милиция умела, оказывается, не оставлять следов.
Тем временем из переулка на площадь въехал крытый
автофургон с маленькими окнами, закрытыми решеткой. Задняя
дверь фургона открылась, из нее выпрыгнули два милиционера.
Барабан, Цыпочка и Жернов, толкаясь плечами, забрались в
фургон. Из-под мостика вышел и Сопеля. Он, кажется, не
собирался устраивать побег и неторопливо поднялся по стальной
лесенке в кузов. Зато возчик-молоковоз устроил бунт. Он никак
не хотел садиться в машину, брыкался, цеплялся ногами за
мостик.
- За что? - кричал он, изворачиваясь. - Меня-то за что? Я
ведь ничего такого не сделал. Пусти! Мне надо бидоны сдавать!
- Проходи, проходи, - торопил Тараканов, подсаживая
возчика в автомобиль. - Там разберемся.
- Где это там? Ведь я же ничего такого не сделал! Мне
надо за тару отчитаться!
С трудом удалось водворить его в машину. Старшина запер
дверь на железный засов, и, объезжая кармановскую лужу, фургон
двинулся к милиции. Возчик сразу же прилип к решетчатому окну.
Неожиданно большими глазами глядел он на мир.
- Мне надо бидоны сдавать! - кричал он.
- Чего раскричался, - сказал Крендель, поднимаясь наконец
из лопухов. - Отпустят его. Нас отпустили и его отпустят.
Какой нервный, только попал в милицию - сразу орет. Съедят его
там, что ли? В милиции тоже надо держаться с достоинством.
- Еще бы, - сказал я.
- Ты вообще-то неплохо держался, - снисходительно добавил
Крендель и похлопал меня по спине.
В милиции я, может, и правда держался, как надо, но
сейчас чувствовал себя "подкидышем". Кожаный-то сбежал. А ведь
это мы сказали капитану, кто играет в лото. Я-то особо не
болтал, кроме "еще бы", слова не сказал, но и в этом "еще бы"
был некоторый смысл. Капитан спросил: "И ты видел монахов?" -
"Еще бы", - ответил я.
- Да не волнуйся ты, - сказал Крендель. - Догонят они
его. Они же на мотоцикле. Сейчас поедем домой. Только давай на
капитанский мостик слазим. А то чепуха получается: были в
Карманове, а на мостик не залезли.
И мы полезли наверх, на кармановский капитанский мостик.
Ступеньки заскрипели у нас под ногами, запели на разные
лады.
Снизу, с земли, мостик не казался таким уж высоким, но
когда мы забрались на самый верх, встали на капитанское место,
я понял, что никогда так высоко не поднимался.
Здесь, наверху, дул свежий ветер, мостик скрипел, как
старый корабль, и лужа, лежащая внизу, добавляла морских
впечатлений. Но я и не глядел на лужу, слишком мелка,
незначительна была она и становилась все меньше, зато шире
разворачивался город Карманов, с его переулками, красными и
серыми крышами, рынком, вокзалом, башнями бывшего монастыря.
А ведь Карманов был, оказывается, красивый город. Во всех
садах его цвела черемуха, по кривым переулкам ездили дети на
велосипедах, на лавочках у ворот и калиток сидели старушки,
лаяли собаки, серые козы бродили на пустырях. В лучах
заходящего солнца Карманов казался тихим, спокойным городом, в
котором хотелось жить.
Ветер задул сильней, и капитанский мостик поплыл, качаясь
по волнам над городом Кармановом, который стал отчего-то
уменьшаться, и все шире открывался горизонт. Я увидел за
городом озимые поля, речку Кармашку с вековыми ивами,
склонившимися над водой, синие далекие леса, а сразу за лесами
близко, совсем близко показалась Москва, будто из-под земли
выросла Останкинская башня и высотное здание у Красных ворот.
Оказывается, с кармановского мостика видно было очень
далеко, и чем дольше стоял на нем человек, тем дальше, тем
шире видел он. Скоро видели мы не только Москву, а совсем уж
далекие южные степи и горы, которые синели над ними. Ясно была
видна двуглавая снежная вершина - Эльбрус.
- Смотри-ка, смотри! - закричал Крендель и больно схватил
меня за локоть. - Сюда смотри, ближе, ближе.
Я перевел взгляд с Эльбруса на черноземные степи, миновал
Москву, вплотную приблизился к городу Карманову и вдруг ясно
увидел внизу, под нами, сразу за городом, зеленое озимое поле,
которое точно посередине разрезала проселочная дорога.
По дороге мчалась лошадь, запряженная в телегу, а за нею
с коляской мотоцикл.
Погоня
Мотоцикл ревел.
Отсюда, с мостика, слышен был этот рев, перекрывающий
мирные кармановские звуки.
- Наддай! Наддай! - кричал из коляски капитан.
Вася наддавал. Выкручивал рукоятку газа, изо всех сил
прижимался к баку с бензином.
- Вот-вот! - волновался Крендель. - Сейчас накроют.
Но накрыть Кожаного Вася и капитан никак не могли, хоть и
мчались изо всех сил. В этом было что-то загадочное, ведь
телега с Моней на борту была недалеко, от силы метров
тридцать.
- Да что такое? - горячился Крендель, переживая. - Что
он, заколдованный, что ли?
Но Кожаный не был заколдован. Заколдована была дорога.
Много лет подряд колдовали над нею бульдозеры и коровьи стада.
Они-то наколдовали столько колдобин, что превратили дорогу во
что-то, не похожее ни на что. Только сбоку, в профиль, имела
она сходство с гребнем гребенчатого тритона. Но если
гребенчатый тритон сам живет в воде, то здесь вода находилась
в колдобинах, куда ранней весной и приползали нереститься
гребенчатые тритоны из кармановского пруда. В иных колдобинах
водились и караси.
Мотоцикл, вгрызаясь в дорогу, порой скрывался из глаз, а
вместо него бил фонтан, будто на этом месте открылась нефтяная
скважина.
Лошадь была умней мотоцикла, даже и милицейского. Она
знала колдобины наизусть, чувствовала, куда надо шагнуть.
Впрочем, телега иногда подскакивала на всех четырех колесах, а
то и плавала, подобно барже.
- Поберегись! - крикнул Кожаный и метнул бидон. С
реактивным свистом бидон пролетел над головой капитана.
- Наддай же! Наддай! - просил капитан, но Вася и так
работал на предельных оборотах.
Надо было что-то придумать, и капитан рискнул. На полном
ходу отвинтил он коляску, прыгнул на заднее седло. Не проехав
и сантиметра, коляска затонула.
Мотоцикл сразу рванулся вперед. Расстояние между ним и
телегой медленно сокращалось.
- Давай! - орал с трибуны Крендель. - Жми!
- Береги бензобак! - крикнул Кожаный и снова метнул
бидон. Расстояние между лошадью и мотоциклом стало
увеличиваться.
Увидев такое дело, Моня развеселился. Он оглядывался,
улыбаясь, показывал фигу, приветственно подымал кепку и
прощально ею махал. Полы его пальто трещали на ветру, как
пиратский флаг.
Капитан достал пистолет.
Левой рукой он покрепче обнял Куролесова, а правой стал
целиться. Но мотоцикл так кидало в стороны, что выстрел грозил
самоубийством.
На полном скаку мотоцикл ворвался в особенно коварную
колдобину, и капитан Болдырев вылетел из седла.
Он висел в воздухе, держась рукой за Васину шею, а
мотоцикл по-прежнему мчался вперед. Волей-неволей капитан
вынимал Васю из седла.
Дело могло плохо кончиться. Оба они могли сию же секунду
оказаться в грязи, а это грозило плохими последствиями. Это
грозило тем, что Вася и капитан отстанут от Кожаного раз и
навсегда.
Надо было немедленно что-то решать, и капитан принял
решение. Он отпустил руку. Вася остался в седле, а сам капитан
пролетел над дорогой и, чувствуя, что падает в грязь, проделал
в воздухе двойное сальто. Он приземлился на обочине, вполне
устояв на ногах. На сером его костюме не было и пятнышка.
Мотоцикл рванулся вперед, догоняя телегу, а капитан
поднял пистолет.
Грянул выстрел. Пуля ударила в колесо, вышибла в нем
особо важную спицу - колесо отвалилось. Кожаный выпал из
телеги в лужу и камнем пошел на дно.
Коричневый пузырь вырос посреди лужи, медленно лопнул, а
когда Вася подъехал, водная гладь уже успокоилась. На
поверхности не было даже и кругов. Вася заглушил мотор, слез с
мотоцикла, изогнувшись, заглянул на дно лужи.
- Утоп! - крикнул он, беспомощно оглядываясь на капитана.
Вдруг впереди и дальше по дороге, метров за двадцать от
Васи, из другой лужи показалась мокрая кепка. Кожаный выскочил
из воды, встряхнулся так, что вокруг него на миг появилась
радуга, и побежал через озимое поле.
- Стой! - крикнул Вася и побежал следом.
С кармановского мостика хорошо были видны маленькие
фигурки, которые двигались к темнеющему вечернему лесу. Вот на
поле осталась одна фигурка, вот и она скрылась под березами.
Капитан Болдырев подошел к лошади, ласково похлопал ее.
Потом насадил на ось отвалившееся колесо, развернул телегу и
поехал назад, к городу Карманову, подбирая по дороге пустые
бидоны, коляску, мотоцикл.
Но мы уже не видели этого. Мы сами давно уж ехали на
электричке домой. В Москву. В Зонточный переулок.
Сны похитителя
Приключения в городе Карманове так захватили нас, что мы
совсем забыли о монахах, о тех белокрылых в черных
капюшончиках, которые в этот субботний вечер по-прежнему
сидели в квартире Похитителя.
Монахи истомились. Похититель ушел куда-то на весь день,
не оставил даже блюдца с водой. Монахи дремали в садке,
прижавшись друг к другу.
К вечеру вернулся Похититель. В садке слышно было, как он
кряхтел и громко топал. Он тащил четвертый телевизор - "Темп".
Похититель был не в духе, потому что этот "Темп" дался ему с
трудом. Три с половиной часа пришлось Похитителю лежать под
кроватью, ожидая, когда уйдут из дома хозяева, а потом еще
лезть по пожарной лестнице на двенадцатый этаж с телевизором
на плечах. К тому же он забыл оставить на месте преступления
милицейскую пуговицу.
Пнув ногой садок с голубями, Похититель плюхнул "Темп" на
диван и стал раскидывать комнатные антенны. Наладил дело,
включил сразу все телевизоры, и тут же перегорели пробки.
Чертыхаясь, Похититель взгромоздился на табурет, починил
пробки и снова включил телевизоры. С полчаса смотрел он четыре
передачи: "Сплав науки и производства", "Хочу все знать", "С
песней вдоль околицы" и "Немецкий язык для химиков".
В голове его за полчаса образовалась такая каша, что
Похититель плюнул, выключил телевизоры и достал "Краткую опись
своих преступных деяний". Сегодня он не чувствовал особого
вдохновения и записал коротко:
"Спер "Темп". Влажность воздуха... А черт ее знает, какая
сегодня влажность, я не мерил. Но, в общем, влажно. Пока лез
на крышу, совсем сопрел. А телевизор - барахло, прыгает все
время и какие-то веревки на экране".
Захлопнув книгу, Похититель подошел к зеркалу.
- Ну что, рожа, - сказал он своему отображению. - Опять
психуешь?..
- Как же не психовать-то. Веревки на экране...
- А с монахами что будешь делать?..
- Завтра повезу в Карманов. Встану пораньше, часиков в
шесть...
- Ну, тогда спокойной ночи, - сказал Похититель своему
собеседнику, лег спать и мгновенно уснул.
Приснились ему ромашки. Ромашки, колеблемые ветром, и
маленький мальчик - это был он сам, Похититель, - бегающий
посреди ромашек.
Как приятно, как весело было маленькому будущему
Похитителю бегать среди ромашек, срывать их, нюхать, считать
лепестки. Похититель смеялся, а ромашки взмахнули крыльями и
улетели, превратившись в голубей. Вот голуби опустились
обратно на лужок и превратились в телевизоры. Засияли на
зеленом лугу голубые экраны. Похититель прыгал вокруг них и
баловался, переключая программы. Вдруг все экраны разом
запрыгали, на них появились какие-то веревки, и Похититель
проснулся.
За окном на улице было темно и тихо. Изредка доносилось
