Бронислав Г.".
Шахов помутневшими глазами дочитал письмо до конца; дочитав, он пе-
регнул его пополам, положил на стол и продолжал одеваться.
Медленными движениями он продел пуговицы в тугие петли гимнастерки,
оправил пояс, подтянул сапоги и, подняв упавшую на пол шинель, накинул
ее на плечи.
Рассеянным взглядом обведя комнату, он щелкнул выключателем и пошел к
двери.
На пороге он остановился, вернулся обратно, снова зажег электричество
и, подойдя ближе к свету, расстегнул кобуру.
Наган лежал у него в руке большим, тяжелым, холодным куском стали; он
трогал пальцами запотевшие углубления на барабане, прижимал ладонь к
шершавым зазубринам рукоятки.
Когда патроны были уложены в гнезда и барабан, щелкая, несколько раз
оборотился вокруг своей оси, Шахов растерянно и поспешно, как-будто ре-
вольвер жег ему руки, засунул его в кобуру и вытащил из бокового кармана
шинели свою записную книжку; перелистав ее, он положил на стол перед со-
бою несколько бумаг. Одна из них была приказом о назначении его команди-
ром отряда, другая истрепанной листовкой, которую он сорвал на память
где-то в Гатчино, третья - копией его служебной записки о положении дел
в Сельгилеве; все эти бумаги он тщательно сложил, предварительно разгла-
див каждую ладонью, засунул обратно в шинель и снова погасил свет.
Со странным спокойствием он несколько раз прошелся в темноте вдоль
комнаты, присел к столу и долго, не двигаясь, смотрел в окно, на поси-
невшие, тающие крыши, на смутное небо, на дрожащие телеграфные провода;
потом встал и, остановившись посредине комнаты, мучительно потирая лоб,
пытался вспомнить что-то до крайности нужное, именно сейчас, именно в
эту минуту.
Вдруг, рванувшись к двери, он выскочил в коридор и с ужасной поспеш-
ностью принялся ворочать ключом в замочной скважине; ключ резал ему
пальцы: он вытащил из кармана платок и, обернув им головку ключа, с си-
лой повернул его: ключ погнулся.
Так и не защелкнув замок и как бы уверяя себя в том, что двери закры-
ты, он торопливо выдернул ключ и бросился бежать по коридору.
Большой казенный конверт остался лежать на столе между крышкой от
чернильницы и изорванным зеленым абажуром. Давешний черный таракан, вер-
нувшийся из эмиграции, сидел на нем, трогал усами кусочки сургуча, за-
вернув хоботок, гладил себя по твердой, глянцевитой спинке, нюхал воздух
и как-будто смеялся.
V
----------------------------------------
Сегодня новая программа.
Вновь по возобновлении!
Мадемуазель Рени, младшая,
выдержавшая десятки битковых сборов.
Танец между столиков в натуральном виде.
----------------------------------------
Афиша была написана от руки синими и красными карандашами; сам не
зная зачем, Шахов прочел ее два или три раза, тщательно произнося про
себя каждое слово.
Швейцар в синем капоте, с вздутыми скулами, подозрительно моргая, ос-
матривал его с головы до ног.
- Как же это так, в натуральном виде? - пробормотал Шахов, как-будто
про себя, но в то же время обращаясь к швейцару. - У вас тут в котором
номере живет Главецкий? - тотчас же спросил он, опоминаясь и отходя, на-
конец, от афиши.
Швейцар хмуро посмотрел на него.
- Давно живет?
- А вот этого не могу сказать, - с неожиданной вежливостью сказал Ша-
хов, - об этом я ничего, к сожалению, не знаю.
- Пройдите наверх, там узнаете. Семнадцатый номер, кажется. В третьем
этаже направо маленькая дверь, чуланчик такой, как чуланчик пройдете -
семнадцатый номер.
На узенькой, замаранной двери чуланчика было написано известное по
своей краткости русское слово; в самом чуланчике было темно и пахло ке-
росином и потом; Шахов зажег спичку, - чудовищная тень метнулась по сте-
не и исчезла; с трудом пробираясь между всякой рухлядью, он ощупью отыс-
кал двери и пошевелил ручкой.
Никто не ответил; он постучал под ряд несколько раз и вдруг злобно
толкнул ногой дверь и вошел в номер.
В номере горела под газетным калпаком керосиновая лампа.
На диване, положив ноги на ободранное мягкое кресло, спал Главецкий.
Рядом с ним, крепко обхватив его одной рукой и уткнувшись лицом в по-
душку, лежала и, должно быть, также спала женщина.
Шахов остановился у двери, заложив руки в карманы шинели; как тогда,
ночью, при встрече с пикетом ударников, он наткнулся на рассыпанные в
карманах пули; точно обжогшись, он отдернул руку.
В номере было грязно; комод, усеянный хлебными крошками, стоял поче-
му-то лицевой стороной к окну; опрокинутый стул лежал посредине комнаты,
лампа гудела и чадила.
Шахов поднял стул, поставил его напротив дивана, закурил и принялся с
особенным любопытством всматриваться в лицо Главецкого.
Первой проснулась женщина; поеживаясь и сонными движениями потирая
ноги, она оборотилась к Шахову, посмотрела на него с недоумением и то-
ропливо набросила вздернувшуюся юбку на колени.
Шахов молча привстал и поклонился.
- Владислав, Владя, - сказала женщина и толкнула Главецкого в плечо,
- да проснись же! Тебя ждут! Здесь чужие.
- Да, да, - утвердительно промычал Главецкий.
- Кто вы такой? Что вам нужно? - крикнула женщина.
- Мне нужен гражданин Главецкий, - холодно сказал Шахов, - извините,
я, кажется, помешал вам. Он нужен мне по срочному делу.
Женщина встала и резким движением выбила кресло из-под ног Главецко-
го.
Он поднял голову, быстро обвел вокруг себя бессмысленными глазами и
снова уткнулся в подушку.
- Что ты делаешь, Ганька, сволочь? - пробормотал он. - Ты взбесилась,
гадина? Вон!
- Здесь тебя ждут! Он сейчас встанет, садитесь.
Шахов, не отвечая, внимательно посмотрел на женщину; она подошла к
зеркалу, и, напевая что-то сквозь зубы, стала причесываться.
Шахов перевел глаза на Главецкого и вдруг вскочил со своего места:
один глаз у Главецкого был открыт и, казалось, с чрезвычайным интересом
следил за каждым движением Шахова.
- Ну, ладно, ладно, вставайте! - почти весело сказал Шахов.
Главецкий быстро закрыл глаз и вдруг вскочил, как-будто кто-то поддал
его трамплином.
- Ага, товарищ Шахов, - вскричал он, бросаясь к Шахову, притрагиваясь
к нему и тотчас же отскакивая назад, - прошу прощения! Вы меня застали,
так сказать, в семейной обстановке. Очень прошу извинить. Впрочем...
Он схватил женщину за плечо и повернул ее к Шахову.
- Позвольте представить! Моя жена.
Шахов молча посмотрел на женщину; она пожала плечами и отвернулась.
- Чего вы смотрите? - вдруг засуетился Главецкий. - Моя жена! Вы не
смотрите, что она такая незаметная...
Он мелкими шажками подбежал к Шахову.
- Известнейшая артистка! Мадемуазель Рени, младшая. Читали? Танго в
натуральном виде!
- Мне нужно с вами поговорить по важному делу, - сказал Шахов, отво-
рачиваясь.
- Ганька, пошла вон! - внезапно крикнул Главецкий.
Женщина, посвистывая и пожимая плечами, вышла из комнаты.
Главецкий широким жестом подвинул Шахову стул и бросился в кресло.
- Я вас слушаю.
- Я получил вашу записку, - начал Шахов и тут же остановился, отки-
нувшись на спинку стула и глядя на Главецкого неподвижными и мутными
глазами.
- Да, как же писал...
- Так, вот, я пришел, - с трудом продолжал Шахов, - чтобы раз и нав-
сегда окончить все это дело.
Главецкий кивнул головой.
- Я так и думал.
Шахов снова замолчал. Он для чего-то поднял воротник шинели, потом
торопливо опустил его и застегнул крючок.
- Так вот, значит, в чем дело? - неопределенно спросил он, - вы тре-
буете от меня взамен этого... этой бумаги из военно-полевого суда...
Главецкий вскочил и плотнее притворил двери.
- А может-быть, - вдруг перебил себя Шахов, - а может-быть, вы на
крючок закроете?
Главецкий быстро обернулся к нему.
- На крючок? Зачем?
- Ну, как хотите, не закрывайте, - грубо сказал Шахов.
Главецкий нерешительно вернулся обратно и накинул крючок.
- Вы писали, что так как у меня денег нет, то я могу возместить, так
сказать, некоторыми сведениями или, скажем, документами, которые вам
нужны... Вы, кажется, даже мне за это деньги обещали?
Главецкий беспокойно смотрел на него.
- Так вот я... принес, - шопотом докончил Шахов.
Он привстал, расстегнул воротник шинели.
- Принесли? - тоже шопотом спросил Главецкий.
Шахов вдруг вскочил, отшвырнул ногой стул и быстро прошелся по комна-
те.
- Что это мы с вами точно заговорщики, - отрывисто заговорил он, - у
вас водка есть?
- Нет водки. А...
Главецкий задохнулся и открыл рот.
- А где они?
- Что они?
- Они... бумаги?
- Ну что ж бумаги! - Шахов небрежно похлопал себя по груди. - Вот где
бумаги.
- Вот как. С собой? А можно...
- Что?
- А можно... взглянуть?
Шахов, не отвечая, отвернулся к стене и точно так же, как Главецкий
тогда, возле трактира, на углу Болотной (он это тут же вспомнил с болез-
ненной ясностью) принялся тащить из бокового кармана шинели бумаги, ко-
торые он давеча пересматривал у себя в номере.
- Что это у вас... электричества нет, что ли?
- Н-нет, - нерешительно ответил Главецкий, с жадностью глядя за каж-
дым движением руки, держащей бумаги, - не то, что вообще нет, а у ме-
ня... Никак починить не могут, приходится керосин жечь.
Шахов рукавом смахнул со стола окурки, крошки, отодвинул в сторону
грязную посуду и неторопливо положил бумаги.
Главецкий осторожно присел к столу; лампа освещала его наклоненную
голову с редкими, прямыми, белокурыми волосами, подстриженными ежом.
Шахов отступил немного назад и открыл кобуру; за спиной Главецкого он
переложил револьвер в карман шинели; барабан щелкнул и этот короткий
стук вдруг взметнул Главецкого с его места.
- Что? Что? Что? - внезапно закричал он визгливым голосом, оглядыва-
ясь на дверь и приседая.
- Да нет, ничего, чего вы? - ровным голосом сказал Шахов. - Это я...
Озноб! Зубами!
- Озноб? Зубами? - как бы уговаривая себя повторил Главецкий. - Да,
да. Тут действительно не... тепло.
Белокурая, остриженная ежом, голова снова появилась в светлом кругу
от лампы.
- Доношу, что, по назначении меня начальником сводного красногвар-
дейского отряда, - негромко и невнятно бормотал Главецкий, - мною был
получен приказ занять позицию...
Шахов выдернул из кармана револьвер и быстро засунул руку за спину.
- В тот же день, согласно предписания, отряд был продвинут вперед, -
читал Главецкий, - заняв позицию, вырыли одиночные окопы... да это не то
совсем, - пробормотал он, не оборачиваясь.
Шахов стукнул зубами и вдруг резким движением выбросил руку с ре-
вольвером вперед.
- Нет, нет, нет, - закричал Главецкий, роняя стул и бросаясь в сторо-
ну; он дрожал, все лицо его дергалось.
- Нет же. Не... Нет же...
Шахов, вытянув вперед голову, подошел к нему и приставил к лицу ре-
вольвер.
- Нет! - взметываясь и трепеща, кричал Главецкий; он сползал по сте-
не, приседал вниз, на пол и снова приподнимался.
Шахов нажал курок - револьвер не выстрелил; он перекрутил барабан и
нажал снова; курок коротко стукнул, - а Главецкий все приподнимался,
дергая головой и защищаясь руками.
Тогда белый, как мел, с отвалившейся челюстью, Шахов отступил назад
и, схватив Главецкого за плечо, с бешенством ударил его в висок, тяжелой
рукояткой револьвера, - и в ту же минуту сломанное, смятое тело, сползло
вниз по стене и упало мешком к его ногам на пол.
Шахов, задыхаясь, отошел в сторону, к свету, и стоял несколько минут
неподвижно; ничего не было слышно, только явственно и четко стучало у
него сердце, да все также звенела на столе закоптелая керосиновая лампа.
И вдруг, сообразив что-то, он приблизился к Главецкому и автоматичес-
кими, до сумасшествия размеренными движениями вытащил у него из заднего
кармана брюк затрепанный кожаный бумажник; в первом же отделении, рядом
