- А сейчас, Ларри, мы пройдемся с тобой в сарай, - произнес он
очень спокойно. - Я думаю, ты догадываешься - зачем.
- Да, сэр, - прошептал я.
- Я хочу, чтобы при каждом ударе ты вслух благодарил господа за то,
что твоя сестра осталась в живых.
- Да, сэр.
И мы пошли. Удары я не считал, их было столько, что потом целую не-
делю я ел стоя и еще две недели - подкладывая подушечку. И всякий раз,
когда на меня обрушивалась огромная отцовская пятерня, вся в красных
мозолях, я благодарил господа.
Я благодарил его громко, очень громко. Так что под конец я почти не
сомневался, что он меня услышал.
Меня пустили к Китти перед сном. Помню, за окном сидел дрозд. Нога
у Китти была забинтована и покоилась на доске.
Она встретила меня таким долгим и нежным взглядом, что я смешался.
- Ты, оказывается, натаскал туда сена. - прервала она молчание.
Я поддакнул.
- А что мне оставалось? Без лестницы-то наверх не влезешь.
- Я и не знала, что ты там делаешь, - призналась она.
- Как не знала! Я же прямо под тобой носился!
- Я боялась смотреть вниз. Испугалась я, понимаешь. Так и висела
зажмуренная.
Я стоял, как громом пораженный.
- Не знала, говоришь? Не знала, что я делаю?
Она мотнула головой.
- Значит, когда я крикнул тебе "отпускай перекладину!", ты... ты
просто отпустила?
Она кивнула.
- Да как же ты не побоялась?
Она посмотрела на меня своими васильковыми бездонными глазами.
- Я знала, ты что-то там придумал, - сказала она. - Ты ведь мой
старший брат. Я знала, с тобой я не пропаду.
- Ах, Китти, ты же была на волосок от смерти, а ты и не знала...
Я закрыл лицо руками. Она села на постели и разняла мои ладони. А
потом поцеловала в щеку.
- Не знала, - согласилась она, - но это неважно. Главное - ты был
внизу. Ой, спать как хочется. До завтра, Ларри. А ногу мне положат в
гипс, вот. Так сказал доктор Педерсен.
Гипс не снимали почти месяц, и все ее одноклассники на нем расписа-
лись - меня она тоже заставила расписаться. Потом гипс сняли, и на
происшествии в амбаре можно было поставить точку. Отец соорудил новую
лестницу на сеновал третьего яруса, но я уже никогда не залезал на
верхотуру и не прыгал в стог сена. И Китти, насколько мне известно,
тоже не прыгала.
Итак, можно было бы поставить точку, но до точки, оказалось, еще
далеко. В сущности, точка была поставлена лишь девять дней тому назад,
когда Китти выбросилась с последнего этажа здания, которое занимала
страховая фирма. У меня в бумажнике лежит вырезка из "Лос-Анджелес
таймс". Видно, мне суждено всегда носить ее с собой - не в удовольст-
вие, как мы носим при себе фотокарточки наших близких, или билет на
запавший в душу спектакль, или программку кубкового матча. Я ношу эту
вырезку, как тяжелый крест, который, кроме меня, нести некому. Набран-
ный крупным шрифтом заголовок гласит: ГУЛЯЩАЯ ДЕВИЦА ВЫБРАСЫВАЕТСЯ ИЗ
ОКНА.
Детство осталось позади. Вот все, что я могу сказать, остальное не
имеет значения. Китти собралась поступать в коммерческий колледж в
Омахе, но в год окончания школы, летом, она заняла первое место на
конкурсе красоты и выскочила замуж за одного из членов жюри. Как в
скверном анекдоте, не правда ли? Это моя-то Китти.
Я учился на факультете права, когда она развелась с мужем и присла-
ла мне длиннющее письмо листов на десять, где рассказывала о своей
супружеской жизни, о том, как все не сложилось и как могло бы сложить-
ся, если бы она смогла родить. Она просила меня приехать. Но пропус-
тить неделю занятий на факультете права - это все равно что прогулять
четверть на гуманитарном отделении. Они ведь там звери. На секунду по-
терял из виду движущуюся мишень - ее уже и след простыл.
Она переехала в Лос-Анджелес и вышла замуж во второй раз. К тому
времени, когда и этот брак распался, я успел получить диплом юриста.
Опять от нее пришло письмо - короче первого и более горькое. Никогда
уже, писала она, ей не удержаться на этой карусели: не успеешь поймать
медное кольцо - упал с лошадки и сломал себе шею. Аттракцион открыт
для всех, но не слишком ли высока цена? И приписка: МОЖЕТ, ПРИЕДЕШЬ,
ЛАРРИ? СТОЛЬКО ЛЕТ НЕ ВИДЕЛИСЬ.
Я ответил, что рад бы приехать, но не могу. В фирме, где я получил
место, конкуренция жестокая, я же только начинал и пока был для всех
ломовой лошадью. Но ничего, ближайший год покажет, кто чего стоит. На
этот раз я накатал длиннющее письмо, целиком посвященное моей карьере.
Я отвечал на все ее письма. Но, знаете, я как-то не до конца верил
в то, что мне пишет именно она, Китти, как в свое время не до конца
верил в то, что стог окажется на месте... пока не падал, живой и нев-
редимый, в его мягкие объятья. Я не мог поверить, что моя сестренка и
эта измочаленная женщина, которая подписывалась в конце письма "Китти"
и обводила имя кружком, - одно лицо. Моя сестренка была девочкой с ко-
сичками и без намека на грудь.
Потом она перестала мне писать. Изредка приходили поздравительные
открытки - к рождеству, ко дню рождения, на которые отвечала моя жена.
А потом мы разошлись, я переехал и окончательно закрутился. Очередные
поздравления были мне пересланы. С пометкой: "Выехал". И я подумал:
"Не мешало бы, между прочим, написать Китти и сообщить новый адрес".
Но я так и не написал.
Хотя все это, как я уже сказал, неважно. Важно другое: детство ос-
талось позади, и Китти выбросилась с последнего этажа. Китти, верившая
когда-то, что стог всегда окажется на месте. Китти, сказавшая: "Я зна-
ла, ты что-то там придумал". Только это важно. И еще ее письмо.
Сейчас все переезжают, и когда нас, наконец, настигает конверт, ис-
пещренный пометками "Выбыл" и "адрес изменился", эти узкие наклейки,
смешно сказать, кажутся пальцами, направленными на нас с укоризной. В
верхнем левом углу конверта она напечатала обратный адрес своей пос-
ледней квартиры в симпатичном жилом доме на улице Ван Нюйс. Мы с отцом
ходили туда за ее вещами. И хозяйка симпатичная. Хорошо отзывалась о
Китти.
Судя по штемпелю, письмо было отправлено за две недели до самоу-
бийства. Я получил бы его гораздо раньше, если бы не перемены адресов.
Я думаю, Китти устала ждать.
ДОРОГОЙ ЛАРРИ,
В ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ Я МНОГО ДУМАЛА ОБ ЭТОМ, И ВОТ К ЧЕМУ Я ПРИШЛА:
ЕСЛИ БЫ ТА СТУПЕНЬКА ОБЛОМИЛАСЬ ДО ТОГО, КАК ТЫ УСПЕЛ НАТАСКАТЬ СЕНА,
БЫЛО БЫ ГОРАЗДО ЛУЧШЕ.
ТВОЯ КИТТИ.
Да, пожалуй, она устала ждать. Мне легче думать так, чем допустить
мысль: а вдруг она решила, что я ее забыл? Не хочется думать, что она
могла так решить; наверно, это письмо, состоящее из одной-единственной
фразы, заставило бы меня броситься на зов.
Но даже не это причина моей бессонницы. Только я закрою глаза и
начну задремывать, как в сознании всплывает картина: Китти ласточкой
летит вниз, синие глаза широко раскрыты, спина прогнулась, руки-крылья
заведены назад.
В отличие от меня она всегда верила, что стог окажется на месте.
СТИВЕН КИНГ
КАРНИЗ
- НУ, СМЕЛЕЕ, - повторил Кресснер. - Загляните в пакет.
Дело происходило на сорок третьем, последнем этаже небоскреба, в
квартире-люкс. Пол был устлан рыжим с подпалинами ворсистым ковром. На
ковре между изящным шезлонгом, в котором сидел Кресснер и обитой
настоящей кожей кушеткой, на которой никто не сидел, выделялся
блестящим коричневым пятном пластиковый пакет.
- Если это отступные, будем считать разговор оконченным, - сказал я.
- Потому что я люблю ее.
- Деньги, да, но не отступные. Ну, смелее. Загляните. - Он курил ту-
рецкую сигарету в мундштуке из оникса; работали кондиционеры, и запах
едва чувствовался. На нем был шелковый халат с вышитым драконом. Спокой-
ный взгляд из-под очков - взгляд человека себе на уме. С этим все ясно:
всемогущий, сказочно богатый, самоуверенный сукин сын. Я любил его жену,
а она меня. Я был готов к неприятностям, и я их дождался, оставалось
только узнать - каких.
Я подошел к пластиковому пакету и перевернул его. На ковер высыпались
заклеенные пачки банкнот. Двадцатидолларовые купюры. Я присел на корточ-
ки, взял одну пачку и пересчитал. По десять купюр. Пачек было много.
- Здесь двадцать тысяч, - сказал он, затягиваясь.
Я встал.
- Ясно.
- Они ваши.
- Мне не нужны деньги.
- И жена в придачу.
Я молчал. Марсия меня предупредила. Это кот, сказала она. Старый и
коварный. Ты для него мышка.
- Так вы, теннисист-профессионал, - сказал он. - Вот, значит, как вы
выглядите.
- Разве ваши агенты не сделали снимков?
- Что вы! - Он отмахнулся ониксовым мундштуком. - Даже фильм отсняли
- счастливая парочка в Бэйсайдском отеле. Камера снимала из-за зеркала.
Но что все это, согласитесь, в сравнении с натурой.
- Возможно.
Он будет то и дело менять тактику, сказала Марсия. Он вынуждает чело-
века обороняться. И вот ты уже отбиваешь мяч наугад и неожиданно пропус-
каешь встречный удар. Поменьше слов, Стэн. И помни, что я люблю тебя.
- Я пригласил вас, мистер Норрис, чтобы поговорить как мужчина с муж-
чиной. Непринужденный разговор двух цивилизованных людей, один из кото-
рых увел у другого жену.
Я открыл было рот, но потом решил промолчать.
- Как вам понравилось в Сан-Квентине? - словно невзначай спросил
Кресснер, попыхивая сигаретой.
- Не очень.
- Три года, если не ошибаюсь. Кража со взломом - так, кажется, звуча-
ла статья.
- Марсия в курсе, - сказал я и сразу пожалел об этом. Он навязывал
мне свою игру, от чего меня предостерегала Марсия. Я даю свечи, а он ус-
пешно гасит.
- Я позволил себе отогнать вашу машину, - сказал он, мельком взглянув
в окно. Впрочем, окна как такового не было: вся стена - сплошное стекло.
Посередине, тоже стеклянная, раздвижная дверь. За ней балкончик. Ну а за
балкончиком - бездна. Что-то в этой двери меня смущало. Я только не мог
понять что.
- Великолепное здание, - сказал Кресснер. - Гарантированная безопас-
ность. Автономная телесеть - и все такое. Когда вы вошли в вестибюль, я
отдал распоряжение по телефону. Мой человек запустил мотор вашей машины
и отогнал ее на общественную стоянку в нескольких кварталах отсюда. - Он
взглянул на циферблат модных настенных часов в виде солнца, что висели
над кушеткой. Часы показывали 8.05. - В 8.20 тот же человек позвонит в
полицию по поводу вашей машины. Не позднее 8.30 блюстители порядка обна-
ружат в багажнике запасную покрышку, а в ней шесть унций героина. У них
возникнет большое желание познакомиться с вами, мистер Норрис.
Угодил-таки в капкан. Все, казалось бы, предусмотрел - и на тебе:
влип как мальчишка.
- Это произойдет, если я не скажу моему человеку, чтобы он забыл о
предыдущем звонке.
- Мне достаточно сообщить, где Марсия, - подсказал я. - Не могу,
Кресснер. Не знаю. Мы с ней нарочно так договорились.
- Мои люди выследили ее.
- Не думаю. Мы от них оторвались в аэропорту.
Кресснер вздохнул и отправил дотлевающую сигарету в хромированную
пепельницу с вращающейся крышкой. Все отработано. Об окурке и о Стэне
Норрисе позаботились в равной степени.
- Вообще-то вы правы, - сказал он. - Старый трюк - зашел в туалет, и
тебя нет. Мои люди были вне себя: попасться на такой крючок. Наверно,
из-за его примитивности они даже не приняли его в расчет.
Я промолчал. После того как Марсия улизнула в аэропорту от агентов
Кресснера, она вернулась рейсовым автобусом обратно в город, с тем чтобы
потом добраться до автовокзала. Так мы решили. При ней было двести дол-
ларов - все мои сбережения. За двести долларов туристский автобус доста-
вит тебя в любую точку страны.
- Вы всегда такой неразговорчивый? - спросил Кресснер с неподдельным
