Главная · Поиск книг · Поступления книг · Top 40 · Форумы · Ссылки · Читатели

Настройка текста
Перенос строк


    Прохождения игр    
Roman legionnaire vs Knight Artorias
Ghost-Skeleton in DSR
Expedition SCP-432-4
Expedition SCP-432-3 DATA EXPUNGED

Другие игры...


liveinternet.ru: показано число просмотров за 24 часа, посетителей за 24 часа и за сегодня
Rambler's Top100
Проза - Кен Кизи Весь текст 563.99 Kb

Над кукушкиным гнездом

Следующая страница
 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 ... 49
                                 Кен КИЗИ

                          НАД КУКУШКИНЫМ ГНЕЗДОМ



                            Вику Ловеллу, который сказал мне, что драконов
                            не бывает, а потом привел в их логово.

                                                ...Кто из дому, кто в дом,
                                               кто над кукушкиным гнездом.

                                                                 Считалка.



                               ЧАСТЬ ПЕРВАЯ


     Они там.
     Черные в белых костюмах, встали раньше меня, справят половую нужду  в
коридоре и подотрут, пока я их не накрыл.
     Подтирают, когда я выхожу из спальни: трое, угрюмы, злы на все  -  на
утро, на этот дом, на тех, при ком работают. Когда злы,  на  глаза  им  не
попадайся. Пробираюсь по стеночке в парусиновых туфлях, тихо, как мышь, но
их специальная аппаратура засекает мой страх: поднимают головы,  все  трое
разом, глаза горят на черных лицах, как лампы в старом приемнике.
     - Вон он,  вождь.  Главный  вождь,  ребята.  Вождь  швабра.  Поди-ка,
вождек.
     Суют мне тряпку, показывают, где сегодня мыть, и я  иду.  Один  огрел
меня сзади по ногам щеткой: шевелись.
     - Вишь, забегал. Такой длинный, яблоко у меня с головы  зубами  может
взять, а слушается, как ребенок.
     Смеются, потом слышу, шепчутся у меня за  спиной,  головы  составили.
Гудят  черные  машины,  гудят  ненавистью,  смертью,  другими  больничными
секретами. Когда я рядом, все равно не  побеспокоятся  говорить  потише  о
своих злых секретах - думают, я глухонемой. И все  так  думают.  Хоть  тут
хватило хитрости их обмануть. Если чем помогала мне в этой  грязной  жизни
половина индейской крови, то помогала быть хитрым, все годы помогала.
     Мою пол перед дверью отделения, снаружи вставляют ключ, и я  понимаю,
что это старшая сестра: мягко, быстро,  послушно  поддается  ключу  замок;
давно  она  орудует  этими  ключами.  С  волной  холодного   воздуха   она
проскальзывает в коридор, запирает за  собой,  и  я  вижу,  как  проезжают
напоследок ее пальцы по шлифованной стали - ногти того же цвета, что губы.
Оранжевые прямо. Как жало паяльника. Горячий цвет или  холодный,  даже  не
поймешь, когда они тебя трогают.
     У  нее  плетеная  сумка  вроде  тех,  какими   торгует   у   горячего
августовского  шоссе  племя  ампква,  -  формой   похожа   на   ящик   для
инструментов, с пеньковой ручкой. Сколько лет я здесь, столько у  нее  эта
сумка. Плетение редкое, я вижу, что  внутри:  ни  помады,  ни  пудренницы,
никакого  женского   барахла,   только   колесики,   шестерни,   зубчатки,
отполированные до  блеска,  крохотные  пилюли  белеют,  будто  фарфоровые,
иголки, пинцеты, часовые щипчики, мотки медной проволоки.
     Проходит мимо меня, кивает. Я утаскиваюсь следом за шваброй к  стене,
улыбаюсь и, чтобы понадежней обмануть ее аппаратуру, прячу глаза  -  когда
глаза закрыты, в тебе труднее разобраться.
     В потемках она идет мимо меня, слышу, как стучат ее резиновые каблуки
по плитке и брякает в сумке добро при каждом шаге. Шагает деревянно. Когда
открываю глаза, она уже  в  глубине  коридора  заворачивает  в  стеклянный
сестринский пост - просидит там весь день за столом,  восемь  часов  будет
глядеть через окно и записывать, что творится в дневной палате. Лицо у нее
спокойное и довольное перед этим делом.
     И вдруг... Она заметила  черных  санитаров.  Они  все  еще  рядышком,
шепчутся. Не слышали, как она вошла в отделение. Теперь  почувствовали  ее
злой взгляд, но поздно. Хватило ума собраться и лясы точить перед самым ее
приходом.  Их  лица  отскакивают  в  разные   стороны,   смущенные.   Она,
пригнувшись, двинула на них - они попались в конце  коридора.  Она  знает,
про что они толковали, и, видно,  себя  не  помнит  от  ярости.  В  клочья
разорвет  черных  паразитов,  до  того   разъярилась.   Она   раздувается,
раздувается - белая форма вот-вот лопнет на спине - и выдвигает руки  так,
что может обхватить всю  троицу  раз  пять-шесть.  Оглядывается,  крутанув
громадной головой. Никого не  видать,  только  вечный  швабра  -  Бромден,
индеец-полукровка, прячется за своей шваброй и не может позвать на помощь,
потому что немой. И она дает себе волю:  накрашенная  улыбка  искривилась,
превратилась в оскал, а сама она раздувается все больше, больше,  она  уже
размером с трактор, такая большая, что слышу запах механизмов у нее внутри
- вроде того, как пахнет мотор при перегрузке. Затаив дыхание,  думаю:  ну
все, на этот раз они не остановятся. На этот раз они нагонят ненависть  до
такого напряжения, что опомниться  не  успеют  -  разорвут  друг  друга  в
клочья!
     Но  только  она  начала  сгребать  этими  раздвижными  руками  черных
санитаров, а они потрошить ей брюхо ручками швабр, как из  спален  выходят
больные посмотреть, что там за базар, и она принимает прежний  вид,  чтобы
не увидели ее в натуральном жутком обличье. Пока больные  протерли  глаза,
пока кое-как разглядели спросонок, из-за чего шум, перед ними опять  всего
лишь старшая сестра, как всегда спокойная, сдержанная, и с улыбкой говорит
санитарам,  что  не  стоит  собираться  кучкой  и  болтать,  ведь  сегодня
понедельник, первое утро рабочей недели, столько дел...
     - ...Понимаете, понедельник, утро...
     - Да, мисс Гнусен...
     - ...А у нас столько назначений на это утро... Так что если у вас нет
особой надобности стоять здесь вместе и беседовать...
     - Да, мисс Гнусен...
     Замолкла,  кивнула  больным,  которые  собрались  вокруг  и   смотрят
красными, опухшими со сна глазами. Кивнула каждому в отдельности.  Четким,
автоматическим  движением.  Лицо  у  нее   гладкое,   выверенное,   точной
вырабаботки, как у дорогой куклы, -  кожа  будто  эмаль  телесного  цвета,
бело-кремовая, ясные голубые глаза, короткий носик с  маленькими  розовыми
ноздрями, все в лад, кроме цвета губ и ногтей да еще размера груди. Где-то
ошиблись при сборке, поставили такие большие женские груди на  совершенное
во всем остальном устройство, и видно, как она этим огорчена.
     Больные еще стоят, хотят узнать, из-за чего она напала на  санитаров;
тогда она вспоминает, что видела меня, и говорит:
     - Поскольку сегодня понедельник, давайте-ка для разгона раньше  всего
побреем бедного мистера Бромдена и тем,  может  быть,  избежим  обычных...
Э-э... Беспорядков - ведь после завтрака в комнате для бритья у нас  будет
столпотворение.
     Пока они оборачиваются ко мне, я ныряю обратно в  чулан  для  тряпок,
захлопываю дочерна дверь, перестаю дышать. Хуже нет, когда тебя  бреют  до
завтрака. Если успел пожевать, ты не такой слабый и  не  такой  сонный,  и
этим гадам, которые работают в комбинате,  сложно  подобраться  к  тебе  с
какой-нибудь из своих машинок. Но если до завтрака бреют  -  а  она  такое
устраивала, - в половине седьмого, в комнате с  белыми  стенами  и  белыми
раковинами, с длинными люминесцентными трубками в потолке, чтобы теней  не
было, и лица всюду вокруг тебя кричат, запертые за  зеркалами,  -  что  ты
тогда можешь против ихней машинки?
     Схоронился в чулане для тряпок, слушаю, сердце стучит  в  темноте,  и
стараюсь не испугаться, стараюсь отогнать мысли подальше отсюда,  подумать
и вспомнить что-нибудь про наш поселок и большую реку колумбию, вспоминаю,
как в тот раз, ох, мы с папой охотились на птиц в кедровнике под даллзом...
Но всякий раз, когда стараюсь загнать мысли в прошлое, укрыться  там,
близкий страх все равно просачивается сквозь воспоминания.  Чувствую,  что
идет по коридору маленький черный санитар, принюхиваясь к моему страху. Он
раздувает ноздри черными воронками, вертит большой  башкой  туда  и  сюда,
нюхает, втягивает  страх  со  всего  отделения.  Почуял  меня,  слышу  его
сопение. Не знает, где я спрятался, но чует, нюхом ищет. Замираю...
     (Папа говорит мне: замри; говорит, что собака почуяла  птицу,  где-то
рядом.  Мы  одолжили  пойнтера  у  одного  человека  в  даллз-сити.   Наши
поселковые псы - бесполезные дворняги, говорит папа, рыбью  требуху  едят,
низкий класс; а у этой собаки -  у  ней  _и_н_с_т_и_н_к_т_!  Я  ничего  не
говорю, но уже вижу в кедровом подросте птицу  -  съежилась  серым  комком
перьев. Собака бегает внизу кругами - запах повсюду, не понять уже откуда.
Птица замерла, и покуда так, ей ничего не грозит. Она держится стойко,  но
собака кружит и нюхает,  все  громче  и  ближе.  И  вот  птица  поднялась,
расправив перья, и вылетает из кедра прямо на папину дробь.)
     Не успел я отбежать и на десять шагов, как маленький санитар  и  один
из больших ловят меня и волокут в комнату  для  бритья.  Я  не  шумлю,  не
сопротивляюсь. Закричишь - тебе же хуже. Сдерживаю крик.  Сдерживаю,  пока
они не добираются до висков. До сих пор я не знал,  может  это  и  вправду
бритва, а не какая-нибудь из их подменных машинок, но когда они  добрались
до висков, уже не могу сдержаться. Какая  тут  воля,  когда  добрались  до
висков. Тут... _К_н_о_п_к_у_ нажали: воздушная тревога! Воздушная тревога!
- И включает она меня на такую громкость, что звука  уже  будто  нет,  все
орут на меня из-за стеклянной  стены,  заткнув  уши,  лица  в  говорильной
круговерти, но изо ртов ни  звука.  Мой  шум  впитывает  все  шумы.  Опять
включают туманную машину, и она снежит  на  меня  холодным  и  белым,  как
снятое молоко, так густо, что мог бы в нем спрятаться,  если  бы  меня  не
держали. В тумане не вижу на десять сантиметров и сквозь вой слышу  только
старшую сестру, как она с гиканьем ломит  по  коридору,  сшибая  с  дороги
больных плетеной сумкой. Слышу ее  поступь,  но  крик  оборвать  не  могу.
Кричу, пока она не подошла. Двое держат  меня,  а  она  вбила  мне  в  рот
плетеную сумку со всем добром и пропихивает глубже ручкой швабры.
     (Гончая лает в тумане, она заблудилась и мечется в испуге, оттого что
не видит. На земле никаких следов, кроме ее собственных, она водит красным
резиновым носом, но  запахов  тоже  никаких,  пахнет  только  ее  страхом,
который ошпаривает ей нутро, как пар.) И меня ошпарит так же, и я расскажу
наконец обо всем - о больнице, о ней, о здешних людях... И о  Макмерфи.  Я
так давно молчу, что меня прорвет, как плотину в паводок, и вы  подумаете,
что человек, рассказывающий такое, несет ахинею, подумаете, что такой жути
в жизни не случается, такие ужасы не могут быть правдой. Но прошу вас. Мне
еще трудно собраться с мыслями, когда я об этом думаю. Но  все  -  правда,
даже если этого не случилось.


     Когда туман расходится и я начинаю видеть, я сижу в дневной  комнате.
На этот раз меня не отвели в шоковый шалман. Помню, как меня  вытащили  из
брильни и заперли в изолятор. Не помню, дали  завтрак  или  нет.  Наверно,
нет. Могу припомнить  такие  утра  в  изоляторе,  когда  санитары  таскали
объедки завтрака - будто бы для меня, а ели сами -  они  завтракают,  а  я
лежу на  сопревшем  матрасе  и  смотрю,  как  подтирают  яйцо  на  тарелке
поджаренным хлебом. Пахнет салом, хрустит у них в зубах хлеб. А другой раз
принесут холодную кашу и заставляют есть, без соли даже.
     Нынешнего утра совсем не помню. Насовали в меня  столько  этих  штук,
которые они называют таблетками, что ничего не соображал, пока не услышал,
как открылась дверь в отделение. Дверь открылась -  значит,  время  восемь
или девятый, значит, провалялся  без  памяти  в  изоляторе  часа  полтора,
техники могли прийти и установить что угодно по приказу старшей сестры,  и
я даже не узнаю, что!
     Слышу шум у входной двери, в начале коридора, отсюда  не  видно.  Эту
дверь начинают открывать в восемь, открываютзакрывают по сто раз  на  дню,
тыр-тыр, щелк. Каждое утро после завтрака мы рассаживаемся вдоль двух стен
в дневной комнате, складываем картинки-головоломки, слушаем, не щелкнет ли
замок, ждем, что там появится. Больше-то и делать особенно нечего.  Иногда
один из молодых врачей, живущих при больнице, приходит пораньше посмотреть
Следующая страница
 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 ... 49
Ваша оценка:
Комментарий:
  Подпись:
(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
  Сайт:
 

Реклама