почти все остальные части лица он закрывал большой ладонью. Тело у него
было похоже на мачту, а на верхушке, как воронье гнездо, раскачивалась
голова. Он бурчал себе в руку, пока Макмерфи не отвел ее, чтобы расслышать
слова.
- Ну так что ты говоришь, Джордж?
- Черви, - говорил он. - Толк от них вряд ли будет - за чавычей
идете.
- Ну? - Сказал Макмерфи. - Черви? Я, может, согласился бы с тобой,
Джордж, если бы ты меня вразумил, про каких червей толкуешь.
- Я слышал, ты сказал тут, мистер Бромден копает червей для наживки.
- Да, дед, вспоминаю.
- Вот я и говорю: с червями вам удачи не будет. Как раз в этот месяц
чавыча нереститсся... Ага. Вам сельд нужна. Ага. Наловите селедок, ими
наживите, тогда у вас будет удача. - Каждую фразу он произносил
неуверенно, будто спрашивал: будет удача? Длинный подбородок его, с утра
уже надраенный так, что кожа с него слезала, кивнул два раза, а потом
повернул Джорджа кругом и повел по коридору к хвосту очереди.
Макмерфи окликнул его:
- Ну-ка постой, Джордж, ты так говоришь, как будто смыслишь в рыбной
ловле.
Джордж повернулся и зашаркал обратно к Макмерфи с таким дифферентом
на корму, что казалось - ноги прямо уплывают из-под него.
- А как же. Двадцать пять лет ходил за чавычей, от бухты хаф мун до
самого пролива пьюджит. Двадцать пять лет рыбачил... И вот каким стал
грязным. - Он протянул нам руки, показывая грязь. Все наклонились и
поглядели. Грязи я не увидел, зато увидел на белых ладонях шрамы,
нарезанные тысячами километров рыболовных снастей. Он дал нам посмотреть с
минуту, потом сжал руки в кулаки, убрал их, спрятал в карманы куртки,
словно мы могли запачкать их взглядом, и улыбнулся Макмерфи, показав
десны, бледные, как выбеленная в рассоле ветчина.
- У меня была хорошая лодка, всего тринадцать метров, но с осадкой
четыре метра, целиком из дуба и тика. - Он качался взад-вперед, прямо не
верилось, что пол под ним лежит ровно. - Хороша была лодка, ей-богу!
Он хотел уйти, но Макмерфи остановил его:
- Черт, что же ты молчишь, что был рыбаком? Я тут разоряюсь, строю из
себя морского волка, но, по секрету, между нами двоими и этой стенкой, ни
на одном корабле я не был, кроме линкора "Миссури", и про рыбу одно знаю:
что есть ее лучше, чем чистить.
- Чистить легко, когда правильно научат.
- Нет, ты будешь нашим капитаном, Джордж, а мы твоей командой.
Джордж отклонился назад, мотая головой.
- Эти лодки сделались ужасно грязные... _В_с_е_ ужасно грязное.
- Плюнь на это. У нас лодка специально стерилизованная, от бака до
юта, отшвабрена добела, как собачий зуб. Ты не испачкаешься, Джордж, ты
капитаном будешь. Даже крючка наживлять не придется; будешь капитаном,
будешь командовать нами, сухопутными крысами, - ну что, тебе это
улыбается?
По тому, как Джордж мял себе руки под рубашкой, я понял, что его
ввели в большой соблазн, но все-таки он сказал: нет, там опасно -
испачкаешься. Макмерфи уламывал его как мог, Джордж мотал головой, и в это
время в замок столовой воткнулся ключ, из двери, звякая, вышла старшая
сестра со своей корзинкой гостинцев и защелкала по нашей очереди
автоматической улыбкой - с добрым утром - каждому по шутке. Макмерфи
заметил, как Джордж откачнулся от нее и насупиося. Когда она прошла,
Макмерфи склонил голову к плечу и лукавым глазом взглянул на Джорджа.
- Джордж, а что там сестра говорила насчет волнения на море - это
правда, что нам очень опасно ехать?
- Океан может ужасно разгуляться, да, ужасно разойтись.
Макмерфи посмотрел вслед сестре, которая как раз входила в стекляшку,
потом опять на Джорджа. Джордж выкручивал себе руки под рубашкой пуще
прежнего и оглядывался на людей, молча наблюдавших за ним.
- Ей-богу! - Вдруг сказал он. - Думаешь, она меня напугала своими
историями? Так думаешь?
- Да нет, наверно. Только я подумал, Джордж, что если ты с нами не
пойдешь, а мы на самом деле угодим в какой-то страшный шторм, мы все до
одного погибнем в море, понятно? Я тебе сказал: про море ничего не знаю -
а теперь еще кое-что скажу: вот две женщины приедут за нами, слышал? Я
сказал доктору, что это мои тетки, рыбацкие вдовы. Так вот, если они где и
плавали, то только по асфальту. Коснись какое дело, толку от них не
больше, чем от меня. Ты нам нужен, Джордж. - Он затянулся сигаретой и
спросил: - между прочим, десятка у тебя найдется?
Джордж помотал головой.
- Нет - так я и знал. Ладно, шут с ним, разбогатеть я уже давно не
надеюсь. Вот. - Он вынул из кармана зеленой куртки карандаш, чисто вытер
его подолом рубашки и протянул Джорджу. - Будешь нашим капитаном, возьмем
тебя за пять долларов.
Джордж снова взглянул на нас, морща высокий лоб от такого
затруднения. Потом вымоченные десны обнажились в улыбке, и он взял
карандаш.
- Ей-богу! - Сказал он и пошел с карандашом записываться на последней
пустой цифре.
После завтрака, проходя по коридору, Макмерфи остановился у доски и
печатными буквами написал после фамилии Джорджа: _к_а_п.
Проститутки запаздывали. Все уже думали, что они не приедут, совсем,
как вдруг Макмерфи закричал у окна, и мы побежали смотреть. Он сказал, что
это они, но увидели мы не две машины, как рассчитывали, а только одну и
всего одну женщину. Когда она остановила машину, Макмерфи окликнул ее
через сетку, и она прямиком через газон пошла к нашему отделению.
Она оказалась моложе и красивее, чем мы думали. Все уже знали, что
приедут не тетки, а проститутки, и ожидали самого разного. Кое-кто из
религиозных не особенно радовался. Но увидя, как она идет легкой походкой
по траве, и глаза ее, зеленые до самых наших окон, и скрученные на затылке
волосы, которые вздрагивали при каждом шаге, словно медные пружины на
солнце, все мы только об одном уже могли думать: что она женщина и не
одета в белое с головы до ног, будто ее обваляли в инее, а чем она
зарабатывает - не важно.
Девушка подбежала прямо к окну, где стоял Макмерфи, схватилась за
сетку и прижалась к ней. Она тяжело дышала от бега, и при каждом вздохе
казалось, что она прорвет сетку грудью. Она прослезилась.
- Макмерфи, черт такой, Макмерфи...
- Погоди с этим. Где сандра?
- Она застряла, не смогла вырваться. А ты-то, черт, ты как?
- Застряла!
- Правду сказать... - Девушка вытерла нос и хихикнула, - наша сэнди
вышла замуж. Помнишь арти гилфилиана из бивертона? Еще всегда
выпендривался на вечеринках: то ужа принесет в кармане, то белую мышь, то
еще кого-нибудь. Настоящий псих...
- Вот так номер! - Застонал Макмерфи. - Кэнди, детка, как я запихну
десять человек в один паршивый "фордик"? Что же сандра и этот уж из
бивертона думали, что "форд" резиновый?
У девушки сделалось такое лицо, как будто она обдумывает ответ, но в
это время щелкнул громкоговоритель в потолке и голосом старшей сестры
сказал Макмерфи, что если он хочет поговорить со своей приятельницей,
пусть она, как положено, пройдет через главный вход, а не беспокоит всю
больницу. Девушка отошла от окна и заторопилась ко входу; Макмерфи тоже
отошел от окна, плюхнулся в кресло в углу, свесил голову.
- Тьфу ты ну ты, - сказал он.
Маленький санитар впустил девушку в отделение и забыл запереть за ней
дверь (после наверняка получит нагоняй), а девушка упругой походкой пошла
по коридору мимо поста, где все сестры пытались заморозить ее упругость
объединенным ледяным взглядом, и вошла в дневную комнату - всего на
несколько шагов впереди доктора. Он шел к посту с какими-то бумагами,
поглядел на нее, потом опять на бумаги, опять на нее - и обеими руками
стал искать в карманах очки.
Она остановилась посреди комнаты, со всех сторон на нее уставились
мужчины в зеленом, и стало так тихо, что можно было услышать, как ворчат
животы и журчат у хроников катетеры.
Пока девушка искала взглядом Макмерфи, прошла добрая минута, и все
успели хорошенько ее рассмотреть. Над ее головой под потолком висел
голубой дым: видно, когда она ворвалась сюда, во всем отделении перегорела
аппаратура - попыталась подстоиться, замерила электронными датчиками,
вычислила, что справиться с таким не может, и просто сгорела, покончила с
собой.
На девушке была белая майка, как на Макмерфи, только гораздо меньше,
белые теннисные туфли, джинсы, обрезанные выше колен, чтобы кровь в ногах
не застаивалась, - словом, для города материи маловато, учитывая, что под
ней приходилось прятать. Наверно, ее видели гораздо больше мужчин и
гораздо меньше одетой, но тут она застеснялась, как школьница на сцене.
Все смотрели и все молчали. Мартини, правда, шепнул, что можно разглядеть
года на монетах в карманах ее штанов, такие они тугие, но он стоял ближе,
ему было виднее.
Раньше всех высказался вслух Билли Биббит - но не словом, а низким,
почти горестным свистом, и лучше описать ее внешность никому бы не
удалось. Она засмеялась и сказала ему: "Большое спасибо", - а он так
покраснел, что она покраснела вместе с ним и снова засмеялась. Тут все
ожили. Острые подходили к ней и пытались заговорить все вместе. Доктор
дергал за подол Хардинга и спрашивал, кто она такая. Макмерфи встал из
кресла, прошел к ней сквозь толпу, а она, когда увидела его, бросилась к
нему на шею и сказала: "Макмерфи, черт такой!" - Потом смутилась и опять
покраснела. Когда она краснела, ей можно было дать лет шестнадцать или
семнадцать, не больше, честное слово.
Макмерфи перезнакомил ее со всеми, и она каждому подавала руку. Когда
дошла до Билли, еще раз поблагодарила егоза свист. Из поста с улыбкой
выскользнула старшая сестра и спросила Макмерфи, как он собирается
поместить всех десятерых в одну машину, а он спросил, нельзя ли ему
одолжить больничную машину и самому отвезти половину команды, но сестра,
как мы и думали, сослалась на какой-то запрет. Она сказала, что если нет
второго водителя, который распишется за нас в отпускном листе, половина
людей должна остаться. Макмерфи сказал, что это станет ему в полсотни -
придется вернуть деньги тем, кто не поехал.
- В таком случае, - сказала сестра, - может быть, вообще отменить
поездку и вернуть все деньги?
- Я уже арендовал катер: мои семьдесят долларов у него уже в кармане!
- Семьдесят долларов? Вот как, мистер Макмерфи? Кажется, вы сказали
пациентам, что вам надо собрать на поездку сто долларов, помимо десяти
ваших.
- А на заправку машин туда и обратно?
- Но тридцать долларов на это не уйдет, правда?
Она ласково улыбнулась ему и ждала ответа. Он вскинул руки, поднял
глаза к потолку.
- Да, вы своего шанса не упустите, госпожа следовательница. Правильно
- что осталось, взял себе. Думаю, наши на другое и не рассчитывали. Я
решил немного вознаградить себя за хлопоты...
- Но ваш план не удался, - сказала она. Она еще улыбалась ему с
большим сочувствием. - Не все ваши маленькие финансовые спекуляции должны
удаваться, Рэндл, и вообще я считаю, что вам и так слишком долго везло. -
Она как бы задумалась об этом, и я понял, что мы еще услышим продолжение.
- Да, каждый из острых больных в нашем отделении дал вам долговую расписку
в то или иное время по случаю того или иного вашего "мероприятия", и не
кажется ли вам, что одна небольшая неудача вас не разорит?
Тут она замолчала. Она увидела, что Макмерфи перестал ее слушать. Он
наблюдал за доктором. А доктор уставился на майку девушки так, словно
забыл обо всем на свете. Когда Макмерфи увидел доктора в таком столбняке,
