безопасная - и поднял трубку. И что? Из-за этого ветра я все равно
ничего не мог расслышать. Он положил трубку и снова появился в дверях.
- Исполнено, мистер Норрис.
- Так-то оно лучше.
- Счастливого пути, мистер Норрис. До скорого свидания... если оно
состоится.
А теперь к делу. Я позволил себе в последний раз подумать о Марсии, о
ее светло-каштановых волосах, и больших серых глазах, и изящной фигурке,
а затем как бы отключился. И вниз я больше не смотрел. А то лишний раз
заглянешь в эту бездну, и руки-ноги отнимутся. Или перестоишь и замерз-
нешь, а тогда можно просто оступиться или даже сознание потерять от
страха. Сейчас главное - мысленно видеть карниз. Сейчас все внимание на
одно - шажок правой, шажок левой.
Я двинулся вправо, держась, пока возможно, за решетку. Мне придется,
это ясно, предельно напрячь сухожилия ног, которые я развил теннисом. С
учетом того, что пятки у меня свисают с карниза, на носки выпадет двой-
ная нагрузка.
Я добрался до конца балкона - ну и как теперь заставить себя отор-
ваться от спасительных перил. Я заставлял. Двенадцать сантиметров - это
же будь здоров какая ширина! Да если б до земли было не сто двадцать
метров, а сантиметров тридцать, ты бы обежал по карнизу это здание за
каких-нибудь четыре минуты, урезонивал я себя. Вот и считай, что так оно
и есть.
Легко сказать. Если упадешь с тридцатисантиметровой высоты, то чер-
тыхнешься и попробуешь еще раз. Здесь второго случая не представится.
Я сделал шажок правой ногой, подтянул левую... и отпустил перила. Я
распластал руки по стене, прижимаясь ладонями к шершавой каменной по-
верхности, я оглаживал ее. Я был готов ее поцеловать.
Порыв ветра заставил меня покачнуться; воротник пиджака хлестнул по
лицу. Сердце подпрыгнуло и застряло где-то в горле, где и оставалось,
пока стихия не успокоилась. Если ветер ударит как следует, меня снесет к
чертовой матери с этого насеста. А ведь на противоположной стороне ветер
будет посильнее.
Я повернул голову влево, прижимаясь щекой к стене. Кресснер наблюдал
за мной, перегнувшись через перила.
- Отдыхаете в свое удовольствие? - поинтересовался он дружелюбным то-
ном.
На нем было пальто из верблюжьей шерсти.
- Вы, кажется, сказали, что у вас нет ничего теплого, - заметил я.
- Соврал, - спокойно отреагировал он. - Частенько, знаете, приходится
врать.
- Как это понимать?
- А никак... никак это не надо понимать. А может быть и надо. Нервиш-
ки-то шалят, а, мистер Норрис? Не советую вам долго задерживаться на
месте. Лодыжки устают. А стоит им расслабиться... - Он вынул из кармана
яблоко, откусил от него и выбросил в темноту. Долго ничего не было слыш-
но. И вдруг раздался едва слышный омерзительный шлепок. Кресснер хохот-
нул.
Он совершенно выбил меня из колеи, и сразу же паника вонзила в мозг
свои стальные когти. Волна ужаса готова была захлестнуть меня. Я отвер-
нулся от Кресснера и начал делать глубокие вдохи, пытаясь сбросить с се-
бя парализующий страх. Световое табло на здании банка показывало 8.46, и
рядом - ДЕЛАЙТИ ВАШИ ВКЛАДЫ НА ВЗАИМОВЫГОДНЫХ УСЛОВИЯХ!
Когда на табло зажглись цифры 8.49, самообладание, кажется, снова ко
мне вернулось. По всей видимости, Кресснер решил, что я примерз к стене,
потому что едва я начал переставлять ноги, держа путь к углу здания, как
сзади послышались издевательские аплодисменты.
Давал себя знать холод. Ветер, пройдясь по озерной глади, словно по
точильному камню, превратился в немыслимо острую косу, которая своим ув-
лажненным лезвием полосовала мою кожу. На спине пузырился худосочный
пиджак. Стараясь не замечать холода, я медленно продвигался, не отрывая
подошв от карниза. Если и можно преодолеть этот путь, то только так -
медленно, со всеми предосторожностями. Поспешность губительна.
Когда я добрался до угла, банковские часы показывали 8.52. Задача ка-
залась мне вполне выполнимой - карниз опоясывал здание четким прямоу-
гольником - вот только, если верить правой руке, за углом меня подстере-
гал встречный ветер. Один неверный наклон, и я отправлюсь в долгий по-
лет.
Я все ждал, что ветер поутихнет, однако ничуть не бывало - не иначе
как он находился в сговоре с Кресснером. Своей невидимой пятерней он
хлестал меня наотмашь, давал тычки, забирался под одежду. Особенно силь-
ный порыв ветра заставил меня покачнуться. Так можно простоять до беско-
нечности, подумал я.
Улучив момент, когда стихия немного унялась, я завел правую ногу за
угол и, держась за стены обеими руками, совершил поворот. Сразу два воз-
душных потока обрушились на меня с разных сторон, выбивая из равновесия.
Ну вот Кресснер и выиграл пари, подумал я обреченно. Но мне удалось
продвинуться еще на шаг и вжаться в стену; только после этого я выдох-
нул, чувствуя, как пересохло горло.
Тут-то и раздался над самым моим ухом оглушительный хлопок.
Я дернулся всем телом и едва устоял на ногах. Руки, потеряв опору,
описывали в воздухе невообразимые зигзаги. Садани я со всего маху по
стене, скорее всего это бы меня погубило. Но вот прошла целая вечность -
закон равновесия позволил мне снова прижаться к стене, вместо того чтобы
отправить меня в полет протяженностью в сорок три этажа.
Мое судорожное дыхание напоминало сдавленный свист. В ногах появилась
предательская слабость, мышцы гудели как высоковольтные провода. Никогда
еще я не чувствовал столь остро, что я смертен. Старуха с косой уже, ка-
залось, готова была пробормотать у меня за спиной отходную.
Я вывернул шею и увидел примерно в метре над собой Кресснера, который
высунулся из окна спальни. Он улыбался. В правой руке он держал новогод-
нюю хлопушку.
- Проверка на устойчивость, - сказал он.
Я не стал тратить силы на диалог. Да и не перекричать бы мне эти за-
вывания. Сердце колотилось бешено. Я незаметно продвинулся метра на пол-
тора - на случай, если ему придет в голову высунуться по пояс и дружески
похлопать меня по плечу. Затем я остановился, закрыл глаза и подышал
полной грудью, пока не пришел в норму.
Эта сторона здания была короче. Справа от меня возвышались самые
большие небоскребы Нью-Йорка. Слева подо мной темным пятном лежало озе-
ро, по которому перемещались отдельные светлые штрихи. В ушах стоял вой
и стоны.
Встречный ветер на втором повороте оказался менее коварным, и я обог-
нул угол без особых хлопот. И тут меня кто-то укусил.
Я дернулся, судорожно глотая воздух. Страх потерять равновесие выну-
дил меня прижаться к стене. Вновь кто-то укусил меня. Не укусил, нет...
клюнул. Я опустил взгляд.
На карнизе стоял голубь и смотрел на меня блестящими ненавидящими
глазами.
Мы, жители городов, привыкли к голубям, как привыкли к таксистам, ко-
торые не могут разменять вам десятидолларовую бумажку. Городские голуби
тяжелы на подъем и уступают дорогу крайне неохотно, считая облюбованные
ими тротуары своей собственностью. Их визитные карточки мы частенько об-
наруживаем на капотах наших машин. Но что нам за дело! Да, порой они нас
раздражают, но владения-то все равно наши, а эти пернатые - чужаки.
Здесь были его владения, я ощущал свою беспомощность, и он, похоже,
это понимал. Он опять клюнул меня в перетруженную лодыжку, и всю правую
ногу тотчас пронзила боль.
- Убирайся, - прорычал я. - Убирайся прочь.
В ответ он снова клюнул. Он, очевидно, давал мне понять, что я вторг-
ся на его территорию. И действительно, карниз был помечен птичьим поме-
том, старым и свежим.
Вдруг тихий писк.
Я как мог задрал голову, и в ту же секунду сверху обрушился клюв. Я
чуть не отпрянул. Я мог стать первым ньюйоркцем, погибшим по вине птицы
божьей. Это была голубка, защищавшая своих птенцов. Гнездо помещалось
под самой крышей. Мне повезло, при всем желании мамаша не могла дотя-
нуться до моего темечка.
Зато ее супруг так меня клюнул, что пошла кровь. Я это почувствовал.
Я двинулся вперед в надежде спугнуть голубя. Пустой номер. Эти голуби
ничего не боятся - городские, во всяком случае. Если при виде грузовика
они с ленцой ковыляют прочь, то какую угрозу может представлять для них
человек, застрявший на карнизе под самой крышей небоскреба?
Я продвигался черепашьим шагом, голубь же пятился, глядя мне в лицо
блестящими глазками, - опускал он их только для того, чтобы вонзить в
мою лодыжку свой острый клюв. Боль становилась нестерпимой: еще бы, эта
птица сейчас терзала живое мясо... если бы она его ела, я бы тоже не
удивился.
Я отпихнул его правой ногой. Рассчитывать на большее не приходилось.
Голубь встрепенулся и снова перешел в атаку. Что до меня, то я чуть не
сорвался вниз.
Один, второй, третий удар клювом. Новый порыв ветра заставил меня ба-
лансировать на грани падения; я цеплялся подушечками пальцев за каменную
стену, с которой успел сродниться, я прижимался к ней щекой, с трудом
переводя дыхание.
Думай Кресснер хоть десять лет, вряд ли он придумал бы страшнее пыт-
ку. Ну, клюнули тебя разок, велика беда. Ну, еще раза два клюнули - тоже
терпимо. Но эта чертова птица клюнула меня, наверно, раз шестьдесят, по-
ка я добрался до чугунной решетки с противоположной стороны здания.
Добраться до нее было все равно, что до райских врат. Пальцы мои лю-
бовно обвились вокруг холодных концов ограждения - ничто, казалось, на
заставит их оторваться.
Удар клювом.
Голубь смотрел на меня, если можно в данном случае так выразиться,
сверху вниз, в его блестящих глазках читалась уверенность в моей беспо-
мощности и собственной безнаказанности. Так смотрел Кресснер, выставляя
меня на балкон.
Вцепившись ненадежней в чугунное ограждение, я изловчился и наддал
голубю что было мочи. Вот уж бальзам на раны - он заквохтал, точно кури-
ца, и с шумом поднялся в воздух. Несколько сизых перьев упало на карниз,
другие плавными кругами пошли на снижение, постепенно исчезая в темноте.
Я перелез, едва живой, через ограждение и рухнул на балкон. Я обли-
вался потом, несмотря на холод. Не знаю, сколько я пролежал, собираясь с
силами. Световое табло на здании банка осталось по ту сторону, я же был
без часов.
Боясь, как бы не свело мышцы, я сел и осторожно спустил носок. Иск-
ромсанная правая лодыжка кровоточила, а впрочем, ничего серьезного. Как
бы то ни было, при первой же возможности ранку надо обработать. Эти го-
луби могут быть разносчиками любой заразы. Я подумал, не перевязать ли
мне ногу, но потом раздумал. Еще, не дай бог, наступлю на повязку. Успе-
ется. Скоро ты сможешь купить бинтов на двадцать тысяч долларов.
Я поднялся и с тоской посмотрел на темные окна квартирылюкс по эту
сторону здания. Голо, пусто, безжизненно. На балконной двери плотный
ветрозащитный экран. Наверно, я мог бы влезть в квартиру, но это значило
бы проиграть пари. А ставка была больше, чем деньги.
Хватит оттягивать неизбежное. Я снова перелез через перила и ступил
на карниз. Голубь, не досчитавшийся нескольких перьев, смерил меня
убийственным взглядом; он стоял над гнездом своей подруги, там, где кар-
низ был украшен пометом особенно щедро. Навряд ли он станет досаждать
мне, видя, что я удаляюсь.
Удаляюсь - красиво сказано; оторваться от этого балкона оказалось
потруднее, чем от балкона Кресснера. Разумом я понимал, что никуда не
денешься, надо, но тело и особенно ступни криком кричали, что покидать
такую надежную пристань - это безумие. И все же я ее покинул - я шел на
зов Марсии, взывавшей ко мне из темноты.
Я добрался до следующего угла, обогнул его и медленно, не отрывая по-
дошв от карниза, двинулся вдоль короткой стены. Сейчас, когда цель была
уже близка, я испытал почти непреодолимое желание ускорить шаг, побыст-
рее покончить с этим. Но это означало верную смерть, и я заставил себя
не торопиться.
На четвертом повороте встречный ветер чуть меня не опрокинул, и если
