свой красногвардейский пропуск, единственную улику, которая может выдать
его с головой.
Он опускает тело на землю - фонарь скользит по лицу прапорщика.
- Откуда несете раненого?
- Мой приятель, офицер, - глухо и медленно говорит Шахов, все еще ша-
ря руками в карманах, - его ранили там, на Дворцовой площади... Я был
вместе с ним... Он жив еще...
Офицер наклоняется над телом.
- Вот теперь вытащить наган и прямо в лоб и бежать, бежать, бежать...
- С него сорвали погоны, - ровным голосом объясняет он и находит, на-
конец, в боковом кармане старое служебное удостоверение.
И время почти останавливается, каждая секунда кажется ему часом, каж-
дое движение проходит перед ним, как кинематографическая лента, пущенная
пьяным механиком с медленностью, почти сумасшедшей...
Вот офицер осматривает изорванный китель на Галине, обыскивает карма-
ны, останавливается взглядом на кавалерийских кокардах, выпрямляется,
смотрит на Шахова...
- Да, это офицер!
Он мельком читает удостоверение, которое Шахов протягивает ему одере-
веневшей рукой.
- Вам далеко нести его? Занесите сюда, здесь ему окажут первую по-
мощь.
Он указывает рукой на Инженерный замок.
- Благодарю вас, - отвечает Шахов все тем же глухим, слишком ровным
голосом, - теперь недалеко. На углу Садовой. Я уж донесу его прямо...
Он, кажется, легко ранен. В руку, повыше локтя.
Патруль остается позади.
Но не успевает он, судорожно сжимая рукоятку нагана, отойти и десяти
шагов, как слышит резкий оклик:
- Эй вы, послушайте, вернитесь!
Несколько секунд он стоит неподвижно.
- Итти, или?.. Или броситься бежать?.. или?..
Он оборачивается и мерным шагом возвращается к патрулю.
Офицер снова наводит на него фонарь и молча вглядывается в лицо.
- Я не был уверен в том, что вы вернетесь добровольно, - говорит он и
заканчивает, поднеся руку к козырьку, - простите за беспокойство! Прохо-
дите, пожалуйста!
Шахов свернул за угол и, дойдя до угла Инженерной, снова остановился,
задыхаясь, и снова положил тело на землю. Только теперь он почувствовал
страшную усталость, в которой было что-то сходное со смертельной бо-
лезнью.
Он разогнул спину и снова с болью согнул ее, поднял руки и беспомощно
опустил их. Ноги у него дрожали, он стоял прислонившись к столбу и бесс-
мысленными, смертельно усталыми глазами смотрел на неподвижное тело, ко-
торое два часа назад он спас от верной смерти и которое несколько минут
назад подарило ему неверную жизнь.
И вдруг это закостеневшее, бесчувственное тело, в жизнь которого он
почти не верил, пошевелилось. Рука, закинутая вверх, согнутая в локте,
медленно разогнулась...
---------------
В пятом часу утра он вернулся в Зимний. Дворцовая площадь была пуста.
Только костры горели на углах и бродили туда и назад караулы солдат и
красногвардейцев.
Каждый свой шаг делая ценою болезненных усилий, Шахов прошел во дво-
рец и разыскал начальника охраны, невысокого бородатого моряка, который
во все время разговора с Шаховым рассеянно играл своим револьвером, поб-
лескивающим голубой сталью.
- Я направлен комендантом дворца в ваше распоряжение... - сказал Ша-
хов, с трудом поднимая тяжелые чугунные веки.
Матрос пристально смотрел на него.
- В мое распоряжение? Это хорошо! Так, значит, в мое распоряжение?
Шахов, качаясь от усталости, старался преодолеть тупую боль в глазах.
Он тяжело дышал, челюсти судорожно сжимались.
- Да. С тем, чтобы получить назначение по охране дворца.
- Идите спать! - яростно закричал матрос, - вы на ногах не стоите!
Если в мое распоряжение, так я отправляю вас спать! Айда! Доброй ночи!
Книга III
I
Солдат, забрызганный грязью, проскочил на велосипеде мимо наружной
охраны Смольного, ловко лавируя между автомобилями, подкатил к подъезду,
наспех приткнул свой велосипед к стене и бросился бежать вверх по лест-
нице.
Постовые матросы схватили его за руки и отбросили назад.
- Да какой вам пропуск, дерьмо собачье, - серьезно сказал солдат, - я
с донесением... с фронта!
По лестнице, вдоль которой пестрели плакаты и лозунги, он поднялся в
третий этаж и ткнулся в двери Военно-Революционного Комитета.
Посредине комнаты стоял, покачиваясь на длинных ногах, высокий чело-
век в офицерской шинели, накинутой на плечи; он негромко бормотал
что-то, должно быть самому себе, потому что, кроме постового красногвар-
дейца, который спал на скамейке, у дверей, уронив голову на грудь и
крепко сжимая ногами винтовку, - в комнате никого не было.
- Мне нужен прапорщик Турбин, - хрипло сказал солдат.
- Я и есть Т-турбин, - отвечал военный, немного заикаясь.
Солдат отряхнул пот, катившийся по лбу.
- Вот...
Он протянул клочок бумаги.
- Донесение от Комитета второго царскосельского полка.
Шатаясь от усталости, он отошел в сторону, разбудил караульного, пот-
ребовал у него табаку и долго крутил козью ножку, ни слова не отвечая на
расспросы красногвардейца.
Наконец, садясь с осторожностью (чтобы не коснуться натертого седлом
места) на лавку, он сказал серьезно:
- Да что, товарищи? - Сами видите... говно - дело!
Высокий офицер, меньше всего похожий на офицера, мучительно морща
лоб, читал донесение.
- Хм, чорт их возьми! Третий корпус, а? П-пустяки дело, - сказал он
самому себе совершенно с таким выражением, как если бы говорил какому-то
другому лицу, которого, никто, кроме него, не видел. - Что ж... значит
крышка? К-корпус? Это не меньше десяти тысяч. Н-нет никого. Сейчас же
всех собрать н-нужно. В штабе что ли? П-пустяки дело!
Солдат с недоумением прислушался, аккуратно подклеил оторвавшийся
клочок цыгарки и вдруг, подмигнув в сторону Турбина, хлопнул себя по лбу
и помотал рукой.
- Не того, а? Не в порядке?
- А шут его знает, - хмуро отвечал караульный, - не то, чтобы не то-
го, а так... все время, шут его, разговаривает! Я седни ночью в карауле
был, так он всю ночь сам себе разговаривает. Чудной какой-то, шут его
знает!
Чудной прапорщик вдруг пришел в себя, бросил донесение на стол, подо-
шел к карте и с напряженным лицом принялся водить пальцем по однообраз-
ным линиям окрестностей Петрограда.
---------------
Именно к этому прапорщику Турбину - одному из членов так называемой
"Военки" (Военной организации партии большевиков) - был направлен Шахов.
Утром 26 он отправился разыскивать давешнего коменданта Зимнего, ко-
торый за ночь успел переменить больше должностей, чем любой гражданин
Республики за год, начиная с начальника пикета и кончая начальником шта-
ба.
Шахов нашел его в Главном Штабе, где он бросался от телефона к столу
и обратно, отдавая приказания, принимая донесения, налету подписывая бу-
маги и время от времени принимаясь торопливо ощупывать раненую руку, ви-
севшую на грязной повязке.
Он переговорил с Шаховым, наскоро набросал записку и тут же исчез в
коридорах сумрачного здания, где еще вчера бродили растерянные офицеры в
мундирах с белыми аксельбантами и черными просветами погон.
Шахов развернул записку: она была адресована прапорщику Турбину и в
двух словах рекомендовала "подателя сего", как бывшего офицера, опытного
в военно-инженерном деле.
Через полчаса он был у подъезда Смольного; октябрьский ветер уже рвал
и взметывал вверх узкий клочок бумаги - первый военный бюллетень граж-
данской войны, сообщавший о том, что третий конный корпус угрожает подс-
тупом к Петрограду и о том, что "армия и красная гвардия революции нуж-
даются в немедленной поддержке рабочих".
- Товарищ Турбин здесь?
Крепкий чернобровый матрос, сменивший сонного красногвардейца, молча
вышел в соседнюю комнату; сквозь притворенную дверь, в синем табачном
дыму мелькнули смутные лица, наклонившиеся над столом. Шахов разглядел
одно из них - квадратное лицо с запавшими, почерневшими глазами.
- Его нет на заседании. Он только-что уехал.
- Куда?
- В Главный Штаб.
- В Штаб? Да я только-что из Штаба!
- Так значит разъехались... Нет и десяти минут, как он уехал... Поез-
жайте в Штаб, если спешное дело.
...............
Трамвай полз медленно, солдаты грушами висели на нем с обеих сторон.
На углу Литейного красногвардейский патруль отнимал у долговязого
мальчишки газеты; мальчишка ругался, дамы в шляпках, окружившие красног-
вардейцев, бодро размахивали руками и кричали что-то о французской рево-
люции.
Перед зданием думы тесными шпалерами стояла толпа - по лестнице бега-
ли туда и назад игрушечные офицеры и студенты с белыми нарукавниками, на
которых красными буквами были отпечатаны три слова: "Комитет обществен-
ной безопасности", из которых ни одно не соответствовало истине.
Кое-где Шахов заметил красногвардейцев, которые меньше всего походили
на людей, только-что совершивших революцию; они молча стояли на своих
постах, толпа кричала им что-то, потрясая кулаками.
Вдоль Невского тянулись бесконечные колонны солдат, проходивших мимо,
не обращая никакого внимания на всю эту суматоху.
"На фронт"... - подумал Шахов.
У Главного Штаба он сошел с трамвая и, поднявшись во второй этаж,
вернулся в ту самую комнату, которую покинул час назад. Немного не дохо-
дя до этой комнаты, он встретился в полутемном коридоре с высоким чело-
веком в офицерской шинели - с тем самым прапорщиком Турбиным, которого
он в течение трех часов искал неудачно, - и прошел мимо, даже не взгля-
нув в лицо офицера.
Но если бы он взглянул в это лицо, он вряд ли прошел бы дальше, не
остановившись ни на одно мгновение: Турбин отшатнулся, с перекосившимся
лицом бросился к Шахову и тут же дернулся назад, вытаращенными глазами
смотря ему вслед и с дрожью потирая руки.
В коридоре никого не было; никто не слышал, как этот длинноногий офи-
цер, так непохожий на офицера, бормотал, потирая лоб и растерянно моргая
глазами:
- Д-да, не... да не может-быть... Д-да, ведь это же он... Он, Шахов!
И он прибавил, вдруг усмехнувшись и нелепо взметнув головой:
- П-пустяки дело!
II
Вечером того же дня (ему так и не удалось увидеться с Турбиным, и
Кривенко завалил его утомительной работой по снаряжению и вооружению от-
ряда), вечером того же дня Шахову удалось добраться до Кавалергардского
переулка.
Галина сидела на кровати, обложенная подушками; ее лихорадило,
большой мохнатый плед был накинут на плечи; на этом пледе лежала забин-
тованная от плеча до локтя рука.
Лицо ее, немного постаревшее, утомленное, было почти незнакомо Шахо-
ву; она не напоминала нисколько ни девочку, которую он оставил год на-
зад, ни молодого офицера, которого, рискуя жизнью, он тащил накануне на
своих плечах через весь город.
Она заговорила с ним как-то неловко, даже сухо, и он сразу насторо-
жился.
- Я очень благодарна вам... Вы вчера помогли мне. Я почти ничего не
помню... Помню только, что увидела вас там, наверху. Вы, должно быть,
очень устали?
Можно было подумать, что путешествие накануне ночью от Дворцовой пло-
щади до Кавалергардского переулка под угрозой немедленного расстрела бы-
ло спортивным упражнением или увеселительной прогулкой.
Он отвечал медленно, немного теряясь, не зная, как говорить с этой,
почти незнакомой ему, женщиной.
- Да нет, пустое. Вот за сегодняшний день я в самом деле устал немно-
го.
Он осторожно прибавил немного погодя:
- Вы так долго были в обмороке, что я уж было испугался... Рука бо-
лит?
- Нет, ничего... Доктор говорит, что сквозная рана. Через три дня бу-
ду здорова.
Шахов машинально взял со стола какую-то безделушку и начал вертеть ее
в руках.
- Однако ж, я не ожидал вас таким образом встретить, - сказал он то-
ропливо, - как-то это все на вас непохоже... Вы как-то переменились за
этот год. Если бы мне за час перед тем сказали, что я встречу вас так,
