- Боцман, капитан велел передать: приготовьтесь, убираем всю паруси-
ну!
Петерсен, не оборачиваясь, махнул рукой в знак того, что услышал юн-
гу, продолжая безотрывно следить за пиратским кораблем. Подле обеих кор-
мовых пушек уже стояли канониры с дымящимися фитилями в руках.
Такелаж алжирца заслонял почти полнеба. Боцман, чувствуя, как струйки
пота текут у него между лопаток, прижал к груди стиснутые кулаки, выждал
еще какое-то мгновение - и, разом выбросив руки в стороны, рявкнул:
- Пли!!
В ту же секунду ему заложило уши от грохота; обе пушки, разрядившись,
дернулись на канатах, которыми были принайтовлены к гакаборту; содрога-
ние прокатилось по корпусу корабля, клубы дыма заволокли все вокруг, и
на несколько мгновений воцарилась тишина.
Но Клаус Петерсен не стал ждать, пока дым рассеется, а снова погнал
канониров к пушкам. Зашипели мокрые тряпки, навернутые на банники, кото-
рыми пушкари прочищали горячие стволы орудий от пороховой гари - и тут
эти звуки заглушили радостные крики палубной команды. Боцман кинулся к
гельмпорту: на том месте, где у алжирца только что возвышалась фок-мач-
та, из дикой неразберихи исковерканного такелажа, обломков стеньги и ре-
ев, из рваной парусины торчал лишь куцый обрубок.
- Хо-хо, сынки! - вскричал боцман, готовый пуститься в пляс от радос-
ти. - За такую работу с меня причитается, будет вам в Кадисе добрая вы-
пивка!
Однако торжествовать победу было еще рано, и боцман вновь принялся
торопить канониров; впрочем, они и без того чуть ли не летали на
крыльях. Карфангер же своим энергичным голосом отдал команду брасопить
реи и ставить все паруса, кроме лиселей, отвел "Мерсвин" на добрую милю
к югу и, оказавшись вне пределов досягаемости пушек пиратов, положил
судно в Дрейф.
Сквозь скрип реев со стороны алжирца доносились дикие крики и прок-
лятья пиратов, лихорадочно суетившихся вокруг бесформенной груды из ос-
татков такелажа и пытавшихся поставить запасную фок-мачту.
- Что вы задумали, капитан? - встревоженно спросил штурман.
- Хочу раз и навсегда отвадить их от дурной привычки нападать на мир-
ные торговые суда, - промолвил в ответ Карфангер.
Ян Янсен от изумления потерял дар речи. Сам он был не из робкого де-
сятка и не раз сумел доказать это, однако замысел капитана показался ему
чересчур легкомысленным и безрассудным.
- Прошу на меня не сердиться, капитан, но я хотел бы заметить, - ос-
торожно начал Янсен, - что мы, против ожидания, необыкновенно удачно
выбрались из переделки. Замахиваться на большее - значит без нужды иску-
шать судьбу. Подумайте, ведь даже у самого искусного ткача нить нет-нет
да и рвется, а то, что приносит прилив, с такой же легкостью уносится
отливом.
- Штурман, - в голосе Карфангера зазвучал металл, - на судне командую
я, ваша обязанность - выполнять приказы. - С этими словами он обернулся
к команде, сгрудившейся на палубе.
- Робким нечего надеяться на удачу! - воскликнул он. - Конечно, с
зайцами не охотятся на волков, поэтому я предлагаю вам: пусть тот, кому
не по себе, спускается вниз. Но только в Кадисе ему придется сойти на
берег и поискать себе другое судно. Тем, кто остается на палубе и у ору-
дий, я хочу объяснить мой замысел. Мы подойдем к алжирцу с носа, где нет
пушек, и всадим ему в ватерлинию залп сначала правого, а потом и левого
борта. Я думаю, десяти зарядов будет достаточно, чтобы отправить в гости
к морским чертям их корабль.
- Или наш, - пробурчал кто-то из недовольных себе под нос, но так,
чтобы эти слова не достигли ушей даже унтер-офицеров, не говоря уже о
капитане. В конце концов, это не одно и то же: защищаться, спасая свою
жизнь и свое добро, или атаковать, пусть даже и морских разбойников, ко-
торых сам Бог велел истреблять при любой возможности. Но на судне слово
капитана - закон, не подчиниться которому нельзя, и "Мерсвин", взяв курс
вест, описал вокруг пиратского корабля, дрейфовавшего боком к ветру в
южном направлении, широкий полукруг и стал приближаться к нему. Карфан-
гер велел зарифить паруса, и его корабль малым ходом прошел примерно в
полукабельтове от носа алжирца, что увеличило точность стрельбы из пу-
шек. Хотя пираты и встретили приближающийся "Мерсвин" дикой пальбой из
более чем полусотни мушкетов и аркебуз, полуфунтовые ядра которых проды-
рявили в нескольких местах грот-марсель, это не помешало боцману и его
пушкарям разрядить пушки правого борта в носовую часть пиратского галио-
на. Окутанный клубами порохового дыма "Мерсвин" тотчас повернул против
ветра, так что алжирец теперь дрейфовал прямо на него. Дым рассеялся, и
выяснилось, что ядра только двух восемнадцатифунтовых орудий из пяти по-
пали в ватерлинию; этого было мало. Но так как "Мерсвин" на этот раз
почти не двигался, залп пушек левого борта оказался куда более при-
цельным: четыре ядра так продырявили корпус пиратского корабля, что
внутрь его неудержимыми потоками хлынула вода.
И снова гамбуржцы отошли от пиратского парусника, чтобы канониры мог-
ли, не подвергаясь опасности, перезарядить пушки. Карфангер не сомневал-
ся, что после третьего залпа с пиратами будет покончено. "Мерсвин" еще
раз проделал тот же маневр - и в носовой части алжирца стало на нес-
колько дыр больше. Пираты же вновь открыли бешеный огонь из мушкетов и
аркебуз, пули так и щелкали вокруг, впиваясь в рангоут и переборки; ко-
манда "Мерсвина" поспешила укрыться за фальшбортом, некоторые ничком по-
падали на палубу.
Когда пальба стихла, один из лежавших так и не поднялся: мушкетная
пуля пробила тощую шею корабельного плотника навылет, и его сын, Михель
Зиверс, упав на колени, тщетно пытался сорванным с головы платком унять
кровь, хлеставшую из раны.
И тихо стало на палубе "Мерсвина", после недавнего грохота боя тишина
казалась еще более пронзительной. Никто даже не смотрел в сторону пи-
ратского корабля, стремительно погружавшегося в пучину носом вперед;
умолкли победные крики. Кое-кто украдкой поглядывал на капитана,
по-прежнему стоявшего на полуюте. Долго стоял он там, сняв шляпу и опус-
тив голову, потом медленно сошел на палубу и приблизился к погибшему
плотнику, которого товарищи уже уложили на крышку люка. Чувствуя, что
все взгляды направлены теперь на него, Карфангер стянул с плеч свой
плащ, накрыл им покойника и, повернувшись, хотел уже отойти в сторону,
как вдруг дорогу ему преградил Михель Зиверс.
- Постойте, шкипер! Мой отец погиб по вашей вине.
Карфангер поднял взгляд на матроса, который был выше его чуть ли не
на голову.
- Последние слова ты мог бы оставить при себе, Михель Зиверс. Но я не
держу на тебя зла: гибель твоего отца и для меня тяжелый удар. Посмотри
на мой плащ - в нем две дыры от алжирских мушкетных пуль; будь стрелки
поудачливее, я лежал бы сейчас здесь рядом с твоим отцом. Но Господь
распорядился иначе... О сумме, которая причитается вашей семье за потерю
кормильца, поговорим в Кадисе, сейчас не до того. Обещаю тебе не поску-
питься.
Однако Михель Зиверс не унимался; тем не менее Карфангер не стал да-
лее препираться с матросом, а приказал тотчас брасопить реи и идти к то-
му месту, где над пиратским кораблем только что сомкнулись воды океана.
Там на волнах, среди обломков рангоута и пустых бочонков, болталась
большая шлюпка пиратов, ежесекундно грозя опрокинуться: десятки барах-
тавшихся вокруг алжирцев пытались ухватиться за ее борта, а сидевшие в
шлюпке били их по рукам и головам веслами.
- Не иначе вы собираетесь вылавливать этих разбойников из воды, хозя-
ин? - недоуменно спросил штурман.
- Разумеется.
- Чтобы их потом перевешать?
- Ни один из них повешен не будет, - отрезал Карфангер. - Я отправлю
их назад в Алжир, где обменяю на пленных гамбургских моряков - ведь вы-
куп каждого из них обходится "кассе восьми реалов" в добрую сотню тале-
ров. И пусть об этом задумается каждый, кто сомневается в правильности
моих действий и в необходимости в третий раз атаковать алжирцев.
Солнце давно перевалило зенит, когда "Мерсвин" наконец лег на прежний
курс. В его трюме помимо двадцати трех пленных пиратов сидел и Михель
Зиверс, закованный в цепи по приказу Карфангера. Сын погибшего плотника,
вопреки приказу капитана не трогать безоружных алжирцев, набросился на
них и топором своего отца зарубил шестерых. До Кадиса у него будет время
подумать, сказал капитан, станет ли он еще требовать каких-то денег или
они теперь квиты.
Остальным за этот рейс было обещано двойное жалованье.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
В то время как "Мерсвин", одевшись во все паруса, бодро шел курсом
зюйд, его хозяин, погруженный в глубокие раздумья, расхаживал по палубе.
Нелепая губель корабельного плотника резко омрачила радость по поводу
столь блестящей победы над пиратами. Да еще этот сумасбродный бунт Михе-
ля Зиверса. На море правит приказ капитана, только он один может требо-
вать абсолютного повиновения. И все же между ним и матросами из палубной
команды наметилась отчужденность. Словно они никогда прежде не подверга-
ли свою жизнь риску и не попадали в передряги похуже этой... Что ж ему
теперь встать перед всеми, покаянно ударить себя в грудь и признать:
"Да, третья атака была ошибкой, и в гибели плотника виновен тоже я!"?
Они еще не оставили за собой мыс Финистерре - северо-западную оконеч-
ность Пиренейского полуострова, - еще простирались перед "Мерсвином" во-
ды коварного Бискайского залива, в котором в любое время и с любой сто-
роны мог налететь шквал: и если в такой обстановке нельзя целиком поло-
житься на команду, то опасность возрастает неизмеримо.
Но неужели третья атака и впрямь была излишней? Конечно, пиратский
корабль затонул бы и без того, но кто знает, сколько драгоценного време-
ни, которого они и так уже потеряли немало, ушло бы на ожидание? Или же
надо было довольствоваться малым - срубленной фок-мачтой алжирца? Ясное
дело, без нее берберийцам нечего было и помышлять о погоне за "Мерсви-
ном", но тогда в его трюме не сидели бы сейчас две дюжины пленных пира-
тов. Капитан Берент Карфангер был самым молодым из членов правления
гильдии капитанов Гамбурга, он не имел столько судов, сколько Томас
Утенхольт и большинство других судовладельцев, поэтому удачный исход
сражения с алжирцами, да еще двадцать три пленных пирата намного повысят
его авторитет и влияние... Но не объяснять же все это команде!
Над телом погибшего плотника тем временем хлопотал старый парусный
мастер, зашивавший его в полотняный саван; в ноги покойника уже были по-
ложены два пушечных ядра, как этого требовал морской обычай. Тот же обы-
чай не позволял оставлять мертвеца на судне более суток, ибо это прино-
сило несчастье. За спиной парусного мастера робко жался юнга Хейн
Ольсен, следя за его сноровистыми руками. Мальчишка трусил не столько
оттого, что видел перед собой покойника, а скорее по той причине, что
про старика-мастера ходили слухи, будто он может предсказать чью-либо
смерть или несчастье, которое должно непременно приключиться с кораблем,
и умеет разговаривать с мертвецами. Вот и сейчас он что-то бормотал себе
под нос, словно беседовал с мертвым плотником, восковое лицо которого
еще виднелось из складок савана. Юнга никак не решался заговорить с мас-
тером, но когда тот вдруг проткнул толстой иглой нос покойника, не вы-
держал и взвизгнул:
- Ой, да вы же воткнули иглу ему прямо...
- В нос, хотел ты, верно, сказать, Хейн? - не дал ему договорить ста-
рик. - Да, последний стежок должен проходить через нос, а не то покойник
может вернуться и натворить бед. Так уж принято у моряков, и ничего тут
не поделаешь.
- Но как же мертвецы могут возвращаться?
- Как? Да очень просто. Вот послушай, что приключилось лет двадцать
тому назад на голландском фрегате "Оран". Был у них там старший боцман,
