- Назовите вашу фамилию.
Шахов молча растирал затекшие руки; на запястьях у него были синие
полосы.
Только теперь, при звуках этого голоса, он поднял голову - и увидел
знакомое лицо, которое он видел всего два раза в своей жизни, и которое
теперь в третий раз предвещало ему, что он никогда не увидит его в чет-
вертый.
Он усмехнулся и ничего не ответил.
- Фамилия? - повторил Тарханов.
- You say, you used to meet him; therefore you must know his name*1,
- раздражительно произнес генерал.
Тарханов, разбрызгивая чернила, принялся писать.
- Сколько вам лет? - спросил он, отрываясь от протокола допроса и с
совершенной корректностью перегибаясь к Шахову через стол.
Шахов внимательно и как-будто с особенным любопытством рассматривал
бледное и холеное лицо: ровный, как струна пробор, свежевыбритые, слегка
напудренные щеки, высокий, прямой лоб, тонкие губы; от него пахло одеко-
лоном, и только теперь Шахов заметил, что правый глаз у Тарханова немно-
го больше и темнее, чем левый.
Он снова ничего не ответил.
- Вы будете отвечать? - сдержанно спросил Тарханов. _______________
*1 Вы говорите, что вы с ним встречались; стало-быть, вам должно быть
известно его имя.
- Нет.
Тарханов встал и, отодвинув от себя протокол допроса, обратился к ге-
нералу:
- Я полагаю...
- Я полагаю, что вы должны осведомиться о причинах, которыми руко-
водствуется этот человек, отказываясь отвечать на ваши вопросы.
Тарханов молча наклонил голову и сел. Руки у него едва заметно дрожа-
ли.
- Будьте добры объяснить причины, - начал он.
- Имейте в виду, что большевики - наши друзья, - весело перебил его
генерал, - они учат нас искусству гражданской войны. Для наших стратегов
это драгоценный опыт. Я очень благодарен вашим товарищам, господин
большевик, за вчерашние уроки.
- Пожалуйста. Рад служить, - отрывисто ответил Шахов.
- Продолжайте допрос, поручик.
- Вы состоите на действительной военной службе?.. Вы по своему почину
явились на фронт или?.. Почему вы отказываетесь отвечать на мои вопросы?
- Если вам угодно знать, - вежливо и презрительно отвечал Шахов, - то
именно потому, что эти вопросы задаете мне вы.
Тарханов вздрогнул, поднял голову и невольным движением оборотился к
генералу.
- Разрешите просить вас выяснить это обстоятельство, поручик, - быст-
ро произнес генерал.
- Если вам угодно, ваше превосходительство, - вздрагивающими губами
ответил Тарханов.
- А по какой причине, позвольте узнать, - надменно улыбаясь, обратил-
ся он к Шахову, - вы именно мне отвечать отказываетесь?
- А по той причине, - неторопливо ответил Шахов, - что если бы у вас
было на одну сотую больше чести, чем нужно для того, чтобы защитить ваш
заплеванный мундир, вы не стали бы меня допрашивать.
Тарханов встал и с грохотом отодвинул стул.
- Вы видите, ваше превосходительство...
- Продолжайте допрос, поручик.
- Я отказываюсь продолжать допрос, ваше превосходительство. Этот че-
ловек...
- Вы правы. Этот человек, несомненно, замешан в важных государствен-
ных преступлениях. Допрос его может иметь особенно важное значение.
Будьте добры продолжать допрос, поручик.
Тарханов молча наклонил голову.
- Объявите ваше воинское звание, - сказал он, удерживая вздрагивающие
губы и тщательно одергивая китель, - назовите отряд, в котором вы состо-
яли, когда были взяты в плен.
Шахов следил за ним молча.
- Я должен вас предупредить, что этот допрос может совершенно изме-
нить вашу участь. В известных случаях вы можете надеяться...
Он вдруг оборвал и откинулся на спинку стула.
Шахов с посиневшим лицом ударил кулаком по столу и беззвучным голосом
закричал, бешено гримасничая ртом:
- Если вы мне скажете... еще хоть одно слово... (он задохся и перевел
дыхание), я тебя...
Грубое матерное ругательство вырвалось у него.
Тарханов снова поднялся.
- Еще раз прошу вас освободить меня от...
- I should not have appointed you the examining magistrate of the
court-martial*1, - сказал генерал с любопытством глядя на Шахова быстры-
ми, красноватыми глазами, - я полагаю, что нет необходимости впутывать
меня в вашу личную жизнь, поручик! Впрочем, в чем же дело?
- Дело только за вашим распоряжением, - вздрагивающим голосом и на
этот раз по-английски отвечал Тарханов, - вы можете мне поверить, ваше
превосходительство, что только такими мерами... По всей строгости зако-
нов военного времени...
- Да, да, - нетерпеливо произнес генерал, - поступайте, как вам угод-
но...
Шахов усмехнулся; кровь отлила у него от лица, лицо обострилось, по-
желтело.
- Я понимаю по-английски, - сказал он медленно, сам не зная, зачем он
это говорит.
- Тем хуже для вас, - коротко произнес генерал, - в таком случае вы
знаете, что вас ожидает. А теперь, поручик, - обратился он к Тарханову,
- вы меня извините, у меня...
Казаки подошли к Шахову; он, не торопясь, повернулся и вышел из ком-
наты. Тарханов щелкнул шпорами и осторожно закрыл за собою двери.
XI
Солдат долго топтался в кухне, вытирая ноги о половик и боязливо пог-
лядывая на маленькую женщину, одетую с ног до головы в черное, которая
стояла подле него и молча ждала, когда он заговорит.
- Это вы и будете Бартошевская, - сказал он, наконец, делая ударение
на о.
- Да, я.
Солдат внезапно побагровел и стащил с головы фуражку. Потом, не гово-
ря ни слова, он растегнул пояс, сбросил шинель, обеими руками полез ку-
да-то в штаны и с усилием вытащил кусок бумаги.
- Это вам будет?
Маленькая женщина взяла у него бумагу: на бумаге жирным шрифтом было
напечатано:
...Приказываю всем начальникам и комиссарам во имя спасения родины,
сохранить свои посты, как и я сохраняю свой пост верховного главнокоман-
дующего, до изъявления воли Временного Правительства Республики. Приказ
прочесть... _______________
*1 Я бы не назначил вас следователем военно-полевого суда.
Она протянула бумагу обратно.
- Ничего не понимаю.
Солдат, нахмурившись, взял было бумагу, вдруг захохотал так, что на
кухонной полке задребезжала посуда, и объяснил:
- Да нет! у него наверно бумаги не было. На другой стороне писал.
На другой стороне было написано от руки:
"Вот видите ли, Галя"...
Маленькая женщина не стала читать дальше.
- Это сестре, - объяснила она и вышла.
Солдат, оставшись один, надел шинель в рукава, аккуратно затянул по-
яс.
На оборотной стороне военного приказа было набросано карандашом нес-
колько строк; бумага измялась, кое-где карандаш стерся:
"Вот видите ли, Галя, я бы очень хотел, чтобы те письма, которые я
писал вам и которые вы не получили, были бы все-таки прочтены вами. Они
в Томске, у моего товарища, преподавателя Томского Университета Крачма-
рева. Он вышлет, если вы напишите ему на адрес Университета.
Вот и все. За последние дни я приучился курить, а здесь мне очень
трудно достать что-нибудь; у дверей комнаты, в которой я сижу, стоят два
казака, очень милые люди, которые, к сожалению, ничего не понимают в по-
литике. Впрочем о политике мне нельзя писать, - мы что-то с вами не сош-
лись в этом деле".
Дальше шло несколько неразборчивых строк.
Галина достала с этажерки папиросы, дрожащий огонек спички долго ты-
кался туда и сюда и никак не мог выполнить свою простую задачу.
...- "Мне всегда казалось, что я окончу жизнь таким образом, но
все-таки я предпочел бы получить мой свинцовый паек два года назад; тог-
да расстреливали целым отделением, и из двенадцати пуль по меньшей мере
три попадали в сердце. Теперь сумятица, неразбериха, и все это будет го-
раздо проще. Ну, прощайте, дорогой друг мой.
Ваш Шахов.
P. S. Революция только начинается, я больше не увижу вас, не хочется
умирать, тоска! Глупо попался".
Папироса давно была зажжена и ее, без сомнения, постигла бы участь
всех ее товарок, но на этот раз в ее судьбе приняли горячее участие гу-
бы: губы никак не могли крепко взяться за мундштук.
- Кто это принес?
- Какой-то солдат. Он, кажется, ждет ответа...
Солдат на цыпочках прошел в комнату Галины, вежливо качнул головой и
остановился, крепко прижимая к груди фуражку.
Галина попросила его сесть, он взялся рукой за спинку стула, но ос-
тался стоять.
- Вам сам Константин Сергеевич передал эту записку?
- Такого не знаю, - немного покраснев, отвечал солдат.
- Так кто же вам ее передал?
- Эту записку ктой-то... Ее что ли в штаб прислали. Меня товарищ Кри-
венко послал.
- А где он находится?
- Товарищ Кривенко стоит в Пулкове.
- Да нет, не Кривенко, а этот, от кого записка?
- Неизвестно, - немного извиняясь, сказал солдат, вытирая о шинель
вспотевшие руки, - мы находимся в деревне Паюла, около Красного Села, а
где он находится, ничего не могу сказать. Не знаю.
Папироса, крепко схваченная зубами, была выкурена до половины; хруп-
кий пепельный столбик подсыхал, шатался, но не падал.
- Так Кривенку в Пулкове искать?
- В Пулкове. Там и штаб. Там можно, конечно, узнать, только...
Он почесал голову.
- Туда всеки ехать опасно. Не то, что бои, а... а всеки путают там,
то да се. Вам всеки туда ехать не годится.
Он неожиданно сунул Галине руку, надел фуражку и вышел.
Недокуренная папироса с разорванным мундштуком была брошена на пол.
Минут десять Галина ходила туда и назад по комнате, потом позвала сест-
ру.
- Маруся, я сейчас же еду.
Маленькая женщина в черном подняла на нее глаза.
- Куда?
- В Пулково, на фронт! Может-быть, что-нибудь еще удастся сделать.
---------------
Покамест сестра накладывала на заживающую рану свежую повязку, она
мысленно составила себе план действий: сперва в Смольный, чтобы получить
пропуск на фронт; должно быть, туда без пропуска нельзя проехать; потом
в Пулково, в штаб, чтобы узнать, где находится Кривенко, оттуда на
фронт, а там...
Она проговорила вслух.
- Не может же быть, чтобы уже...
- Что уже?
- Нет, ничего. Ты кончила? Вот что еще нужно сделать.
Она вытащила все папиросы и табак, который у нее был, и попросила
сестру крепко увязать все это в газетную бумагу.
Та, молча, не спрашивая ни о чем, исполнила ее просьбу.
- Кажется все?
Она еще раз пересчитала все, что хотела взять с собою.
- Деньги, документы... Ах, да. Не забыть бы...
Она выдвинула ящик стола и достала маленький браунинг.
Обойма его была пуста; здоровой рукой она принялась вщелкивать в нее
патроны, вынимая их из маленькой кубической коробочки.
- Теперь кажется все?
У потускневшего зеркала она надела свою черную меховую шапочку, прос-
тилась с сестрой, которая и не пыталась ее остановить, а только, не от-
рываясь, смотрела на нее сухими глазами, и пошла к двери.
Как раз в это время позвонили.
На пороге стоял маленький человек в длинной кавалерийской шинели. Он
поднес руку к козырьку.
- Извините... Не могу ли я увидеть Бартошевскую, Галину Николаевну?
- Да, это я.
- Ах, это вы и есть!
Военный вошел в прихожую и еще раз щеголевато поклонился.
От него пахло вином; он помахивал тросточкой и заметно пошатывался.
- Позвольте представиться, - Главецкий. Вы, кажется, собрались ухо-
дить? - тотчас же продолжал он, - тогда...
- Пожалуйста, зайдите.
Главецкий протиснулся в двери, снял фуражку и, стараясь держаться
прямо, прошел вслед за Галиной.
- Я, может-быть, поступаю в данном случае нахально, - сказал он, вне-
запно оборотившись к Галине и начиная гримасничать, - нахально! Но с
благородным намерением!
Он сел и зажал между колен свою тросточку.
- Видите ли, в чем дело! Я имел, так сказать, удовольствие вас нес-
колько раз встретить, и мне запала в голову одна в высшей степени ориги-
нальная мысль.
Он заметил, что Галина усмехнулась, немного отвернувшись в сторону,
