите немного, у меня тоже есть кое-какие
замыслы. Первым делом необходимо преувеличить серьезность моих ранений.
К вам явятся репортеры. Настращайте их, Уотсон. Дай Бог, чтобы я протя-
нул неделю: сотрясение мозга, бред, все, что хотите! Перестараться тут
невозможно.
- Но как же сэр Лесли Окшотт?
- О нем не беспокойтесь, он будет видеть меня в наихудшем состоянии.
Об этом я позабочусь.
- Еще что-нибудь?
- Да. Велите Шинвелу Джонсону удалить девушку. Эти милашки теперь бу-
дут охотиться за ней. Им, конечно же, известно, что она участвовала в
деле вместе со мной. Если уж они дерзнули напасть на меня, то ею вряд ли
пренебрегут. Это срочно, удалите ее сегодня же вечером.
- Отправляюсь немедленно. Что еще?
- Положите на стол мою трубку и поставьте туфлю с табаком. Вот так!
Заходите каждое утро, мы продумаем нашу кампанию.
Тем же вечером мы с Джонсоном сумели перевезти мисс Уинтер в тихий
пригород и позаботились о том, чтобы она залегла на дно до тех пор, пока
не минует опасность.
В течение шести дней публика пребывала в твердом убеждении, что Шер-
лок Холмс стоит у врат смерти. Сводки были удручающие, в газетах появля-
лись зловещие заметки. Мои частые приходы к Холмсу убедили меня, что все
не так уж и плохо. Крепкий организм и твердая воля моего друга творили
чудеса. Он быстро шел на поправку - как я временами подозревал, даже
быстрее, чем хотел мне показать. Скрытность и таинственность, свойствен-
ные характеру этого человека, не раз приводили к театральным эффектам и
в то же время заставляли даже ближайших друзей Холмса ломать голову, си-
лясь догадаться, что у него на уме. Он довел до крайности аксиому, гла-
сящую, что строить поистине тайные планы можно только в одиночку. Я был
самым близким ему человеком, но даже я неизменно ощущал разделявшую нас
пропасть.
На седьмой день швы сняли, но в вечерних газетах тем не менее появи-
лось сообщение о рожистом воспалении. Те же вечерние газеты поместили
объявление, которое я не мог не довести до сведения моего друга, здоров
он или болен. В объявлении говорилось, что среди пассажиров парохода
"Руритания", отплывающего из Ливерпуля в ближайшую пятницу, будет барон
Адальберт Грюнер, которому необходимо уладить важные денежные дела в
Штатах накануне бракосочетания с мисс Виолеттой де Мервиль, единственной
дочерью и проч. Холмс выслушал известие с холодным сосредоточенным выра-
жением лица, по которому я определил, что эта новость стала для него
серьезным ударом.
- В пятницу! - воскликнул он. - Всего трое полных суток в нашем рас-
поряжении. Похоже, негодяи решил обезопасить себя. Но ничего не выйдет,
Уотсон! Клянусь Иисусом Христом, ничего не выйдет! Так, Уотсон, вы долж-
ны кое-что для меня сделать.
- Я здесь специально для этого, Холмс.
- В таком случае посвятите ближайшие двадцать четыре часа основа-
тельному изучению китайской керамики.
Он не дал никаких пояснений, да я их и не спрашивал, зная по долгому
опыту, что благоразумнее всего делать так, как он велит. Но когда я вы-
шел от Холмса и зашагал по Бейкер-стрит, разум мой терзала одна мысль:
как же выполнить столь странное распоряжение? В конце концов я поехал в
лондонскую библиотеку на Сент-Джеймс-скуэр, изложил дело своему приятелю
Ломаксу, младшему библиотекарю, и отправился домой с увесистым томом под
мышкой.
На следующий вечер я явился к Холмсу и был с пристрастием проэкзаме-
нован. Он уже встал с постели, хотя догадаться об этом по печатным отче-
там было нельзя, и сидел в глубинах своего любимого кресла, подперев ру-
кой обмотанную бинтами голову.
- Право же, Холмс, - сказал я, - если верить газетам, вы при смерти.
- Именно такое впечатление я и хотел создать, - отвечал он. - Ну как,
Уотсон, выучили уроки?
- Во всяком случае, попытался.
- Хорошо. Вы в состоянии вести умный разговор о предмете?
- Думаю, что в состоянии.
- Тогда передайте мне вон ту коробочку, что стоит на камине. Он отки-
нул крышку и извлек из коробки маленькую вещицу, заботливо обернутую
тонким восточным шелком. Развернув его, Холмс вытащил крохотное блюдечко
тонкой работы прекрасного темно-синего цвета.
- Эта штуковина требует осторожного обращения, Уотсон. Настоящая ке-
рамика времен династии Мин. Не толще яичной скорлупы. У Кристи никогда
не было таких искусно выполненных изделий. Целый сервиз стоит громадных
денег, да и неизвестно, существует ли где-либо за пределами императорс-
кого дворца в Пекине такой полный набор. При виде этой штуки любой под-
линный ценитель потеряет голову.
- Что я должен с ней сделать?
Холмс вручил мне карточку, на которой было напечатано: "Доктор Хилл
Бартон, улица Хафмун-стрит, 369".
- На сегодняшний вечер это ваше имя, Уотсон. Вы пойдете к барону Грю-
неру. Я немного знаком с его привычками. В половине девятого он, вероят-
но, будет свободен, О вашем приходе он узнает заранее из записки. Вы на-
пишете, что хотели бы принести ему предмет из совершенно уникального
фарфорового сервиза, изготовленного в эпоху династии Мин. Вы медик. Эту
роль вам удастся сыграть без натяжек. Вы собиратель. Блюдечко попало к
вам в руки, и вы, зная о том, какой интерес питает барон к фарфору, были
бы не прочь продать сервиз за хорошую цену.
- За какую цену?
- Отличный вопрос, Уотсон! Разумеется, вы загремите, если не будете
знать стоимость своего товара. Это блюдечко мне достал сэр Джеймс, взяв
его, насколько я понял, из коллекции своего клиента. Можно без преувели-
чения сказать, что второго такого в мире нет.
- Я мог бы предложить оценить сервиз у какого-нибудь знатока.
- Превосходно, Уотсон! Сегодня вы просто блистательны. Предложите об-
ратиться к Кристи или Сотби. Деликатность мешает вам самому назначить
цену.
- А если он не пожелает принять меня?
- Еще как пожелает. Он одержим манией собирательства в самой острой
ее форме, особенно когда речь идет о предмете, в котором он слывет приз-
нанным авторитетом. Садитесь, Уотсон, я продиктую вам письмо. Ответа не
нужно. Вы просто уведомите его, что придете, и сообщите, зачем.
Это был восхитительный документ - краткий, изысканный, дразнящий лю-
бопытство истинного ценителя. В должное время районный парнишка-рас-
сыльный понес его по назначению. Тем же вечером я отправился навстречу
своей судьбе, держа в руках драгоценное блюдечко и сунув в карман визит-
ную карточку доктора Хилла Бартона.
Прекрасный дом и его окружение свидетельствовали о том, что барон
Грюнер, как и говорил сэр Джеймс, был обладателем значительного состоя-
ния.
Дворецкий, способный украсить собою жилище епископа, впустил меня
внутрь и передал облаченному в бархат лакею, который и привел меня к ба-
рону.
Тот стоял у открытой дверцы громадного шкафа, помещавшегося меж двух
окон и содержавшего часть его китайской коллекции. При моем появлении он
обернулся. В руках у барона была маленькая коричневая вазочка.
- Садитесь, доктор, прошу вас, - сказал он. - Я как раз делал смотр
моим сокровищам и прикидывал, могу ли я позволить себе пополнить их.
Возможно, вас заинтересует это изделие времен династии Тан. Седьмой век.
Уверен, что прежде вам не доводилось видеть более искусной работы и бо-
гатой глазури. Вы принесли с собой то самое блюдечко эпохи Мин, о кото-
ром говорили?
Я осторожно распаковал блюдечко и протянул его барону. Он уселся за
письменный стол, пододвинул лампу, поскольку уже темнело, и принялся
изучать фарфор. При этом лицо барона залил желтый цвет, и я смог спокой-
но рассмотреть его.
Это действительно был на редкость миловидный мужчина, вполне заслу-
женно слывший в Европе красавцем. Не выше среднего роста, однако с гра-
циозными и выразительными линиями фигуры. Лицо смуглое, почти восточное,
с большими томными черными глазами, неодолимо привлекательными для любой
женщины. Волосы и усы у него были иссиня-черные, причем коротко остри-
женные усики стояли торчком и были тщательно напомажены. Правильность
этих миловидных черт нарушал лишь прямой тонкогубый рот. То был настоя-
щий рот убийцы - жесткий и твердый, словно рубец, и плотно сжатый. Он
свидетельствовал о бессердечии и производил ужасающее впечатление.
Кто-то очень неудачно посоветовал Грюнеру расчесывать усы таким образом,
чтобы они обнажали губы - этот сигнал опасности, подаваемый жертвам ба-
рона самой природой. Голос его звучал завораживающе, а манеры были бе-
зупречны. Я бы дал ему чуть больше тридцати лет, хотя впоследствии мы
узнали из документов, что барону было сорок два.
- Прелесть, просто прелесть! - сказал он наконец. - Вы говорите, у
вас есть набор из шести штук? Удивительно, почему я прежде никогда не
слыхал о таких чудесных изделиях. Я знаю, что в Англии есть только один
набор, способный сравниться с вашим, и он вряд ли когда-нибудь появится
на рынке. Не будет ли нескромным с моей стороны спросить, как вы завла-
дели им, доктор Хилл Бартон?
- Так ли уж это важно? - ответил я с таким беспечным видом, какой
только сумел на себя напустить. - Вы видите, что это подлинник, а что до
его стоимости, так меня вполне устроит оценка знатока.
- Очень таинственно, - сказал барон, и его черные глаза подозрительно
вспыхнули. - Когда имеешь дело с такими дорогими вещами, вполне естест-
венно возникает желание узнать об условиях сделки все. Разумеется, это
подлинник, тут у меня нет никаких сомнений. Но давайте допустим, что в
один прекрасный день выяснится - а я обязан учитывать все возможности, -
что вы не имеете права продавать его?
- Могу ручаться, что никаких претензий подобного рода не возникнет.
- И все же эта сделка поражает меня своей необычностью.
- Вы вправе принять ее или отказаться, - безразличным тоном ответил
я. - Я решил обратиться с моим предложением сначала к вам, поскольку,
как я понял, вы - истинный ценитель. Но я не встречу никаких затруднений
в любом другом месте.
- А кто сказал вам, что я - истинный ценитель?
- Мне известно, что вы написали книгу о китайском фарфоре.
- Вы читали эту книгу?
- Нет.
- Боже мой! Мне становится все труднее и труднее понимать вас! Вы
знаток и собиратель, в вашей коллекции есть очень ценный экспонат, и тем
не менее вы даже не позаботились обратиться к единственной в мире книге,
способной дать вам представление о подлинном значении и стоимости при-
надлежащего вам предмета! Как вы это объясните?
- Я очень занятой человек. Практикующий врач.
- Это не ответ. Если уж человек чем-то увлекся, он сумеет выкроить
время для своего увлечения, как бы он ни был при этом загружен другими
делами. А в вашем письме было сказано, что вы - большой любитель фарфо-
ра.
- Так оно и есть.
- Могу я задать вам несколько вопросов, чтобы проверить ваши знания?
Должен сообщить вам, доктор - если вы и правда доктор, - что дело прини-
мает все более подозрительный оборот. Позвольте спросить, что вам из-
вестно об императоре Сў и какая связь между ним и Сўсоин возле Нары?
Господи, неужели этот вопрос обескуражил вас?
Я с притворным возмущением вскочил со стула.
