этих совещаний, трудно себе представить... Жуткие вещи, яды, выработанные
прямо порами кожи, кислоты в воздухе, такие крепкие, что растворяют
человека. Я сам видел.
Я бывал на таких совещаниях, когда ножки столов не выдерживали и
корежились, стулья завязывались узлами, а стены скрежетали одна об другую
так, что из комнаты можно было выжимать пот. Я бывал на совещаниях, где о
больном говорили так долго, что больной появлялся из воздуха во плоти,
голый на кофейном столике перед ними, уязвимый для любой бесовской идеи,
которая придет им в голову, - за время совещания они успевали размазать
его в кашу.
Потому я и нужен им на совещаниях - дело может оказаться очень
грязным, и кто-то должен выгребать, а поскольку комнату для персонала
открывают только на время совещаний, им нужен там такой, который не
проболтается о том, что происходит. Как раз я. Я занимаюсь этим давно -
протираю, промокаю, стряхиваю, и в этой комнате, и в прежней, деревянной,
в старом корпусе, - что персонал меня даже не замечает; я кручусь, а они
смотрят сквозь меня, как будто меня нет - если бы я не пришел, они
заметили бы только, что между ними не плавает в воздухе ведро и губка.
Но на этот раз, когда я стучу в дверь, старшая сестра выглядывает в
глазок, глядит на меня в упор и не отпирает дольше обычного. Лицо ее
приняло нормальную форму, сильное, мне кажется, как всегда. Остальные
размешивают сахар в чашках, стреляют сигареты, как заведено у них перед
каждым совещанием, но чувствуется, что все напряжены. Сперва я подумал,
из-за меня, потом вижу, что старшая сестра даже не села, даже не
потрудилась взять чашку кофе.
Она пропускает меня в щель, снова буравит меня обоими глазами, когда
я прохожу мимо, потом закрывает дверь, запирает, круто поворачивается и
опять смотрит. Понятно, подозревает меня. Я думал, она так расстроилась
из-за непослушания Макмерфи, что ей будет не до меня, но вид у нее
невозмутимый. Голова ясная, и она думает, как это мистер Бромден услышал,
что острый Макмерфи велит ему проголосовать, поднять руку. Она думает, как
это он догадался положить тряпку и сесть рядом с острыми перед
телевизором. Больше никто из хроников этого не сделал. Она думает, не пора
ли немного проверить нашего мистера вождя Бромдена.
Поворачиваюсь к ней спиной и лезу с губкой в угол. Поднимаю губку над
головой, показываю всем в комнате, что она покрыта зеленой слизью и что
работа у меня тяжелая; потом опять наклоняюсь и тру пуще прежнего. Но
сколько ни усердствую, как ни притворяюсь, будто забыл о сестре, все равно
чувствую, что она стоит у двери и сверлит мне череп, кажется, сейчас
просверлит насквозь, сейчас не выдержу и закричу, во всем признаюсь, если
она не перестанет дырявить меня глазами.
Тут она спохватывается, что на нее саму смотрят - весь персонал. И
как она про меня гадает, так же они гадают про нее - что она сделает с
этим рыжим пациентом. Ждут, что она скажет про него, - им дела нет до
какого-то дурака индейца, стоящего в углу на четвереньках. Они ждут, и она
перестает смотреть на меня, берет чашку кофе, садится и размешивает сахар,
осторожно, чтобы ложка, не дай бог, не задела чашку.
Начинает доктор.
- Ну что, друзья, не пора ли нам пора?
Он улыбается через плечо молодым врачам, а те попивают кофе.
Старается не глядеть на старшую сестру. Она сидит так тихо, что он
нервничает и ерзает. Он хватает свои очки, надевает, чтобы посмотреть на
часы, потом заводит часы и одновременно говорит:
- Четверть. Давно пора начать. Так. Это совещание, как большинству
известно, созвала мисс Гнусен. Перед собранием терапевтической группы она
позвонила мне и сказала, что, по ее мнению, Макмерфи вызовет в отделении
беспорядки. Отличная интуиция - в свете того, что произошло несколько
минут назад, - вам не кажется?
Перестал заводить часы - заведены уже так, что еще один поворот, и
они разлетятся по всей комнате; сидит, улыбается циферблату, барабанит по
руке розовыми пальчиками, ждет. На этом месте обычно она берет руководство
совещанием на себя, но сейчас молчит.
- После сегодняшнего, - продолжает доктор, - никто не станет
утверждать, что мы имеем дело с обыкновенным человеком. Определенно нет.
Он является фактором беспорядка, это очевидно. И... Э-э... Как мне
кажется, цель нашей беседы - решить, какие действия мы предпримем в
отношении больного. Насколько я понимаю, сестра созвала совещание -
поправьте меня, если я заблуждаюсь, мисс Гнусен, - чтобы мы с вами
обсудили ситуацию и выработали единое мнение о том, как нам поступить с
мистером Макмерфи.
Он смотрит на нее искательно, но она по-прежнему молчит. Она подняла
лицо к потолку - скорее всего ищет грязь - и, можно подумать, не слышала
ни слова.
Доктор поворачивается к молодым врачам, которые сидят рядком в другом
конце: все закинули правую ногу на левую, у всех на правом колене чашка
кофе.
- Я понимаю, друзья, вы еще не успели поставить ему диагноз, однако
вы имели возможность наблюдать его в деле. Что вы думаете?
Вздергивают головы. Ловко их прищемил. Переводят взгляд с него на
старшую сестру. Непонятно даже, как за несколько минут она забрала прежнюю
власть. Только сидела, улыбалась в потолок и молчала, но опять она -
главная, и опять все вспомнили, с кем здесь надо считаться раньше всего.
Если эти ребята выступят неудачно, стажироваться им дальше в портленде, в
больнице для алкоголиков. Заерзали, как доктор.
- Да, он определенно вносит элемент беспорядка. - Первый стажер решил
сыграть наверняка.
Они все попивают кофе и думают. Потом вступает следующий:
- И может представлять собой реальную опасность.
- Верно, верно, - говорит доктор.
Молодой решил, что он на правильном пути, и продолжает.
- Причем немалую опасность, - говорит он и наклоняется вперед. -
Нельзя забывать, что этот человек совершал насильственные действия
единственно для того, чтобы быть переведенным из колонии в относительно
комфортабельные условия больницы.
- Н_а_м_е_р_е_н_н_о_ совершал, - вставляет первый.
А третий бормочет:
- Конечно, сама природа этого умысла свидетельствует о том, что он
просто хитрый мошенник, а отнюдь не душевнобольной.
Он оглядывается - как она к этому отнеслась? - И видит, что она не
шевелится и вообще не подает признаков жизни. Зато остальные уставились на
него сердито, как будто он сказал ужасную грубость. Он видит, что хватил
через край, хочет обратить все в шутку и хихикает:
- Ну, знаете: тот, кто идет не в ногу, слышит другой барабан.
Но поздно. Первый молодой ставит чашку, достает из кармана трубку
величиной с кулак и поворачивается к нему.
- Скажу откровенно, алвин, - говорит он третьему, - ты меня
разочаровал. Даже если не читать историю его болезни, достаточно
присмотреться к тому, как он ведет себя в отделении, - и сразу станет ясна
вся нелепость твоей догадки. Этот человек не просто очень и очень болен,
но, на мой взгляд, еще и потенциально агрессивен. Мне кажется, именно это
беспокоило мисс Гнусен, когда она созвала нас на совещание. Неужели ты не
распознал классический тип психопата? Более ясной картины я не видел. Этот
человек - наполеон, чингисхан, атилла.
Второй поддерживает его. Он вспоминает слова сестры о буйном
отделении.
- Роберт прав, алвин. Ты видел, как он сегодня вел себя? Когда один
его план провалился, он вскочил с кресла и готов был пустить в ход кулаки.
Скажите нам, доктор спайви, что говорится в его деле о хулиганских
проявлениях?
- Явные нелады с дисциплиной и властями.
- Вот. Документы свидетельствуют, что он неоднократно и на деле
проявлял враждебность к людям, олицетворяющим власть, - в школе, на
военной службе, в тюрьме! И, по-моему, его действия после этого
скандального голосования недвусмысленно показывают, чего ожидать в
дальнейшем. - Он замолчал, нахмурясь, заглянул в трубку, потом вставляет
ее в рот, зажигает спичку и с громким хлопком всасывает пламя в чашечку.
Раскурил трубку и сквозь желтое облако дыма бросает взгляд на старшую
сестру; молчание ее он, наверно, принял за знак согласия, потому что
продолжает еще бойчее и увереннее: - задумайся на минуту, алвин, и
представь себе, - голос у него ватный от дыма, - представь, что будет с
любым из нас, окажись мы в индивидуальной терапии с глазу на глаз с
мистером Макмерфи. Представь, что вы с ним подошли к чему-то сокровенному
и болезненному, и тут он решает, что с него хватит - как он выразится? -
"Хватит дурачку студенту во мне копаться". Ты говоришь ему, что он не
должен относиться к тебе враждебно, а он тебе отвечает: "Пошел ты..." Ты
просишь его успокоиться - разумеется, внушительным тоном, - и тут этот
стокилограммовый ирландский детина, этот рыжий психопат, бросается на тебя
прямо через стол. Готов ли ты да и любой из нас, если на то пошло, к
такому повороту в беседе с мистером Макмерфи?
Он вставляет свою громадную трубку в угол рта, растопыривает пальцы
на коленях и ждет. Все вспоминают толстые красные руки Макмерфи, его
кулаки в шрамах и шею, ржавым клином выходящую из выреза майки. От этих
воспоминаний стажер алвин становится бледным - словно желтый табачный дым,
который выдувал на него товарищ, осел на его лице.
- Так вы считаете, что разумнее, - спрашивает доктор, - отправить его
в буйное?
- По крайней мере безопаснее, я считаю, - отвечает молодой с трубкой
и закрывает глаза.
- Боюсь, что должен взять свои слова назад и присоединиться к
роберту, - говорит им алвин, - хотя бы ради самосохранения.
Все смеются. Успокоились немного: придумали план, который ей по
вкусу. Все отпивают кофе, кроме парня с трубкой, у него с ней большие
хлопоты, трубка то и дело гаснет, он чиркает спичками, сосет, пыхает,
шлепает губами. Наконец она раскурилась, как ему надо, и он, немного
гордясь, говорит:
- Да, боюсь, нашего рыжего друга Макмерфи ждет буйное отделение.
Знаете, что я заключил, понаблюдав за ним эти несколько дней?
- Шизофреническая реакция? - Гадает алвин.
Трубка качает головой.
- Латентная гомосексуальность с формированием реакции? -
Высказывается третий.
Трубка опять качает головой и закрывает глаза.
- Нет, - говорит он и улыбается всему собранию. - Н_е_г_а_т_и_в_н_ы_й
Э_д_и_п_о_в.
Все поздравляют его.
- Да, в пользу этого говорит многое, - объясняет он. - Но каков бы ни
был окончательный диагноз, мы должны помнить одно: мы имеем дело не с
обыкновенным человеком.
- Вы... Очень и очень ошибаетесь, мистер гидеон.
Это старшая сестра.
Все головы резко поворачиваются к ней - моя тоже, но я спохватываюсь
и делаю вид, что вытираю пятнышко на стене. Все растерялись черт знает
как. Думали, предлагают то, что ей хочется, то, что она сама хотела
предложить на совещании. Я тоже так думал. Я видел, как она отправляла в
буйное людей вполовину меньше Макмерфи - из одного только опасения, что им
вдруг захочется в кого-нибудь плюнуть; а тут такой бык, не подчиняется ни
ей, ни врачам, никому, сама же сегодня обещала сплавить его из отделения -
и вдруг говорит "нет".
- Нет. Я не согласна. Решительно. - И улыбается всем. - Не согласна,
что его надо отправить в буйное, это самый легкий путь, это значит просто
свалить свою работу на других, и не согласна, что он какое-то
исключительное создание, какой-то сверхпсихопат.
Она ждет, но возражать никто не собирается. В первый раз она отпивает
кофе; чашка отходит от ее рта с красным пятном. Я против воли гляжу на
