разглядел в глубине.
Другие любители на своих катерах ловили вдоль берега, но Джордж к ним
не пошел, он правил мимо них в открытое море.
- Ну да, - сказал он. - Мы пойдем к рыбакам, там настоящая рыба.
Волны катились мимо нас, изумрудные с одного боку, никелированные с
другого. То гудел, то фыркал мотор в тишине - это волна то открывала, то
закрывала выхлоп, - и странно, печально вскрикивали взъерошенные черные
птички, которые плавали вокруг и спрашивали друг у дружки курс. В
остальном все было тихо. Из наших кто спал, кто смотрел на воду. Мы шли
малым ходом почти час, как вдруг удилище Сефелта изогнулось и окунулось в
воду.
- Джордж! Ой... Джордж, помоги нам!
Джордж и прикоснуться не желал к удочке, он усмехнулся и велел
Сефелту отпустить тормоз, держать удочку стоймя - _с_т_о_й_м_я_! - и
подтягивать, подтягивать!
- А если у меня начнется припадок? - Завопил Сефелт.
- Тогда насадим тебя на крючок и спустим как приманку, - сказал
Хардинг. - А ну тащи ее, слушайся капитана и не думай о припадке.
Метрах в тридцати от лодки рыба выскочила на солнце в дожде
серебряных чешуек, и при виде ее Сефелт так разволновался, что выкатил
глаза и опустил удилище - лопнувшая леска отскочила в лодку, как резинка.
- Говорил тебе, вверх держи! Ты дал ему тянуть напрямую, неужели
непонятно? Вверх концом... Вверх! У тебя там был здоровенный кижуч,
ей-богу.
Белый, с дрожащим подбородком Сефелт отдал удочку Фредриксону.
- Ладно, на... Но если поймаешь рыбу с крючком во рту, учти - это моя
подлюга!
Я разволновался не меньше их. Удить я не собирался, но когда увидел
эту стальную силу на конце лески, слез с кабины и надел рубашку, чтобы
ждать своей очереди к удочке.
Сканлон затеял пари на самую большую рыбу и другое - на первую
вытащенную, по пятьдесят центов с каждого участвующего, и не успел он
положить деньги в карман, как Билли вытащил жуткую тварь, похожую на
пятикилограммовую жабу с колючками на спине, как у дикобраза.
- Это не рыба, - сказал Сканлон. - Это за выигрыш не считается.
- Это не п-п-птица.
- Это у вас терпуг зубатый, - сказал нам Джордж. - Хорошая съедобная
рыба, когда снимешь с него бородавки.
- Поняли? Значит, тоже рыба. Плати.
Билли отдал мне удочку, забрал деньги и, печально глядя на запертую
дверь, сел возле кабины, где был Макмерфи с девушкой.
- Ж-ж-жалко, на всех не хватает удочек, - сказал он и прислонился к
кабине.
Я сидел с удочкой и смотрел, как леска убегает за корму. Я
принюхивался к воздуху и чувствовал, что выпитые четыре банки пива
закорачивают десятки контрольных проводков внутри меня; никелевые бока
волн поблескивали и вспыхивали на солнце.
Джордж пропел нам вперед смотреть, там то, чего мы ищем. Я обернулся,
но увидел только бревно в воде и этих черных чаек, которые ныряли и
плавали вокруг него, словно черные листья, захваченные вихрем. Джордж
направил катер туда, где кружили чайки, прибавил ходу, леску у меня
потянуло от скорости, и я подумал, что теперь даже не угадаешь, когда
клюнет.
- Эти ребята, эти бакланы, они идут за косяком корюшки, - сказал нам
Джордж. - Рыба-свечка называется, маленькая белая рыбка с палец величиной.
Если ее высушишь, горит, как свечка. Съедобная рыба, кормовая. Где большой
косяк корюшки, там, будь уверен, кормятся кижучи.
Он вплыл в гущу птиц, мимо бревна, и вдруг всюду вокруг меня склоны
волн вскипели от ныряющих птиц и бьющихся рыбешек, и всю эту кутерьму
прошили гладкие серебристоголубые торпедные спины лососей. Я увидел, как
одна спина изогнулась, повернула и устремилась к тому месту, метрах в
тридцати за кормой, где полагалось быть моему крючку с селедкой. Сердце
зазвенело, я собрался, а потом обеими руками почувствовал рывок, словно
кто-то ударил по удочке бейсбольной битой, и леска полетела с катушки
из-под большого пальца, красная, как кровь.
- Тормоз прижми, - закричал мне Джордж. Но тормоза эти для меня -
темный лес, и я просто стал сильнее прижимать большим пальцем, покуда
леска снова не стала желтой, потом побежала медленней и совсем
остановилась. Я оглянулся, три остальные удочки хлестали вокруг меня так
же, как моя, и все в волнении попрыгали с кабины и - кто во что горазд -
мешали рыболовам.
- Подними! Подними! Подними удочку! - Кричал Джордж.
- Макмерфи, вылезай сюда, посмотри!
- Господи помилуй, фред, ты поймал мою рыбу!
- Макмерфи, нам нужна помощь!
Я услышал смех Макмерфи и краем глаза увидел его самого: он стоял в
дверях кабины и даже не думал никуда идти, а я так был занят удочкой, что
не мог позвать его на помощь. Все кричали ему, просили что-то сделать, но
он не шевелился. Даже доктор, у которого была удочка для глубины, и тот
просил Макмерфи подсобить. А Макмерфи только смеялся. Хардинг наконец
понял, что Макмерфи ничего не будет делать, сам взял багор и одним точным,
ловким движением, так, словно занимался этим всю жизнь, перебросил мою
рыбу через борт лодки. Здоровая, как моя нога, подумал я, как заборный
столб! Я подумал: таких больших на водопаде у нас никто не таскал. Она
сигает по дну катера, как взбесившаяся радуга! Мажет кровью и брызжет
чешуей, как серебряными монетками, и я боюсь, что она выпрыгнет за борт.
Макмерфи и не думает помогать. Сканлон хватает рыбу и притискивает ко дну,
чтобы не выпрыгнула. Девушка выбегает снизу, кричит, что теперь ее
очередь, черт возьми, хватает мою удочку и, пока я пытаюсь прицепить ей
селедку, три раза втыкает в меня крючок.
- Вождь! Чтоб мне пропасть, если я видела такого копуху! Фу, у тебя
палец в крови. Это чудо-юдо тебя укусило? Эй, кто-нибудь, завяжите ему
палец - живее!
- Сейчас опять войдем в косяк, - кричит Джордж, и я, спуская леску с
кормы, вижу, как блеснувшую селедку стирает стремительная серо-синяя тень
лосося, а леска, шипя, бежит в воду. Девушка обнимает удочку обеими руками
и стискивает зубы.
- Нет, не смей, черт тебя!.. Не смей!..
Удилище она зажала между ног, обеими руками обнимает его под
катушкой, и катушка, раскручиваясь, бьет ее ручкой по телу.
- Не смей!
На ней по-прежнему зеленая куртка Билли Биббита, но катушка
распахнула ее, и все видят, что майки внизу нет, все таращатся, стараются
вытянуть своих рыб, увильнуть от моей, которая скачет по всей лодке, а
ручка катушки треплет ей грудь с такой быстротой, что сосок расплылся в
розовую полоску!
Билли прыгает ей на помощь. Не придумал ничего лучше, как обхватить
ее сзади и еще сильнее прижать удочку к ее груди, и катушка в конце концов
останавливается только оттого, что прижата к ее телу. К этому времени
девушка так напряжена и грудь ее с виду так затвердела, что кажется, если
и она и Билли оба отпустят руки, удочка все равно никуда оттуда не
денется.
Такая катавасия продолжается довольно долго - а для моря это
какая-нибудь секунда, - люди вопят, возятся, ругаются, хотят одновременно
вытащить рыбу и глядеть на девушку; кровавая шумная битва Сканлона с моей
рыбой под ногами у всей компании; лески перепутаны, бегут в разные
стороны, докторские очки со шнурком зацепились за леску и висят в трех
метрах от кормы, рыба выскакивает на блеск линзы, девушка ругается на чем
свет стоит и смотрит теперь на свою голую грудь - одна белая, другая
жгуче-красная, - а Джордж перестает смотреть, куда правит, налетает на
бревно, и мотор глохнет.
Макмерфи хохочет. Все дальше и дальше отваливаясь на крышу кабины,
оглашает смехом море - смеется над девушкой, над нами, над Джорджем, над
тем, что я сосу окровавленный палец, над капитаном, который остался на
пирсе, и над велосипедистом, и над заправщиками, и над пятью тысячами
домов, и над старшей сестрой, над всеми делами. Он знает: надо смеяться
над тем, что тебя мучит, иначе не сохранишь равновесия, иначе мир сведет
тебя с ума. Он знает, что у жизни есть мучительная сторона; он знает, что
палец у меня болит, что грудь у его подруги отбита, что доктор лишился
очков, но не позволяет боли заслонить комедию, так же как комедии не
позволяет заслонить боль.
Замечаю, что Хардинг повалился рядом с Макмерфи и тоже хохочет. И
Сканлон на дне лодки. Над собой смеются и над нами. И девушка, хотя
смотрит то на белую грудь, то на красную, и в глазах у нее еще саднит, -
девушка тоже смеется. И Сефелт, и доктор, и все.
Начиналось это медленно и наполняло, наполняло людей, делало их все
больше и больше. Я наблюдал, стоя среди них, смеялся вместе с ними - и в
то же время не с ними. Я был не на катере, взлетел над водой и парил на
ветру вместе с черными птицами, высоко над собой, я смотрел вниз и видел
себя и остальных, видел, как катер качается среди ныряющих птиц, видел
Макмерфи, окруженного десятком его людей, и наблюдал за ними, за нами, и
смех наш гремел над водой, расходился кругами, все дальше и дальше,
обрушивался на пляжи по всему берегу, на все берега, волна за волной,
волна за волной.
Доктор подцепил своим глубинным крючком кого-то возле самого дна, и
пока вытягивал на поверхность, каждый из нас, кроме Джорджа, успел поймать
по рыбе; наконец показалась и его добыча: мелькнуло какое-то белое тело,
но, как ни упирался доктор, сразу нырнуло обратно на дно. Он тащил рыбу и
подкручивал катушку, упрямо покряхтывая, не принимая ни от кого помощи, но
стоило ему вытянуть рыбу наверх, а рыбе - увидеть свет, она тут же уходила
на глубину.
Джордж не стал запускать мотор, а вместо этого сошел к нам и показал,
как чистить рыбу, чтобы чешуя летела за борт, и выдирать жабры, чтобы не
испортился вкус. Макмерфи привязал к концам метровой бечевки по куску
рыбы, швырнул в воздух, и две визгливые птицы закаруселили друг возле
дружки: "Пока не разлучит нас смерть" (слова из английского требника,
произносимые во время бракосочетания).
Вся корма катера и почти все люди были обляпаны кровью и чешуей.
Кто-то снимал рубашку и полоскал за бортом. Так мы провели половину дня:
помаленьку удили, допили второй ящик пива, кормили птиц, а катер лениво
переваливался на волнах, и доктор трудился над своим глубоководным
чудищем. Налетел ветер, разбил море на зеленые и серебристые осколки, как
поле из стекла и никеля, и катер стало бросать покруче. Джордж сказал
доктору, чтобы он или вытаскивал рыбу, или резал леску - идет плохая
погода. Доктор не ответил. Он только сильнее потянул удочку, наклонился
вперед, выбрал слабину катушкой и снова потянул.
Билли с девушкой перебрались на нос, разговаривали и смотрели в воду.
Билли что-то увидел и крикнул нам, мы все бросились туда; на глубине трех
или пяти метров в воде вырисовывалось что-то широкое и белое. Странно было
наблюдать, как оно поднимается: сперва вода как бы слегка изменила цвет,
потом неясные белые очертания, словно туман под водой, и вот они
определились, ожили...
- Черт возьми, - закричал Сканлон, - это рыба доктора!
Доктор стоял у другого борта, но по направлению лески мы поняли, что
она тянется к этому белому под водой.
- В лодку нам ее не вытащить, - сказал Сефелт. - А ветер крепчает.
- Это палтус, - сказал Джордж. - Иногда они весят по сто, полтораста
килограммов. Их лебедкой надо поднимать.
- Придется резать леску, док, - сказал Сефелт и обнял доктора за
плечи.
Доктор ничего не ответил; пиджак у него между лопатками пропотел
насквозь, а глаза, оттого что долго был без очков, сделались
ярко-красными. Он продолжал тянуть, пока рыба не появилась у его борта.
