лицо его расплылось улыбкой, он сдвинул шапочку на затылок, подошел к
доктору сбоку, положил ему руку на плечо, и доктор вздрогнул от
неожиданности.
- Доктор спайви, вы когда-нибудь видели, как чавыча заглатывает
крючок? Ничего свирепей на всех четырех океанах не увидишь. Кэнди, детка,
ты бы рассказала нашему доктору о рыбной ловле и об остальном... Вдвоем
они обработали доктора за какую-нибудь минуту, он тут же запер кабинет и
вернулся к нам, запихивая в портфель бумаги.
- Бумагами я вполне могу заняться на лодке, - объяснил он сестре и
прошел мимо нее так быстро, что она не успела ответить; за ним
проследовала наша команда, но медленнее, и каждый ухмылялся ей, минуя
дверь поста.
Те, кто не ехал на рыбалку, собрались у дверей дневной комнаты и
говорили нам, чтобы нечищеную рыбу мы не приносили, а эллис оторвал руки
от гвоздей в стене, попрощался с Билли Биббитом и велел ему быть ловцом
человеков.
А Билли, наблюдая, как подмигивают ему медные заклепки на джинсах
девушки, пока она выходила из дневной комнаты, сказал эллису, что
человеков пусть ловит кто-нибудь другой. Он нагнал нас в дверях, маленький
санитар отпер нам и запер за нами, и мы очутились на воле.
Солнце пробивалось сквозь облака и красило кирпичи на фасаде в
розовый цвет. Слабый ветерок спиливал оставшиеся листья на дубах и
складывал стопками под проволочным забором. На него изредка садились
коричневые птички; когда ветер бросал пригоршню листьев на забор, птички
улетали с ветром. Сперва даже казалось, что листья ударяются о забор,
превращаются в птиц и улетают. Был чудесный осенний день с лиственным
дымком, стучали футбольные мячи у мальчишек, жужжали маленькие самолеты, и
казалось, только оттого, что ты здесь, на воле, всякий должен быть
счастлив. Но доктор пошел за машиной, а мы сбились в кучку и стояли, ни
слова не говоря, руки в карманах. Кучкой, ни слова не говоря, наблюдали за
горожанами, которые ехали на работу на своих машинах и сбавляли ход, чтобы
поглазеть на сумасшедших в зеленом. Макмерфи заметил, что нам не по себе,
попробовал развеселить нас, стал шутить, дразнить девушку, но от этого
почему-то стало еще хуже. Каждый думал, как просто было бы вернуться в
отделение, сказать, что сестра все-таки права: ветер сильный, и, наверно,
волна разгулялась.
Доктор подогнал машину, мы погрузились и поехали: я, Джордж, Хардинг
и Билли Биббит - с Макмерфи и девушкой кэнди, а Фредриксон, Сефелт,
Сканлон, Мартини, тейдем и грегори - в машине доктора. Все словно воды в
рот набрали. Километра через полтора мы остановились у заправки, доктор
тоже. Он вылез первый, заправщик выскочил ему навстречу, улыбаясь и
вытирая руки тряпкой. Потом перестал улыбаться, прошел мимо доктора
посмотреть, кто же это такие в машинах. Не переставая вытирать руки
масляной тряпкой, нахмурился и дал задний ход. Доктор нервно схватил его
за рукав, вынул десятку и впихнул ему между ладоней, словно помидорную
рассаду.
- Будьте так любезны, заправьте обе машины обыкновенным, - попросил
доктор. Видно было, что ему так же неуютно за оградой больницы, как нам. -
Будьте добры.
- Эти в форме, - сказал заправщик, - они из больницы у шоссе? - Он
оглядывался, нет ли гаечного ключа или еще чего-нибудь подходящего. В
конце концов он отошел к штабелю пустых бутылок из-под содовой. - Вы из
сумасшедшего дома.
Доктор порылся, нашел очки и тоже посмотрел на нас, словно только что
заметил зеленые костюмы.
- Да. То есть нет. Мы оттуда, но это бригада рабочих, а не больные.
Бригада рабочих.
Заправщик прищурился на доктора, на нас и ушел шептаться с
напарником, который стоял у колонок. Они поговорили с минуту, потом второй
окликнул доктора и спросил, кто мы такие; доктор повторил, что мы бригада
рабочих, и оба заправщика рассмеялись. Я понял по их смеху, что они решили
продать нам бензин - наверно, он будет слабый, и грязный, и разбавленный
водой и заломят цену, - но от этого мне веселее не стало. И я видел, что
остальным тоже погано. А от докторского вранья нам стало совсем тошно - не
так даже от вранья, как от правды.
Второй с ухмылкой подошел к доктору.
- Вы сказали, вам экстру, сэр? Сейчас. А не проверить ли нам масляные
фильтры и дворники? - Он был выше своего приятеля. Он наклонился к
доктору, как будто говорил с ним по секрету. - Верите или нет: по
статистике восемьдесят восемь процентов машин на дороге нуждаются в новых
масляных фильтрах и дворниках.
Улыбка у него была угольная, оттого что много лет вывинчивал свечи
зажигания зубами. Доктор ежился от этой улыбки, а заправщик все стоял,
наклонившись над ним, и ждал, когда он признает, что загнан в угол.
- А как ваша бригада обеспечена темными очками? У нас есть хорошие
"Поляроиды".
Доктор понял, что он у них в лапах. Но когда он уже готов был сдаться
и открыл рот, чтобы сказать, да, все возьмем, раздалось жужжание и верх
нашей машины начал складываться. Макмерфи терзал и проклинал матерчатую
гармошку, пытаясь сложить ее быстрее, чем хотел механизм. По тому, как он
рвал и бил медленно уходящий верх, видно было, что он в бешенстве; изругав
гармошку на чем свет стоит, забив и затолкав ее на место, он вылез из
машины прямо через девушку и через борт, встал между доктором и
заправщиком и одним глазом заглянул в черный рот.
- Ты, слушай сюда, мы возьмем обыкновенный, как доктор сказал.
Обыкновенный, в оба бака. Все. Остальную дребедень - к черту. И возьмем
его с трехцентовой скидкой, потому что экспедиция наша - от правительства,
едрена вошь.
Заправщик не поддался.
- Ну? Мне послышалось, профессор сказал, что вы не пациенты?
- Ты что, не допер, дорогой, это он просто по доброте, пожалел вас
пугать. Если бы мы были простые пациенты, док так бы и сказал, но мы тут
не просто сумасшедшие, все до одного - из палаты невменяемых преступников,
едем в сан-квентин, там нас могут разместить надежнее. Видишь вон
конопатого паренька? Можно подумать, мальчик с журнальной обложки, а он
маньяк-мокрушник, троих замочил. А рядом с ним - зовется у нас
пахан-дурак, не знаешь, что выкинет, прямо дикий кабан. Большого вон
видишь? Индеец, убил шестерых белых черенком кирки, хотели обсчитать его,
когда покупали ондатровые шкуры. Встань покажись, вождь.
Хардинг ткнул меня пальцем в ребра, и я встал в машине. Заправщик
сделал из ладони козырек, поглядел на меня и ничего не сказал.
- Компания опасная, не спорю, - сказал Макмерфи, - но это законная,
утвержденная, запланированная и организованная свыше экскурсия, нам
положена законная скидка, все равно как если бы мы были из фбр.
Заправщик смотрел на Макмерфи, а Макмерфи зацепил большими пальцами
карманы, откачнулся на пятках и смотрел на него поверх шрама. Тот
обернулся - на месте ли его приятель, - потом ухмыльнулся в лицо Макмерфи.
- Так говоришь, рыжий, опасные ребята? А вы, мол, не кобеньтесь,
делайте что велят? Скажи мне, рыжий, ты-то там за что? На президента
покушался?
- Вот этого, браток, доказать не смогли. На ерунде залетел. Убил
одного на ринге, соображаешь? А потом вроде во вкус вошел.
- А, так ты этот, про которых пишут: убийцы в боксерских перчатках -
да, рыжий?
- Разве я это сказал? Не, я к вашим подушечкам так и не смог
привыкнуть. Не, это по телевизору из дворца не передавали; я больше по
задворкам боксирую.
Заправщик передразнил Макмерфи, зацепил большими пальцами карманы.
- Базаришь ты больше по задворкам, понял?
- А разве я сказал, что не могу побазарить? Но ты вот куда посмотри.
- Он поднес руки к лицу заправщика, близко-близко, и медленно поворачивал
их то ладонью, то костяшками. - Ты видал когда, чтобы бедные грабки так
поранились от базара? Видал, браток? Он долго держал руки перед лицом
заправщика и ждал, что еще тот скажет. Тот посмотрел на руки, на меня,
снова на руки. Когда стало ясно, что ничего срочного он сказать не хочет,
Макмерфи отошел к его приятелю, прислонившемуся к холодильнику для
газированной воды, двумя пальцами вынул у него из руки докторскую десятку
и направился к соседнему продовольственному магазину.
- Вы тут посчитайте за бензин, а счет пришлите в больницу, - крикнул
он через плечо. - А на эти деньги я куплю чего-нибудь освежающего для
людей. Пойдет вместо дворников и восьмидесятивосьмипроцентных масляных
фильтров.
К тому времени, когда он вернулся, все были полны задора, как
бойцовые петухи, и выкрикивали приказы заправщикам - проверь давление в
запасном колесе, протри окна, будь добр, соскобли птичий помет с капота, -
туркали их почем зря. Высокий заправщик не угодил Билли Биббиту, протирая
ветровое стекло, и Билли сразу позвал его обратно.
- Ты не вытер это м-место, где м-муха разбилась.
- Это не муха, - угрюмо ответил тот, скребя ногтем по стеклу, - это
от птицы.
Мартини из другой машины закричал, что это не может быть птица.
- Если бы птица, тут были бы перья и кости.
Какой-то велосипедист остановился и спросил, почему все в зеленой
форме - клуб, что ли? Тут высунулся Хардинг.
- Нет, мой друг. Мы сумасшедшие из больницы на шоссе, из
психокерамической, треснутые котелки человечества. Желаете проверить меня
на тесте роршаха? Нет? Вы торопитесь? Ах, уехал. Жаль. - Он повернулся к
Макмерфи. - Никогда не думал, что душевная болезнь придает субъекту некое
могущество - могущество! Подумать только: неужели чем безумнее человек,
тем он может быть могущественнее? Пример - гитлер. И красота с ума нас
сводит. Есть над чем задуматься.
Билли открыл для девушки банку с пивом и так разволновался от ее
веселой улыбки и "Спасибо, Билли", что стал открывать банки всем подряд.
А голуби кипятились на тротуаре и расхаживали взад и вперед, заложив
руки за спину.
Я сидел в машине, чувствовал себя здоровым и свежим, попивал пиво;
мне было слышно, как оно проходит внутрь - зззт, зззт, - так примерно. Я
уже забыл, что бывают на свете хорошие звуки и хороший вкус вроде вкуса и
звука пива, когда оно проходит тебе внутрь. Я снова сделал большой глоток
и стал озираться - что еще забылось за двадцать лет?
- Ребята! - Сказал Макмерфи, вытолкнув девушку из-за руля и притиснув
к Билли. - Вы только поглядите, как большой вождь глушит огненную воду! -
И рванул с места, сразу в гущу движения, а доктор с визгом шин помчался за
ним.
Он показал нам, чего можно добиться даже небольшой смелостью и
куражом, и мы решили, что он уже научил нас ими пользоваться. Всю дорогу
до самого берега мы играли в смелость. Перед светофорами, когда люди
начинали разглядывать нас и наши зеленые костюмы, мы вели себя в точности
как он: сидели прямые, сильные, суровые и с широкой улыбкой смотрели им
прямо в глаза, так что у них глохли моторы и слепли от солнца окна, и,
когда зажигался зеленый свет, они продолжали стоять в сильном расстройстве
оттого, что рядом ватага страшных обезьян, а на помощь звать некого.
И мы, двенадцать, во главе с Макмерфи, ехали к океану.
Макмерфи, наверно, лучше всех понимал, что кураж у нас напускной -
ему до сих пор не удалось никого рассмешить. Может быть, он не понимал,
почему мы еще не хотим смеяться, но понимал, что по-настоящему сильным до
тех пор не будешь, пока не научишься видеть во всем смешную сторону. И
между прочим, он так старался показать нам смешную сторону вещей, что я
даже засомневался: а видит ли он вообще другую сторону, может ли понять,
что это такое - обугленный смех у тебя в сердцевине? Может быть, и
