интересом.
- Марсия посоветовала.
Голос его стал жестче:
- Значит, попав в лапы полиции, будете держаться до последнего. А
когда в следующий раз наведаетесь к моей жене, вы застанете тихую ста-
рушку в кресле-качалке. Об этом вы не подумали? Насколько я понимаю, за
шесть унций героина вы можете схлопотать сорок лет.
- Этим вы Марсию не вернете.
Он усмехнулся:
- Положеньице, да? С вашего позволения я обрисую ситуацию. Вы и моя
жена полюбили друг друга. У вас начался роман... если можно назвать ро-
маном эпизодические ночные свидания в дешевых мотелях. Короче, я потерял
жену. Зато заполучил вас. Ну а вы, что называется, угодили в тиски. Я
верно изложил суть дела?
- Теперь я понимаю, почему она от вас устала, - сказал я. К моему
удивлению, он расхохотался, даже голова запрокинулась.
- А знаете, вы мне нравитесь. Вы простоваты, мистер Норрис, и замашки
у вас бродяги, но, чувствуется, у вас есть сердце. Так утверждала Мар-
сия. Я, честно говоря, сомневался. Она не очень-то разбирается в людях.
Но в вас есть какая-то... искра. Почему я и затеял все это. Марсия, надо
полагать, успела рассказать вам, что я люблю заключать пари.
- Да.
Я вдруг понял, чем меня смутила раздвижная дверь в стеклянной стене.
Вряд ли кому-нибудь могло прийти в голову устроить чаепитие среди зимы
на балконе сорок третьего этажа. Вот и шезлонг стоит в комнате. А ветро-
защитный экран почему-то сняли. Почему, спрашивается?
- Я не питаю к жене особых чувств, - произнес Кресснер, аккуратно
вставляя в мундштук новую сигарету. - Это ни для кого не секрет. И вам
она наверняка сказала. Да и при вашем... опыте вам наверняка известно,
что от хорошей жизни замужние женщины не прыгают в стог сена к заурядно-
му профи по мановению ракетки. Но Марсия, эта бледная немочь, эта крив-
ляка, эта ханжа и зануда, эта размазня, эта...
- Достаточно, - прервал я его.
Он изобразил на лице улыбку.
- Прошу прощения. Все время забываю, что мы говорим о вашей возлюб-
ленной. Кстати, уже 8.16. Нервничаете?
Я пожал плечами.
- Держимся до конца, ну-ну, - сказал он и закурил новую сигарету. -
Вас, вероятно, удивляет, что при всей моей нелюбви к Марсии я почему-то
не хочу отпустить ее на...
- Нет, не удивляет.
На его лицо набежала тень.
- Не удивляет, потому что вы махровый эгоист, собственник и сукин
сын. Только у вас не отнимают ничего вашего. Даже если это вам больше не
нужно.
Он побагровел, потом вдруг засмеялся.
- Один ноль в вашу пользу, мистер Норрис. Лихо это вы.
Я снова пожал плечами.
- Хочу предложить вам пари, - посерьезнел он. - Выиграете - получаете
деньги, женщину и свободу. Ну а проиграете - распрощаетесь с жизнью.
Я взглянул на настенные часы. Это получилось непроизвольно. Часы по-
казывали 8.19.
Согласен, - сказал я. А что мне оставалось? По крайней мере, выиграю
несколько минут. Вдруг придумаю, как выбраться отсюда - с деньгами или
без.
Кресснер снял трубку телефона и набрал номер.
- Тони? Этап второй. Да.
Он положил трубку на рычаг.
- Этап второй - это как понимать? - спросил я.
- Через пятнадцать минут я позвоню Тони, он заберет... некий сомни-
тельный груз из багажника вашей машины и подгонит машину к подъезду. Ес-
ли я не перезвоню, он свяжутся с полицией.
- Страхуетесь?
- Войдите в мое положение, мистер Норрис. На ковре лежит двадцать ты-
сяч долларов. В этом городе убивают и за двадцать центов.
- В чем заключается спор?
Лицо Кресснера исказила страдальческая гримаса.
- Пари, мистер Норрис, пари. Спорит всякая шушера. Джентльмены заклю-
чают пари.
- Как вам будет угодно.
Отлично. Вы, я заметил, посматривали на мой балкон.
- Нет ветрозащитного экрана.
- Верно. Я велел его снять сегодня утром. Итак, мое предложение: вы
проходите по карнизу, огибающему это здание на уровне нашего этажа. В
случае успеха срываете банк.
- Вы сумасшедший.
- Отчего же. За десять лет, что я живу здесь, я предлагал это пари
шести разным людям. Трое из них, как и вы, были профессиональными спорт-
сменами - популярный защитник, который больше славился блестящими выс-
туплениями в телерекламе, чем своей бледной игрой, бейсболист, а также
довольно известный жокей с баснословными заработками и не менее баснос-
ловными алиментами. Остальные трое - попроще. Разные профессии, но два
общих момента - денежные затруднения и неплохие физические данные. - Он
в задумчивости затянулся и, выпустив дым, продолжал: - Пять раз мое
предложение с ходу отвергали. И лишь однажды приняли. Условия - двадцать
тысяч против шести месяцев тюрьмы. Я выиграл. Тот человек глянул вниз с
моего балкона и чуть не потерял сознание. - На губах Кресснера появилась
брезгливая улыбка. - Внизу - сказал он, - все кажется таким крошечным.
Это его сломало.
- Почему вы считаете, что...
Он остановил меня жестом, выражавшим досаду.
- Давайте без этой тягомотины, мистер Норрис. Вы согласитесь, потому
что у вас нет выбора. На одной чаше сорок лет в Сан-Квентине, на другой
- свобода. И в качестве легкой приправы - деньги и моя жена. Я человек
щедрый.
- Где гарантия, что вы не устроите мне ловушку? Что я пройду по кар-
низу, а вы тем временем не позвоните Тони?
Он вздохнул.
- У вас мания преследования, мистер Норрис. Я не люблю свою жену. Моя
многосложная натура страдает от ее присутствия. Двадцать тысяч долларов
для меня не деньги. Я каждую неделю отстегиваю в четыре раза больше сво-
им людям в полиции. А что касается пари... - Глаза у него заблестели. -
На такое дело никаких денег не жалко.
Я раздумывал, он не торопил с ответом - хороший товар не нуждается в
рекламе. Кто я для него? Средней руки игрок, которого в тридцать шесть
могли попросить из клуба, если бы не Марсия, нажавшая на кое-какие пру-
жины. Кроме тенниса, я ничего не умею, да и не так-то просто куда-нибудь
устроиться, даже сторожем, когда у тебя за плечами судимость. И дело-то
пустяковое, так, детские шалости, но поди объясни это любому боссу.
Ничего не скажешь, смешная история: по уши влюбился в Марсию Кресс-
нер, а она в меня. Называется, разок сыграли утром в теннис. Везет вам,
Стэн Норрис. Тридцать шесть лет жил себе Стэн Норрис холостяком в свое
удовольствие и на тебе - втрескался в жену короля подпольного мира.
Этот старый кот, развалившийся в шезлонге и дымящий дорогой турецкой
сигаретой, надо думать, многое разнюхал. Если не все. Я могу принять его
пари и даже выиграть - и все равно останусь с носом; а откажусь - через
пару часов буду в тюряге. И на свет божий выйду уже в новом тысячелетии.
- Один вопрос, - сказал я.
- Я вас слушаю, мистер Норрис.
- Ответьте, глядя мне в глаза: вы не имеете обыкновения жульничать?
Он посмотрел мне в глаза.
- Я никогда не жульничаю, мистер Норрис, - сказал он с тихим достоин-
ством.
- О'кэй.
А что мне оставалось?
Он просиял и сразу поднялся.
- Вот это разговор! Вот это я понимаю! Давайте подойдем к балконной
двери, мистер Норрис.
Мы подошли. У него был вид человека, который сотни раз рисовал себе
эту картину в своем воображении и сейчас, когда она стала реальностью,
наслаждался ею в полной мере.
- Ширина карниза двенадцать сантиметров, - произнес он мечтательно. -
Я измерял. Да, я сам стоял на нем - разумеется, держась за перила. Види-
те чугунное ограждение - когда вы опуститесь на руках, оно вам окажется
по грудь. Ограждение кончится - держаться, сами понимаете, будет не за
что. Придется двигаться на ощупь, стараясь не терять равновесия.
Вдруг мой взгляд приковал один предмет за оконным стеклом... я по-
чувствовал, как у меня стынет в жилах кровь. Это был анемометр, или вет-
ромер. Небоскреб находится рядом с озером, а квартира Кресснера - под
крышей небоскреба, открытой всем ветрам, поскольку все соседние здания
были ниже. Этот ветер вопьется в тело ледяными иглами. Столбик анемомет-
ра показывал десять метров в секунду, но при первом же сильном порыве
столбик подскочит до двадцати пяти, прежде чем опустится до прежней от-
метки.
- Я вижу, вас заинтересовал ветромер, - обрадовался Кресснер. - Вооб-
ще-то здесь дует еще не так сильно, преобладающий ветер - с противопо-
ложной стороны. И вечер сегодня довольно тихий. В это время тут иногда
такой ветрище поднимается, все восемьдесят пять будет... чувствуешь, как
тебя покачивает. Точно на корабле. А сейчас, можно сказать, штиль, да и
тепло не по сезону, видите?
Следуя за его пальцем, я разглядел световое табло на небоскребе сле-
ва, где размещался банк. Семь градусов тепла. На таком ветру ощущения
будут как при нуле.
- У вас есть что-нибудь теплое? - спросил я. На мне был легкий пид-
жак.
- Боюсь, что нет. - Электронное табло на здании банка переключилось
на время: 8.32. - Вы бы поторопились, мистер Норрис, а то я должен дать
команду, что мы приступаем к третьему этапу нашего плана. Тони мальчик
хороший, но ему не всегда хватает выдержки. Вы понимаете, о чем я?
Я понимал. Уж куда понятнее.
Я подумал о Марсии, о том, что мы с ней вырвемся из щупальцев Кресс-
нера, имея при себе приличные деньги для начала, и, толкнув раздвижную
стеклянную дверь, шагнул на балкон. Было холодно и влажно; дул ветер, и
волосы залепляли глаза.
- Желаю вам приятно провести вечер, - раздался за спиной голос Кресс-
нера, но мне уже было не до него. Я подошел к перилам, вниз я не смот-
рел. Пока. Я начал глубоко вдыхать воздух.
Это не какое-нибудь там специальное упражнение, а что-то вроде само-
гипноза. С каждым выдохом голова очищается от посторонних мыслей, и вот
ты уже думаешь лишь об одном - о предстоящей игре. Вдох-выдох - и я за-
был о пачках банкнот. Вдох-выдох - и я забыл о Кресснере. С Марсией ока-
залось потруднее - она стояла у меня перед глазами и просила не делать
глупостей, не играть с Кресснером по его правилам, потому что даже если
он не жульничает, он, как всегда, наверняка подстраховался. Я ее не слу-
шал. Не до этого мне было. Это не то пари, когда в случае проигрыша ты
идешь покупать несколько кружек пива под аккомпанемент дружеских шуто-
чек; тут тебя будут долго собирать в совок от одного угла Дикман-стрит
до другого.
Когда я посчитал, что уже достаточно владею собой, я глянул вниз.
Отвесная стена небоскреба напоминала гладкую поверхность меловой ска-
лы. Машины на стоянке походили на миниатюрные модели, какие можно купить
в сувенирном киоске. Сновавшие взад-вперед автомобили превратились в лу-
чики света. Если отсюда навернуться, успеешь не только осознать, что с
тобой происходит, но и увидеть, как стремительно надвигается на тебя
земля и ветер раздувает одежду. И еще хватит времени на долгий, долгий
крик. А когда наконец грохнешься об асфальт, раздастся такой звук, будто
раскололся перезрелый арбуз.
Неудивительно, что у того типа очко сыграло. Правда, ему грозили ка-
кие-то шесть месяцев. Передо мной же разворачивалась перспектива в мрач-
ную клеточку и без Марсии, шутка сказать, на сорок лет.
Мой взгляд упал на карниз. Двенадцать сантиметров... а на вид им
больше пяти никак не дашь. Хорошо еще, что здание сравнительно новое -
по крайней мере карниз не рухнет.
Может быть.
Я перелез через перила и осторожно опустился на руках, пока не по-
чувствовал под собой карниз. Каблуки висели в воздухе. Пол балкона при-
ходился мне на уровне груди, сквозь ажурную решетку просматривалась ши-
карная квартира Кресснера. Сам он стоял по ту сторону порога с дымящейся
сигаретой в зубах и следил за каждым моим движением, как какой-нибудь
ученый за поведением подопытной морской свинки после только что сделан-
ной инъекции.
- Звоните, - сказал я, держась за решетку.
- Что?
- Звоните Тони. Иначе я не двинусь с места.
Он отошел от двери - вот она, гостиная, такая теплая, уютная и
