пригибает пониже всех остальных. Знаю, чего ты от меня хочешь: хочешь,
чтобы я тебя жалел, сказал, что она настоящая стерва. Так и ты обращался с
ней не как с королевой. Пошел к черту со своими "Что скажешь?"! У меня
своих неприятностей по горло, еще твоими заниматься. Так что кончай! - Он
обводит взглядом остальных. - И вы все! Отвяжитесь от меня, поняли?
Он нахлобучивает шапку на голову и идет через всю комнату к своим
комиксам. Острые переглядываются, разинув рты. На них-то зачем
раскричался? Никто к нему не привязывался. Ничего у него не просят, с тех
пор как поняли, что он боится здесь застрять и решил вести себя смирно.
Все удивлены тем, что он взъелся на Хардинга, и не могут понять, почему он
схватил книгу со стула, сел и держит ее перед лицом - то ли чтобы люди на
него не смотрели, то ли чтобы самому не смотреть на людей. Вечером, за
ужином, он извиняется перед Хардингом и говорит, что сам не знает, почему
так завелся в библиотеке. Хардинг говорит, что, может быть, из-за его
жены: люди часто от нее заводятся. Макмерфи смотрит в свою чашку кофе и
говорит:
- Не знаю. Я только сегодня с ней познакомился. Не из-за нее же, черт
возьми, у меня плохие сны всю неделю.
- Ах, мистер Макмерфи, - кричит Хардинг, совсем как молоденький
стажер, который ходит на собрания, - вы непременно должны рассказать нам
об этих снах. Подождите, я возьму карандаш и блокнот. - Хардингу неловко,
что перед ним извинялись, и он паясничает. Взял салфетку и ложку и делает
вид, что записывает. - Так. Что же именно вы видели в этих... Э-э... Снах?
Макмерфи даже не улыбнулся.
- Не знаю. Ничего, кроме лиц... По-моему, только лица.
На другое утро Мартини за пультом в ванной изображает пилота на
реактивном самолете. Картежники оторвались от покера и с улыбкой наблюдают
представление.
- И-и-и-а-о-о-у-у-м. Я земля, я земля: замечен объект, сорок - тысяча
шестьсот, вероятно, ракета противника. Выполняйте задачу! И-и-а-о-о-у-м-м.
Крутит наборный диск, двигает рычаг вперед, клонится на вираже.
Устанавливает регулятор с краю на "полный", но вода из патрубков в
кафельном полу не идет. Гидротерапию больше не применяют, вода отключена.
Новеньким хромированным оборудованием и стальным пультом ни разу не
пользовались. Если не считать хрома, пульт и души в точности похожи на те,
которыми лечили в прежней больнице пятнадцать лет назад: струи из
патрубков достают любую часть тела под любым углом; техник в резиновом
фартуке стоит в другом конце комнаты за пультом, управляет патрубками,
куда им брызнуть, сильно ли, горячо ли; распылитель открыт - гладит,
успокаивает, закрыт - бьет иглой; ты висишь между наконечниками на
парусиновых ремнях, мокрый, дряблый, сморщенный, а техник балуется своей
игрушкой.
- И-и-и-а-а-о-о-у-у-м-мм... Земля, земля: вижу ракету, беру на
прицел...
Мартини нагибается и целится поверх пульта через кольцо патрубков.
Зажмуривает глаз, смотрит другим через кольцо.
- Есть цель! Готовься... По цели... Огонь!
Он отдергивает руки от пульта и резко выпрямляется, волосы у него
разлетелись, выпученные глаза глядят на душевую кабину с диким испугом,
так что все картежники поворачиваются на стульях и смотрят, что он там
увидел, - но не видят ничего, кроме пряжек, висящих на новеньких жестких
брезентовых ремнях среди патрубков.
Мартини поворачивается и смотрит только на Макмерфи. Больше ни на
кого.
- Ты видел их? Видел?
- Кого, март? Ничего не вижу.
- В ремнях! Видел?
Макмерфи оборачивается и, щурясь, смотрит на душ.
- Не-а. Ничего.
- Подожди минуту. Им надо, чтобы ты их увидел, - говорит Мартини.
- Иди к черту, сказал тебе, никого не вижу! Понял? Никого!
- Ага, - говорит Мартини. Он кивает и отворачивается от душа. - Ну, я
их тоже не видел. Я пошутил.
Макмерфи снимает колоду и с треском вдвигает половинки одна в другую.
- Н-да... Не нравятся мне такие шутки, март. - Он снимает, чтобы еще
раз перетасовать, и карты разлетаются так, словно колода взорвалась между
двумя дрожащими руками.
Помню, это тоже было в пятницу, через три недели после того, как мы
голосовали насчет телевизора, - всех, кто мог ходить, погнали в первый
корпус - якобы на рентген грудной клетки, нет ли туберкулеза, а на самом
деле проверить, нормально ли работает у нас аппаратура.
Сидим в коридоре на длинной скамье, кончающейся у двери "Рентген".
Рядом с рентгеном дверь ухг, там нам зимой проверяют горло. По другой
стене коридора другая скамья, и она кончается у той металлической двери. С
заклепками. И без надписи. Там между двумя санитарами дремлют двое людей,
а еще одного уже лечат, и я слышу его крики. Дверь открывается внутрь -
хууп, - вижу, в комнате мерцают радиолампы. Выкатывают еще дымящегося
пациента, я хватаюсь за скамью, чтобы не всосало в ту дверь. Черный
санитар и белый поднимают со скамейки одного пациента, он шатается и
спотыкается - начинен лекарствами. Перед шоком обычно дают красные
капсулы. Его вталкивают в дверь, и техники подхватывают его под мышки.
Вижу, он сообразил, куда его притащили, обоими каблуками тормозит по
цементному полу, но его волокут к столу... Потом дверь захлопывается -
пумп, металл по резиновой прокладке, - и я его больше не вижу.
- Слушай, что они там делают? - Спрашивает Макмерфи у Хардинга.
- Там? А-а, ну как же. Ты еще не имел удовольствия. Жаль. Это каждый
должен пережить. - Хардинг сплетает пальцы на затылке и откидывается,
глядя на дверь. - Это шоковый шалман, я тебе как-то рассказывал о нем, мой
друг, эшт, электрошоковая терапия. Здесь счастливчикам предоставляют
бесплатное путешествие на луну. Нет, если подумать, не совсем бесплатное.
Вместо денег расплачиваешься за услугу мозговыми клетками, а у каждого их
просто миллиарды на счету. Совсем незаметный убыток.
Нахмурясь, смотрит на одиночку, оставшегося на скамье.
- Нынче, кажется, мало клиентуры, не сравнить с былыми днями, но се
ля ви, моды приходят и уходят. Боюсь, что мы свидетели заката эшт. Наша
милая старшая сестра - одна из немногих, у кого хватает мужества постоять
за высокую древнюю фолкнеровскую традицию в лечении инвалидов разума:
выжигание по мозгу.
Дверь открывается. С жужжанием выкатывается каталка, никто не толкает
ее, на двух колесах вписывается в поворот и, дымясь, исчезает в коридоре.
Макмерфи смотрит, как забирают последнего больного и закрывают дверь.
- Так вот что делают... - Макмерфи прислушался. - Приводят сюда и
пускают электричество в голову?
- Да, это сжатое описание происходящего.
- За каким чертом?
- Ну как же? Разумеется, для блага пациента. Здесь все делается для
блага пациента. Пожив только в нашем отделении, ты можешь прийти к выводу,
что больница - громадный эффективный механизм, который функционировал бы
вполне хорошо, если бы ему не навязывали пациента, но это не так. Эшт не
всегда используется в карательных целях, как использует ее наша сестра, и
со стороны персонала - это отнюдь не чистый садизм. Многих записанных в
неизлечимые шок привел в порядок, так же как некоторым помогла лоботомия и
лейкотомия. У электрошока есть свои преимущества: он дешев, быстр,
совершенно безболезнен. Он просто вызывает корчи.
- Что за жизнь, - стонет Сефелт. - Дают таблетки, чтобы остановить
припадок, другим дают шок, чтобы устроить припадок.
Хардинг наклоняется к Макмерфи и объясняет:
- А изобрели его так: два психиатра отправились на бойню, неизвестно,
из какого извращенного интереса, и наблюдали, как забивают скот ударом
кувалды между глаз. Они заметили, что не каждая скотина умирает, что
некоторые падают на пол в состоянии, весьма напоминающем эпилептические
судороги. "Ан, Zо /о, вот/, - говорит первый врач. - Это есть то, что нам
нужно для наших пациентов, - индуцированный припадок!" Его коллега,
конечно, согласился. Было известно, что люди, перенесшие эпилептический
припадок, на время успокаиваются и утихают, а буйные индивиды, совершенно
не способные к контакту, после судорог могут вести разумный разговор.
Никто не знал почему; и до сих пор не знают. Но было ясно, что если
вызвать припадок у неэпилептика, результаты могут быть самые
благоприятные. И вот перед ними стоял человек, то и дело вызывавший
судороги с замечательным апломбом.
- Я думал, там работают кувалдой, а не бомбой, - говорит Сканлон.
Хардинг говорит в ответ, что оставляет его слова без внимания, и
продолжает рассказ:
- Боец работает молотом. И вот здесь у коллеги возникли некоторые
сомнения. Как-никак, человек не корова. Кто его знает, вдруг молот
скользнет и сломает нос? А то и выбьет все зубы? Куда же им тогда деться
при таких высоких ценах на протезирование? Если надо бить человека по
голове, нужно что-то более надежное и точное, чем кувалда, и они
остановились на электричестве.
- Черт, а они не подумали, что могут навредить? Неужто публика не
подняла шум?
- Кажется, вы не вполне понимаете публику, мой друг; у нас в стране,
когда что-то не в порядке, самый лучший способ исправления - это самый
быстрый способ.
Макмерфи трясет головой.
- Ну и ну! Электричеством в голову. Это вроде электрического стула за
убийство.
- По задачам эти два мероприятия более родственны, чем вам кажется; и
то и другое - лечение.
- Ты говоришь, не больно?
- Я лично это гарантирую. Совершенно безболезненно. Один удар - и вы
сразу теряете сознание. Ни газа, ни иглы, ни кувалды. Абсолютно
безболезненно. Но дело в том, что второго раза никто не хочет. Ты...
Меняешься. Забываешь. Это как если бы... - Он прижимает ладони к вискам,
зажмуривает глаза. - Как если бы удар запускал дикую рулетку образов,
чувств, воспоминаний. Эти рулетки ты видел на разъездных аттракционах;
мошенник берет у тебя деньги и нажимает кнопку. Дзинь! Загорелась,
зажужжала, цифры кружатся и кружатся вихрем, и та, что выпадет тебе, может
выиграть, а может и не выиграть, и тогда играй снова. Плати ему за новую
попытку, сынок, плати ему.
- Охолони, Хардинг.
Открывается дверь, выезжает каталка с человеком, накрытым простыней,
и техники уходят пить кофе. Макмерфи взъерошивает волосы.
- Что-то не укладываются у меня в голове эти дела.
- Какие? Лечение шоком?
- Ага. Нет. Не только это. А все... - Он делает круговое движение
рукой. - Все, что здесь творится.
Хардинг трогает Макмерфи за колено.
- Мой друг, усталому уму дай отдых. Вероятнее всего, тебе не стоит
опасаться электрошока. Он почти вышел из моды и, подобно лоботомии,
используется только в крайних случаях, когда не помогают остальные
средства.
- Так, а лоботомия - это когда вырезают кусочки мозга?
- И опять ты совершенно прав. Ты очень поднаторел в жаргоне. Да,
вырезают из мозга. Кастрация лобных долей. Видимо, раз ей нельзя резать
ниже пояса, она будет резать выше глаз.
- Ты про Гнусен?
- Совершенно верно.
- Не знал, что это сестра решает.
- Совершенно верно, она.
Макмерфи, похоже, рад, что разговор перешел с лоботомии и шока на
старшую сестру. Спрашивает у Хардинга, почему, он думает, она такая
вредная. У Хардинга, Сканлона и некоторых других самые разные соображения
на этот счет, они начинают рассуждать о том, в ней ли корень всех здешних
зол, и Хардинг говорит, что большинство зол - от нее. Почти все считают
так же, но Макмерфи уже сомневается. Он говорит, что раньше тоже так
