случилось".
Бледные мокрые поля проплывали мимо окна, где-то далеко в пригороде
шел трамвайный вагон, солдаты нехотя тащились по вязкой дороге, маршрут-
ный воинский поезд стоял на боковой ветке.
В вагоне разговаривали о голоде, о большевиках, об очередях, и все
это, как надоедливый граммофон в пивной, уходило в мутный свет за гряз-
ными окнами, в скрипучее пошатывание вагона.
Она перебирала каждый час последних пяти дней, которые с такой стре-
мительностью выбили ее из привычного строя ее жизни.
И это глупое решение отправиться в Зимний с тайной надеждой умереть,
в которой она не желала себе признаваться, и встреча с ним, с Шаховым...
В тот день она как-будто подчеркивала, что она чужой для него чело-
век, что нужно наконец порвать ту случайную и непрочную связь, которая,
несмотря ни на что, все-таки еще держалась между ними.
Зачем она делала это? Зачем она с таким упорством не желала сознаться
перед собою в том, что с самого начала ей ясна была причина его приезда?
Нужно было письмо, это письмо, быть-может последнее, которое он напи-
сал в своей жизни, чтобы заставить ее, не обманывая больше себя, и ниче-
го от себя не скрывая, сказать, наконец, что он приехал сюда для нее,
для встречи с нею.
И теперь, быть-может, из-за нее, из-за этой сухой и холодной встречи,
он так же, как и она, в ту ночь на двадцать шестое, пошел на фронт, же-
лая...
Старушка, дремавшая прикурнув в углу возле окна, испуганно вздрогнула
и сердито посмотрела на женщину в меховой шапочке, с подвязанной рукой,
которая вскочила, как ужаленная, и, сжимая руки, с отчаянием смотрела
вдоль заплеванного вагонного коридора.
- Ах, боже мой, как медленно тащится поезд! - сказала она вслух,
опомнившись.
- Медленно? А вы бы, барынька, автомобиль наняли! В автомобиле ско-
рее! - сказал кто-то сверху.
- И проволока как медленно тянется вдоль окна, - продолжала она ду-
мать, - у столба поднимается, а потом идет все ниже... поднимается... и
вниз... поднимается... вниз. Правительственный телеграф с правой стороны
пути, - вдруг вспомнила она слышанную где-то фразу.
И снова, сама не зная почему, она вспомнила Шахова, на этот раз моло-
дым прапорщиком, каким он был, когда она увидела его впервые: это моло-
дое прищелкивание шпор при первом поклоне и первые слова, произнесенные
еще незнакомым, еще чужим голосом.
Но этот образ был неясен ей; другое лицо выплывало перед ее глазами
на грязном, запотевшем стекле в белесой мути вагона.
- Он тоже там... Тарханов, - подумала она смутно, - быть-может они
встретились там, на фронте.
Со странным любопытством она представила себе эту встречу - холеное и
твердо-насмешливое лицо Тарханова и эти слова, которые он должен был
произнести при встрече с Шаховым:
- Теперь мы можем окончить наш спор. Теперь я на деле покажу вам, что
такое приговор военно-полевого суда!
Самое это название показалось Галине сырым и тяжелым, как земля, ко-
торой засыпают гроб, опущенный в мокрую яму.
- Военно-полевого суда... Военно-полевого суда, - повторила она про
себя, - суда...
- Сюда! - повторил кто-то над самым ее ухом, - сюда, закладывай,
дай-ка я завяжу!.. Видишь, сейчас уже к станции подъезжаем.
Она очнулась. Какой-то парень в поддевке помогал старушке завязывать
узлы, все уже давно собрали вещи и толпились у выхода, поезд подходил к
Царскому Селу.
XIV
Матрос, с размаху влетевший в комнату, где сидел Шахов, сам хорошо не
знал, что он делает.
- Арестованный? Освободить! - закричал он казакам, хотя те и без это-
го ничем не препятствовали освобождению Шахова. Тут же он бросился к Ша-
хову, схватил его за руку и потащил в коридор.
- Взяли Гатчину? Гатчину взяли, что ли? - торопливо спрашивал Шахов.
- Сама взялась! - весело прокричал матрос, - перемирие, что ли! Плен-
ными меняемся!
И хотя ясно было, что матрос сам хорошо не знал, заключено ли в самом
деле перемирие, и будут ли меняться пленными, Шахов ему тотчас же пове-
рил.
- Где тебя взяли? - закричал матрос.
(Кричал он также без особенной причины, - в коридоре хотя и сильно
шумели, но говорить можно было, не повышая голоса.)
- Под Пулковом в плен взяли! - ответил, тоже крича, Шахов.
Матрос радостно завыл и хлопнул его по плечу.
- Спирька Голубков, комендор второго Балтийского экипажа! Как звать?
- Шахов.
- Какого полка?
- Смольнинского красногвардейского отряда.
- А где тут еще пленные?
Шахов не успел ответить, - толпа матросов хлынула снизу и разом от-
теснила его в один из круговых коридоров. Дворец кишел, как муравейник.
Солдаты местного гарнизона бродили туда и назад по всем трем этажам. В
каждой комнате был митинг. Матросы и красногвардейцы, согласно плана Во-
енно-Революционного Комитета, "говорили с казаками через головы генера-
лов".
Шахов, потеряв из виду матроса, пошел дальше один. С трудом пробира-
ясь через толпу, он бродил по дворцу, пытаясь отыскать кого-нибудь из
красногвардейцев своего отряда. Наконец, устав искать, он снова спустил-
ся вниз и, незаметно пройдя лишний пролет лестницы, вдруг попал в узкий
коридор, в котором гулко отдавались шаги, а свет электрических ламп ста-
новился все более тусклым.
Он хотел уже повернуть обратно, когда за беспорядочной грудой оружия,
которою пересечен был коридор, услышал голос, показавшийся ему знакомым.
- Тринадцать карабинов, - говорил хмурый мужской голос, - один, два,
три, четыре...
- Кто вам позволил здесь распоряжаться, во дворце? - крикнул другой
голос. - Зачем вы считаете оружие?
- Как зачем? Надо же его по счету сдать, или как?
- Да чорт побери, поймите же вы, наконец, что это не ваше, а наше
оружие!
- Чье это ваше?
- Наше, третьего конного корпуса!
- Идите вы к матери с вашим корпусом, - хмуро сказал первый голос; он
продолжал считать: - семь, восемь, девять, десять...
- Согласно условиям перемирия, - раздраженно закричал второй, - все
оружие остается в распоряжении третьего конного корпуса! Если вы сейчас
же не уйдете отсюда, я...
- Ладно, ладно. Вам оружие не нужно ни к чортовой матери. Зачем вам
оружие? Вы только и знаете по своим стрелять.
- Согласно условиям перемирия...
Хмурый голос окончил подсчет карабинов и принялся за винтовки.
- Вот сосчитаю, да как к вечеру чего не хватит, так тебя же, как на-
чальника арсенальной части, расстреляю.
Над грудой винтовок, сваленных в кучу поперек коридора, Шахов мельком
увидел лицо человека, с таким хладнокровием производившего подсчет чужо-
го оружия.
Оно за последние три дня не очень изменилось, это лицо, только седая
щетина выросла еще больше да глаза провалились еще глубже под нависшими
старческими бровями.
- Кривенко!
Шахов разбросал оружие, подбежал к нему, едва не опрокинул столик, на
котором красногвардеец записывал по счету казачьи карабины.
- Кто это? Ты? Шахов? Вот так-так? Тебя, значит не ухлопали?
Он стиснул Шахову руку.
- Вот это дело! Вот это дело!
Оба они промолчали несколько мгновений, неловко улыбаясь и глядя друг
на друга с нежностью. Красногвардеец, открыв рот, переводил глаза с од-
ного на другого.
- Ты, может-быть, этого, - пробормотал Кривенко, - может-быть, не ел
давно? Я тебя сейчас...
Шахов и в самом деле давно ничего не ел; но сейчас ему не до того бы-
ло.
- Послушай-ка, - спросил он торопливо, - ты мое письмо получил?
- Получил.
- И то тоже?
- И то получил.
- И отправил?
- Отправил.
Шахов вдруг усмехнулся невесело.
- Так, может-быть, она... А впрочем, так оно и лучше!
Он замолчал.
Кривенко проворчал что-то, участливо посмотрел на него, хлопнул по
плечу и тут же с затруднением почесал голову.
- Ну, и что ж такого? Еще раз напиши.
- Нет, ничего. Ты с отрядом?
- Отряд здесь, в Кирасирских казармах.
- Ладно, так я к отряду.
Кривенко присел на опрокинутый табурет и задумался.
- Нет, погоди, мы тебя не в отряд отправим. У нас тут суматоха, пута-
ница, людей не хватает. Надо бы с Турбиным поговорить! - Он с досадой
посмотрел на груду еще не просчитанного оружия. - Поднимись в третий
этаж, отыщи Турбина. Скажи, что я послал. А я тут пока...
...............
На третьем этаже стояли матросские караулы.
Было уже четыре часа дня, в Военно-Революционный Комитет давно уже
была послана телеграмма о том, что "Гатчина занята Финляндским полком,
казаки бегут в беспорядке и занимаются мародерством", а капитан пущенно-
го ко дну корабля под защитой матросской шинели и синих консервов уже
более трех с половиной часов тому назад покинул свой капитанский мостик.
- Турбин? Да ведь это должно быть тот самый прапорщик Турбин! Это к
нему меня тогда, в городе, из главного штаба посылали. Я так его и не
нашел тогда...
Один из матросов провел его к запасной гостиной, той самой, в которой
военный совет при штабе Керенского пять дней назад обсуждал план наступ-
ления на Царское Село.
Матрос вошел в гостиную и через несколько минут вернулся обратно.
- Занят. Говорит, что если дело насчет отряда, так пускай отыщет то-
варища Кривенку.
XV
- Т-так ваша фамилия, гражданин офицер?
- Подпоручик Лебедев.
- К-какого полка?
- Гвардии Литовского полка, начальник нестроевой роты.
Турбин на особом листке из блокнота отметил это показание и, морщась,
дважды подчеркнул какие-то слова.
- Лит-товского полка?
Офицер смотрел на него, приподняв голову.
- Да, Литовского полка.
- А где стоит Л-литовский полк?
- В Петрограде, на Кирочной улице.
- Так каким же образом вы п-попали в Гатчину?
- Как лицо подчиненное я был обязан исполнить распоряжение моего ко-
мандования.
- К-кто приказал вам покинуть вашу часть?
- Я выехал из Петрограда 28 октября по приказанию капитана Козьмина.
Турбин пробормотал что-то невнятно.
- Однако ж, вы, п-по вашим словам, служите в Л-литовском полку, а
оказались в ш-штабе третьего конного корпуса. Л-литовский полк к корпусу
Краснова не принадлежит.
Офицер хотел возражать.
- Да нет, это н-неважно, - пробормотал нехотя Турбин (видимо все это
- и дело и самый допрос были ему неприятны до крайности). - Вам извест-
но, по какому поводу вы задержаны?
- Нет. Я считаю мой арест простым недоразумением.
- Н-не-до-ра-зу-мением? - по слогам переспросил Турбин. - Так п-поче-
му же вы отстреливались, когда вас задержали м-матросы?
Что-то дрогнуло в лице офицера. Он ответил, вежливо улыбаясь.
- Я, знаете ли, щекотлив, а они меня как-то неловко схватили под мыш-
ки.
- Вы арестованы по п-подозрению в переброске казачьих войск н-на Дон
с целью сосредоточения там крупных сил для п-поддержки п-правительства
Каледина, - хмуро сказал Турбин и добавил немного погодя: - Это
к-контр-революция, за которую нужно судить по всей строгости законов...
- Строгости законов? - вдруг переспросил офицер торопливо.
- Р-революционного времени, - твердо докончил Турбин, - а теперь
будьте д-добры ответить на эти вопросы. Прошу вас отвечать, как можно
п-подробнее.
Он развернул согнутый пополам лист; на левой стороне его четко от ру-
ки было написано несколько вопросов. Офицер внимательно и спокойно про-
чел один вопрос за другим и тотчас, не задумываясь, принялся записывать
свои показания на правой стороне листа.
1. Состояли ли вы 1 ноября с. г. на действительной военной службе в
Гатчинском отряде?
1. Да, состоял. К отряду был причислен согласно распоряжения Штаба
корпуса от 28 октября.
2. Кто и когда вызвал отряды с фронта, какие части с каких мест?
2. Отряды с фронта вызывались от имени Верховного Главнокомандующего.
Названия частей не могу указать, так как об этом велись неизвестные мне
переговоры в порядке командования.
3. Каким эшелонам генерал Краснов посылал телеграммы о переброске их
