- А может, у меня бинокль был! - задиристо сказала
бабушка Волк, но тут же замолчала, потому что при чем здесь
бинокль.
- При чем здесь бинокль? - сказал гражданин Никифоров. -
Вы, мадам, что-то перепутали. Ну, я пошел.
Он повернулся к нам спиной, вздрогнул и вдруг бросился со
всех ног по переулку. Через секунду не было уже нигде
гражданина Никифорова, и след его простыл. Я даже нарочно
пощупал рукою след - да, простыл.
Бегство и страх гражданина Никифорова
Гражданин Никифоров бежал по Крестьянской заставе, и
грабли, вытянувшись, летели за ним.
"И зачем я пошел в этот проклятый переулок! - думал на
бегу гражданин. - Только зашел - и сразу попался!"
Нет, гражданин Никифоров не брал голубей, но было у него
на совести одно дело, а может быть, даже и два, и, когда
бабушка Волк посмотрела пристально, страх сразу просочился в
его грудь.
"А ну-ка постой, голубок. А не ты ли лазил в буфет?" -
сказала старушка, и тут не то что страх - ужас охватил
гражданина.
Ведь, конечно, это он, конечно, он лазил в буфет, но не в
тот, что стоял на крыше. Гражданин Никифоров лазил совсем в
другой буфет. Правда, это случилось два года назад, и буфет
этот был в городе Карманове, и с тех пор гражданин ни в какие
буфеты не лазил - и все-таки сейчас смертельно перепугался. Он
мигом представил, как его тащат в милицию и отбирают грабли.
"И всего-то один раз, - подумал на бегу гражданин. -
Всего один раз залез я в буфет. Да и взял-то мало: пять кило
колбасы, две банки сгущенки, торт. Другие больше берут. По
шесть кило берут и не боятся".
Впрочем, гражданин боялся не только милиции, он боялся
звонить по телефону, купаться, ездить на лифте, боялся, что
кукушка мало ему накукует, и даже боялся падения метеоритов.
Но это я даже могу понять.
Как-то вечером, когда в небе зажглись звезды, мы с
Кренделем бродили у Крутицкого теремка. Рядом строился дом,
повсюду были навалены огромные катушки, трубы, кирпичи. В тот
вечер было много падающих звезд. Они то и дело разрезали
темное небо над Москвой-рекой.
Вдруг на заборе, за которым торчал подъемный кран, я
увидел плакат:
БОЙСЯ ПАДЕНИЯ МЕТЕОРИТОВ!
В ту ночь мне снились страшные сны: Земля сталкивалась с
Луною, метеориты вонзались в асфальт, и я метался по
Крестьянской, спасаясь от небесных тел. Утром я снова пошел на
стройку.
При дневном свете плакат читался по-другому:
БОЙСЯ ПАДЕНИЯ МАТЕРИАЛОВ!
Честно сказать, я понимаю и тех людей, которые боятся
ездить на лифте. Едешь на лифте, а он вдруг застрял! Сердце
уходит в пятки, начинаешь метаться и кричать: "Я застрял! Я
застрял!"
А лифт ни с места. Страшно.
Страшно было гражданину Никифорову. Он бежал, и грабли,
вытянувшись, летели за ним.
Телевизоры и монахи
На улице окончательно стемнело. Огненное слово "Рубин"
зажглось над кинотеатром, багровым огнем озарило лица
прохожих.
У забора, на котором наклеены были афиши, стоял человек с
граблями. Ему хотелось пойти в кино, но сделать этого он не
решался и, главное, не знал, куда девать грабли.
Прохожие обходили его, топтались у афиш, толпились у касс
кинотеатра, толкали друг друга, не извиняясь. Одна девушка
поглядела на грабли, засмеялась, побежала к кассе. Гражданин
хотел было бежать за ней, но грабли его не пустили, и он
остановился, мечтая о граблях, которые складывались бы, как
удочка.
Долго стоял он на одном месте и глядел, как вспыхивают в
окнах домов теплые абажуры, как дрожит за шторами что-то
неверное и голубое.
- Телевизоры смотрят, - угадывал гражданин.
За таким телевизионным окном в мягком кресле сидел
человек. Это и был Похититель.
Над головою его на стене висели портреты киноактрис,
наших и зарубежных, у ног стоял плетеный садок с
голубями-монахами, а прямо перед ним сияли экраны трех
телевизоров. Похититель смотрел сразу три программы. Надо
отметить, что по одной программе передавали "Артлото", по
другой - "Спортлото", по третьей - "А ну-ка, мальчики".
"Как хорошо иметь три телевизора, - размышлял Похититель.
- Ничто не проходит мимо твоих глаз. Да, телевизор - полезная
штука".
Похититель повел глазами слева направо по всем трем
экранам, потом справа налево и тут наткнулся взглядом на садок
с голубями.
- Ну вот, - сказал он сам себе. - То, к чему давно
стремился - достиг. С голубями больше дела не имею. Целиком
переключаюсь на телевизоры. Голубей-то похищать просто, а чтоб
свистнуть телевизор, надо быть немножко художником. Вещь
хрупкая, громоздкая, задел экраном за дверную ручку - и
привет.
Похититель встал, подошел к зеркалу, которое висело среди
портретов киноактрис. Ему было приятно увидеть иногда себя в
окружении красавиц всех стран и континентов. Он тогда казался
себе знаменитым киноактером и строил всевозможный гримасы - то
нахмуривал брови, выпятив вперед подбородок, то, наоборот,
подбородок убирал назад, а бровями играл, как морскою волной,
то вдруг шевелил подбородком справа налево, восхищаясь
собственной красотой.
Оглядевши свое лицо, Похититель остался им недоволен.
Очень уж грубым и мрачным казалось оно. Такое лицо надо было
развеселить, и он подмигнул сам себе, а потом и спросил сам у
себя, глядясь в зеркало:
- Куда монахов девать будешь, рожа?..
- А загоню их, голубчиков, на Птичьем рынке!..
- А дорого ли возьмешь?..
- Рублика по два - вот червончик и набежит.
- Такой симпатичный - так дорого просишь, - укорял себя
Похититель.
- Что поделаешь - нынче каждый рубль в почете...
- Рубль-то в почете, да голубь подешевел...
- Надобно торговать с умом.
- А на то мне и ум дан.
Тут Похититель рассмеялся, довольный разговором с самим
собой. И все актрисы на стенах - показалось Похитителю - тоже
позасмеялись. Но смеялись, в основном, зарубежные киноактрисы,
наши смотрели на это дело довольно хмуро.
- Ну ладно, хватит, - сказал Похититель, обрывая
неуместный смех. - За дело.
Он решительно выключил телевизоры, из письменного стола
достал канцелярскую книгу, на обложке которой было написано:
"Краткая опись моих преступных деяний".
Похититель раскрыл книгу на нужной странице и записал:
"Сегодня в 18 часов 34 мин. мною была взята голубятня в
доме N 7 по Зонточному пер. Операция заняла 3 мин. 27 сек.
Температура +19 градусов. Влажность воздуха 89%. Ветер
северный, слабый до умеренного. В итоге похищено 5 г. из
породы монахов. На месте преступления оставлена улика -
железнодорожная пуговица, которая и должна ввести в
заблуждение следственные органы. Ранее на месте преступлений
оставлялись пуговицы: солдатская, матросская, летчицкая и
лесниковская.
Таким образом, на сегодняшний день в Москве и Московской
области мною безнаказанно похищено 250 голубей. План выполнен.
На этом похищения голубей прекращаю, целиком переключаюсь на
телевизоры".
Похититель поставил точку. Когда-нибудь лет через десять
он мечтал раскаяться, начать новую жизнь и написать книгу о
своих преступных делах, и у него давно уж вошло в привычку
подводить итоги дня.
* ЧАСТЬ ВТОРАЯ. СУББОТА *
Птичий рынок
Каждую субботу часов в шесть утра на Таганской площади
появляются странные люди. Взлохмаченные, озабоченные,
вываливают они из метро и бегут через площадь. Они тащат с
собой перевязанные веревками чемоданы и сундуки, корыта и
канистры, из карманов у них торчат реторты, свешиваются
резиновые шланги, у каждого на спине обвислый рюкзак, из
которого что-то капает, просачивается, течет.
Это едут на Птичий рынок постоянные продавцы. Годами
разводят они рыб, канареек, кроликов, хомяков. В прудах на
окраинах Москвы ловят мотыля и живородка, чтоб каждую субботу,
каждое воскресенье быть на Птичьем. Эти люди - основа, костяк
рынка, это киты, на которых стоит Птичий рынок.
А через час Таганская площадь разрезана пополам
длиннейшей очередью. Автобусов не хватает. Десятки постоянных
и сотни случайных покупателей рвутся на Птичий. Особенно
горячатся случайные. Глаза у них широко открыты, все - даже
очередь на автобус - вызывает изумление и смех. На дворняжку,
которая выглядывает из-за пазухи соседа, они смотрят как на
диковину. Многие едут на Птичий в первый раз, им хочется все
увидеть, все купить, и если у кого-нибудь из них в кармане
имеется веревка, трудно угадать, как сложится ее судьба. То ли
обвяжет веревка стоведерный аквариум, то ли притащит домой
вислоухого кобеля.
А Птичий давно уж кипит. Толпа запрудила его улицы и
закоулки, рыбьи сачки и голуби взлетают над толпой, вода из
аквариумов льется под ноги, кричат дети, грызутся фокстерьеры,
заливается трелью десятирублевый кенарь. С Таганки, с Яузы, с
Крестьянской заставы слетелись на Птичий рынок воробьи, галки,
вороны и сизари - единственные птицы, которых здесь не продают
и не покупают, если, конечно, они не дрессированные. Но хотел
бы я купить дрессированного воробья!
Чудные, неожиданные вещи можно купить на Птичьем!
Вот стоит дедок в шапке-ушанке, нос его похож на грушу,
но красен, как яблоко. В руках у дедка - кулек, в котором
неслыханный фрукт - сушеный циклоп. Много лет кряду стоит
дедок на своем посту, и запасы сушеного циклопа не иссякают.
А вот чернобровый, с напряженным от долгих раздумий
лицом. На груди его таблица:
ДОБЕРМАН-ПИНЧЕР
Сердито глядит он на прохожих, мрачно предлагает:
- Купите мальчика.
У ног его в кошелке копошатся щенки, которых никто не
покупает.
- Кто хочет усыновить кобелька? - смягчается чернобровый.
Да что щенки - только на Птичьем можно встретить людей,
которые занимаются редчайшим на земном шаре делом - продают
песок. Никто никогда не мог додуматься, что песок надо
продавать, а на Птичьем додумались и продают, и покупают. Но
только крупный песок, зернистый, как гречневая каша, - 5
копеек стакан.
На Птичьем можно купить корабль-фрегат, целиком
слепленный из морских ракушек с засохшей морскою звездой на
носу, можно купить просто кусок стекла, но такого стекла,
которое переливает всеми цветами радуги и похоже на бриллиант
"Королева Антуанетта". Не знаю зачем и не знаю кому нужно
такое стекло, да не в этом и дело. Мне, например, все равно,
что продавать, что покупать - стекло, фрегат, сушеного
циклопа, - только быть на Птичьем каждую субботу и
воскресенье, толкаться в толпе, свистеть в голубиных рядах,
гладить собак, глядеть в горло подсадным уткам, подымать за
уши кроликов, а то и вытащить из-за пазухи прозрачную колбу и
крикнуть:
"Кому нужен вечный корм? Налетай!"
Сто монахов
- На Птичьем, конечно, на Птичьем, - толковал Крендель. -
Мы его там сразу накроем. А куда ему девать монахов? Понесет
на Птичий.
По Вековой улице мы бежали на Птичий, и навстречу нам то
и дело попадались люди, которые тащили клетки с канарейками,
аквариумы, садки с голубями. Один за другим мчались мимо
автобусы, из окошек выглядывали голубятники, собачники,
птицеводы, птицеловы и любители хомяков.
На рынке уже в воротах мы влипли в толпу аквариумистов.
Здесь был лязг, хруст, гвалт, давка. В прозрачных банках
бились огненные барбусы, кардиналы, гурами, макроподы, сомики,
скалярии и петушки. То там, то сям из толпы высовывались
рыбы-телескопы с такими чудовищно выпуклыми глазами, какими,
