ванную напротив, пол свободен, говорит Макмерфи, можно начинать танцульку.
Старшая сестра наблюдает через окно. Вот уже три часа она не сходит
со своего места перед окном - даже пообедать. Столы из комнаты вынесены, и
в час из своего кабинета в конце коридора идет доктор, проходит мимо
наблюдательного окна, кивает сестре, садится на стул слева от двери.
Больные садятся после него, потом собираются младшие сестры и молодые
врачи. Все уселись, старшая сестра встает за окном, уходит в глубину поста
к стальному пульту с кнопками и ручками, переводит все хозяйство на
какой-то автопилот - пока сама в отлучке - и является в дневную комнату с
вахтенным журналом и корзиной записей. Она пробыла тут полдня, но форма на
ней по-прежнему такая накрахмаленная и жесткая, что нигде не гнется, а
только ломается на суставах с треском мороженой холстины.
Села справа от двери.
Только села, поднимается на ноги старик Пит банчини, качает головой и
хрипит:
- Я устал. Ох боже мой. Ох, ужасно устал...
Каждый раз так, когда в отделении появился новый человек, который
будет его слушать.
Старшая сестра не оглядывается на Пита. Просматривает бумажки из
корзины.
- Пусть кто-нибудь сядет рядом с мистером банчини, - говорит она. -
Успокойте его, чтобы мы могли начать собрание.
Отправляется Билли Биббит. Пит повернулся к Макмерфи и наклоняет
голову то налево, то направо, как красный сигнал на железнодорожном
переезде. Он проработал на железной дороге тридцать лет, полностью
износился, но еще действует - по памяти.
- Я уста-ал, - говорит он и качает головой перед Макмерфи.
- Успокойся, Пит, - говорит Билли и кладет веснушчатую руку ему на
колено.
- Ужасно устал...
- Я знаю, Пит. - Похлопал по костлявому колену, и Пит убирает голову,
понимает, что сегодня никто не прислушается к его жалобе.
Сестра снимает с руки часы, смотрит на настенные, заводит свои,
кладет в корзину, чтобы видеть циферблат. Вынимает из корзины папку.
- Итак. Начнем собрание?
Обводит взглядом публику - не вздумает ли кто-нибудь прервать ее еще
раз, - лицо с застывшей улыбкой поворачивается над воротником. Люди прячут
глаза, все ищут у себя заусеницы. Кроме Макмерфи. Он добыл себе кресло в
углу, уселся так, словно завладел им навеки, и наблюдает за каждым ее
движением. Шапочка туго натянута на рыжую голову, как будто он сейчас
поедет на мотоцикле. Колода карт у него на коленях разваливается надвое,
снятая одной рукой, и со звучным хлопком в тишине соединяется вновь.
Рыщущий взгляд сестры задержался на нем. Она видела, что все утро он
резался в покер, и, хотя деньги в игре не ходили, она подозревает, что он
не из тех, кто вполне удовлетворится здешним правилом играть только на
спички. Колода с шелестом распадается и снова захлопывается, после чего
вдруг исчезает под одной из широких ладоней.
Сестра смотрит на свои часы, вытягивает из папки бумажную полоску,
смотрит на нее и всовывает обратно в папку. Кладет папку, берет вахтенный
журнал. Эллис, прибитый к стене, закашлялся; она ждет, когда он
перестанет.
- Итак. В пятницу мы закончили собрание разговором о том, что у
мистера Хардинга... Сложности с его молодой женой. Он заявил, что его жена
наделена необычайно большой грудью и это смущало его, так как привлекало
на улице взгляды мужчин. - Она раскрывает вахтенный журнал на страницах,
заложенных бумажными полосками. - Согласно записям, оставленным в журнале
нашими пациентами, от мистера Хардинга слышали, что она "Дает мерзавцам
все основания смотреть". Слышали также его признание, что он, возможно,
давал ей основания искать внимания на стороне. Слышали и такое его
высказывание: "Моя милая, но малограмотная жена считает, что любое слово
или жест, лишенные налета портовой грубости и животной силы, - это слово и
жест изнеженного декадента".
Дальше читает про себя, потом закрывает журнал.
- Кроме того, он заявлял, что большая грудь жены иногда вызывала у
него ощущение собственной неполноценности. Итак. Кто-нибудь желает
коснуться этой проблемы?
Хардинг закрыл глаза, все молчат. Макмерфи оглядывает их - не хочет
ли кто ответить, - потом поднимает руку, как мальчишка на уроке, щелкает
пальцами; сестра кивает ему.
- Мистер... Ээ... Макмерри?
- Чего коснуться?
- Что? Коснуться...
- По-моему, вы спросили: "Хочет ли кто-нибудь коснуться..."
- Коснуться... Этого вопроса, мистер макмерри, сложностей с женой,
которые беспокоят мистера Хардинга.
- А-а. Я думал, коснуться... Ну, этой, как ее...
- Так о чем вы хотели...
Она осеклась. И чуть ли не смутилась на секунду. Кое-кто из острых
прячет ухмылку, а Макмерфи мощно потягивается, зевает, подмигивает
Хардингу. Тогда сестра с каменным лицом опускает журнал в корзину, берет
оттуда другую папку и читает:
- Макмерри Рэндл Патрик. Переведен органами штата из пендлтонской
сельскохозяйственной исправительной колонии для обследования и возможного
лечения. Тридцати пяти лет. Женат не был. Крест "За выдающиеся заслуги" в
корее - возглавил побег военнопленных из лагеря. Затем уволен с лишением
прав и привилегий за невыполнение приказов. Затем уличные драки и
потасовки в барах, неоднократно задерживался в пьяном виде, аресты за
нарушение порядка, оскорбление действием, азартные игры - многократно - и
один арест... За совращение ма...
- Совращение? - Встрепенулся доктор.
- Совращение малолетней...
- Хе. Это им воткнуть не удалось. Девчонка не стала показывать.
- ...Девочки пятнадцати лет.
- Сказала, что ей семнадцать, док, и очень хотела.
- Судебный эксперт установил факт сношения... В протоколе сказано,
неоднократного.
- Честно сказать, так хотела, что я стал брюки зашивать.
- Ребенок отказался давать показания, несмотря на результаты
экспертизы. Очевидно, подвергся запугиванию. Обвиняемый сразу после суда
покинул город.
- Да, поди не покинь... Док, я вам честно скажу. - Он наклонился и,
облокотившись на колено, тихим голосом, через всю комнату говорит доктору:
- к тому времени, когда ей стукнуло бы законных шестнадцать, эта маленькая
дрянь оставила бы от меня одни шкварки. До того дошло, что подставляла мне
ногу, а на пол поспевала первая.
Сестра закрывает папку и перед дверью протягивает доктору.
- Доктор спайви, это наш новый больной. - Как будто в желтую бумагу
заложила человека и передает для осмотра. - Я собиралась ознакомить вас с
его делом чуть позже, но поскольку он, видимо, хочет заявить о себе на
групповом собрании, можно заняться им и сейчас.
Доктор вытягивает за шнурок очки из кармана, усаживает их на нос. Они
немного накренились вправо, но он наклоняет голову влево и выравнивает их.
Листает бумаги с легкой улыбкой - наверно, его, как и нас, насмешила
нахальная манера этого новенького, но, как и мы, он боится засмеяться
открыто. Перелистал до конца, закрыл папку, прячет очки в карман. Смотрит
на Макмерфи - тот сидит в другом конце комнаты, все так же подавшись к
нему.
- Насколько я понял, мистер макмерри, раньше психиатры вами не
занимались?
- Мак-мер-фи, док.
- Да? Мне послышалось... Сестра назвала...
Опять открыл папку, выуживает очки, с минуту смотрит в дело,
закрывает, прячет очки в карман.
- Да, Макмерфи. Верно. Прошу прощения.
- Ничего, док. Это с дамы началось, она ошиблась. Знавал людей,
которые делают такие ошибки. Был у меня дядя по фамилии халлахан, гулял с
одной женщиной, а она все прикидывалась, будто не может правильно
запомнить его фамилию, звала хулиганом, дразнила, значит. И не один месяц
- но он ее научил. Хорошо научил.
- Да? Как же он научил? - Спрашивает доктор.
Макмерфи улыбается и трет нос большим пальцем.
- Ха-ха, это я не скажу. Способ дяди халлахана я держу в большом
секрете, на всякий случай, вы поняли меня? Самому может пригодиться.
Говорит он это в лицо сестре. Она улыбается в ответ, а он переводит
взгляд на доктора.
- Так что вы там спрашивали про психиатров, док?
- Да. Я хотел выяснить, занимались ли вами раньше психиатры.
Беседовали, помещали в другие учреждения?
- Ну, если считать окружные и штатные тюряги...
- Психиатрические учреждения.
- А-а. Вы об этом? Нет. Вы первые. Но я ненормальный, док. Честное
слово. Вот тут... Дайте покажу. По-моему, врач в колонии...
Он встает, опускает карточную колоду в карман куртки, идет через всю
комнату к доктору, наклоняется над ним и начинает листать папку у него на
коленях.
- По-моему, он что-то написал, вот тут вот где-то, сзади.
- Да? Я не заметил. Минутку. - Доктор опять выуживает очки, надевает,
смотрит, куда показал Макмерфи.
- Вот тут, док. Сестра пропустила, когда читала мое дело. Там
говорится: "У Макмерфи неоднократно отмечались, - док, я хочу, чтобы вы
меня поняли до конца, - неоднократно... Эмоциональные взрывы, позволяющие
предположить психопатию". Он сказал, психопат означает, что я дерусь и...
- Извиняюсь, дамы, - означает, он сказал, что я чрезмерно усердствую в
половом отношении. Доктор, это что, очень серьезно?
На его широком задубелом лице такая простодушная детская тревога, что
доктор, не совладав с собой, наклоняет голову и хихикает куда-то в
воротник; очки падают с носа прямехонько в карман. Все острые заулыбались
и даже кое-кто из хроников.
- Чрезмерно усердствую - а вы, док, никогда этим не страдали?
Доктор вытирает глаза.
- Нет, мистер Макмерфи, признаюсь, никогда. Любопытно, врач в колонии
сделал такую приписку: "Следует иметь в виду, что этот человек может
симулировать психоз, дабы избежать тяжелой работы в колонии". - Он
поднимает голову. - Что скажите, мистер Макмерфи?
- Доктор... - Макмерфи выпрямился, наморщил лоб и раскинул руки -
мол, я весь перед вами, смотрите. - Похож я на нормального?
Доктор так старается сдержать смех, что не может ответить. Макмерфи
круто поворачивается к старшей сестре и спрашивает то же самое:
- Похож?
Не ответив, она встает, забирает у доктора папку и кладет в корзину
под часы. Садится.
- Доктор, наверно, стоит ознакомить мистера макмерри с порядком
ведения наших собраний.
- Сестра, - вмешивается Макмерфи, - говорил я вам про моего дядю
халлахана, как женщина коверкала его фамилию?
Она смотрит на него долго и без обычной улыбки. Она умеет превратить
улыбку в любое выражение, какое ей нужно для разговора с человеком, но от
этого ничего не меняется - выражение все равно такое же механическое,
специально сделанное для определенной цели. Наконец она говорит:
- Прошу извинить меня, Мак-мер-фи. - И поворачивается к доктору. -
Да, если бы вы объяснили...
Доктор складывает руки и откидывается на спинку.
- Что ж. Коль скоро об этом заговорили, я, пожалуй, должен объяснить
теорию нашей терапевтической общины. Хотя обычно приберегаю ее к концу.
Да. Отличная мысль, мисс Гнусен, превосходная мысль.
- И теорию, разумеется, но я имела в виду правило: во время собрания
пациенты должны сидеть.
- Да. Конечно. А потом я объясню теорию. Мистер Макмерфи, одно из
первых условий: во время собрания пациенты должны сидеть. Иначе, понимаете
ли, мы не сможем поддерживать порядок.
- Понял. Я встал только показать это место в моем деле. - Он отходит
к своему креслу, опять с наслаждением потягивается, зевает, садится и
устраивается поудобнее, как собака. Наконец умостился и выжидательно
смотрит на доктора.
- Итак, теория... - Начинает доктор с глубоким довольным вздохом.
