живающего лучшей участи, нежели быть следственной камерой декабристов.
14 декабря 1825 года дворец был взят лейб-гренадерским полком, предводи-
тельствуемым маленьким, с кривыми ногами, краснорожим офицером.
Этого офицера звали Пановым и вместе с необыкновенным счастьем, кото-
рое сопутствовало ему по пути от Гренадерских казарм до Сенатской площа-
ди, история сохранила трудно объяснимые черты его поведения.
Проходя мимо Петропавловской крепости, он занял этот важнейший стра-
тегический пункт со своими четырьмя ротами и через четверть часа покинул
его, не оставив в крепости ни малейшего следа своего пребывания.
Проходя мимо Зимнего дворца, он занял его - солдаты были уже во дво-
ре, у тех самых входов, по которым девяносто два года спустя во дворец
проникли петроградские красногвардейцы - и через три минуты ушел из
дворца на Сенатскую площадь, чтобы влить свой Гренадерский полк в знаме-
нитое карре декабристов.
Не в первый раз дворец был атакован восставшими солдатами.
Но в первый раз его стены видели не уланские кивера, а измызганные
солдатские фуражки, не гвардейские мундиры, а черные матросские бушлаты.
Тогда революционное дворянство во имя свободы от тирании пыталось
свергнуть деспотическую монархию и ценой смятений, колебаний, измен, на-
дежд и опасений добилось вечной ссылки в Сибирь и пяти виселиц на крон-
верке Петропавловской крепости.
Теперь матросы, солдаты и рабочие - безмундирная армия пролетариата,
руководимые умом, расчетом, спокойствием, мужеством лучших революционе-
ров в мире, руководимые классовой ненавистью, заняв Зимний дворец не уш-
ли оттуда до тех пор, покамест последнее сопротивление не было сломано.
Во всяком случае нужно заметить, что правительство покинуло Зимний
дворец значительно раньше петроградского пролетариата!
---------------
В грохоте орудий и непрерывной, сухой дроби пулеметов, Шахов не раз-
личал ближайших звуков - топота шагов, звона оружия, слов приказа, кото-
рыми ротные и взводные командиры пытались внести хоть какой-нибудь поря-
док в движение солдатской массы.
Вокруг него, заполняя всю улицу, шли солдаты.
И только время от времени звуки стрельбы затемнялись, спадали и тогда
в сознании, напряженном и пустом, с неожиданной силой отпечатывался каж-
дый шорох.
И тогда же он начинал чувствовать странную и звонкую легкость в голо-
ве и вспоминал, что он - голоден, что он целый день ничего не ел.
В густой темноте, вместе с отрядом Кривенки он вошел под арку на
Морской и сквозь овал арки впервые за весь день увидел Дворцовую пло-
щадь.
Он остановился; и весь отряд на одно мгновение подался назад.
Площадь была озарена бледным, затуманенным, задымленным светом, со
всех сторон, со всех прилегающих улиц, из-за каждого угла смутными теня-
ми неслись, спотыкаясь, падая и снова поднимаясь цепи солдат, красног-
вардейцев, матросов.
Все окна Зимнего были освещены; в этом свете у баррикад видны были
броневики, облепленные темной массой людей.
Без одного слова команды, без возгласов и без пения, отряд продвинул-
ся под аркой и вышел на открытое место.
Шахов вдруг бросился вперед, и четкое сознание отметило в ту же се-
кунду, что весь отряд побежал вперед, пересекая Дворцовую площадь.
Он бежал, забывая нагибаться и заметил это только тогда, когда сзади
раздался крик - "нагнись!".
И снова напряженное и звонкое сознание, которое как-будто было не в
нем, в Шахове, а где-то отдельно, рядом, припомнило, что давеча днем
солдаты шутили над тем, что красногвардейцы во время перебежек никогда
не наклоняют голову.
- "Бежит и пулю ртом ловит!" - припомнил Шахов и остановился.
Он стоял у пьедестала Александровской колонны. Пулеметы, скрытые в
глубоком секторе юнкерских баррикад, стали стрелять наперерез отряду.
Рабочий, стоявший рядом с Шаховым был убит, едва только он выглянул
из-за пьедестала колонны; Шахов машинально наклонился над ним, заглянул
в лицо и разогнувшись некоторое время стоял неподвижно, оглядываясь вок-
руг себя бессмысленными и напряженными глазами.
И вдруг он снова почувствовал голод, сдавивший ему грудь и звонкой
пустотой отдавшийся в голове. Неожиданно для самого себя он выбежал
из-за колонны и поднял руку с винтовкой.
- Бегом! - закричал он с бешенством, полуобернувшись к красногвардей-
цам и указывая на дворец винтовкой.
А дальше все покатилось куда-то, сдвинулось - он на бегу обернулся и
увидел, что из-за колонны разом выбежала темная масса людей и под разод-
ранный треск пулемета побежала через площадь к дворцу.
Короткими вспышками сознания, точного до болезненности, Шахов отметил
высокого матроса, стоящего перед баррикадой и размахивающего ручной гра-
натой, и труп солдата, на который он едва не наступил, подбегая к барри-
каде.
Но еще через несколько мгновений и матрос с гранатой и труп солдата
остались позади - перед Шаховым были высокие штабеля дров.
Он тотчас же, не останавливаясь ни на одну секунду, начал молча взби-
раться по скользким, вымокшим бревнам.
Два или три раза он поскользнулся, упал, и снова поднялся, стараясь
не выпустить из рук винтовку. И повсюду вокруг него были такие же как он
молчаливые, упорные люди, которые взбирались вверх по скользким бревнам,
падали и снова поднимались и так же, как он, крепко держали в руках свои
винтовки.
И вдруг грохот орудий сразу упал и, заглушая сухую, ружейную трескот-
ню, поднялся длительный, бешеный крик.
Черная сплошная масса людей накатилась на баррикаду снизу и сразу
обогнала Шахова, разбрасывая бревна, перекатываясь через штабеля.
Несколько гранат одна за другой разорвались впереди него; он стоял на
баррикаде и по многу раз, не целясь, стрелял из винтовки.
Яркий свет лился из окон дворца, двое солдат у главного входа вози-
лись с пулеметом, высокий полный офицер, без фуражки, бежал к баррикаде,
размахивая рукой, вооруженной револьвером.
Но все это было там, у самого входа во дворец; здесь рядом с Шаховым
вразброд щелкали ружейные выстрелы и черные, забрызганные грязью, люди
прыгали, бесновались, кричали и, размахивая винтовками, непрерывным по-
током катились от баррикады к дворцу.
Шахов прыгнул вниз и вместе с другими красногвардейцами, перебравши-
мися через баррикаду, бросился к подъезду. Здесь, на лестнице второго
этажа солдаты теснили юнкеров, стрелявших сверху:
Когда Шахов вмешался в толпу - сопротивление юнкеров было уже сломле-
но.
Стрельба сразу прекратилась, только несколько раз еще щелкнули оди-
ночные ружейные выстрелы.
Чей-то звучный голос закричал сверху: "Прекратите стрельбу! Мы сдаем-
ся!" - и в ту же минуту Шахов, как футбольный мяч, был вброшен толпою в
одну из комнат второго этажа.
Повсюду на полу разбросаны были обоймы, патроны. В углу, сжатые тол-
пою, теснились юнкера - невысокий лохматый матрос ругал их по-матери,
грозил кулаками, яростно стучал об пол винтовкой. Немного в стороне,
солдаты прикладами разбивали огромные упаковочные ящики и тащили из них
ковры, занавесы, белье, фарфор, статуэтки.
Высокий человек в солдатской гимнастерке с сухим энергичным лицом и
лихорадочными глазами грозил им револьвером и кричал:
- Назад! Назад клади! Мы не бандиты! Ничего не брать! - Товарищи! -
прокричал он вдруг так громко, что все находившиеся в комнате к нему
обернулись. - Все, что находится здесь - принадлежит народу! Ни одна
вещь не должна пропасть из дворца! Не позорьте революции!
Шахов остановился посреди комнаты, не зная, что нужно делать дальше и
чувствуя, что нужно итти куда-то, что кому-то нужна эта сила, которая
заставляла его бежать наперерез пулеметам...
- Где ваши министры? - кричал матрос юнкерам, - сбежали? Сбежали? Го-
ворите, сукины дети, корниловцы!..
- Вот оно что... Временное правительство... - вдруг вспомнил Шахов. -
Вот куда...
Он выбежал на лестницу; по лестнице вверх и вниз непрерывной цепью
шли солдаты.
И вдруг среди беспорядочной толпы началось какое-то движенье: снизу
отхлынули назад, сверху подались вперед - толпа шпалерами расступилась
вдоль перил.
Невысокого роста человек в очках и в фетровой шляпе, сброшенной на
затылок, торопливо шел, почти бежал по этому живому коридору.
Давешний солдат с лихорадочными глазами выбежал навстречу ему и, про-
толкавшись сквозь толпу, окликнул его по имени.
- Временное правительство?
- Во втором этаже, через три комнаты от малахитового зала... Там
еще...
- Что?
- Там еще юнкера... Не сдаются.
Они скрылись в толпе. Шахов бросился вслед за ними.
Небольшая колонна юнкеров - последняя гвардия Временного прави-
тельства - неподвижно стояла в караульной комнате у дверей, за которыми
тринадцать министров, с упорством, достойным лучшего применения, все еще
играли свою пьесу, не замечая, что занавес уже давно опустился. Вся ко-
лонна держала винтовки на-изготовку и ни одним словом не отвечала на бе-
шеные крики, которыми толпа, втиснувшаяся вслед за человеком в очках в
караульную комнату, встретила это последнее препятствие.
И вдруг все смолкло. Человек в очках поднял руку.
- Товарищи! Не нужно крови! Сопротивление бесполезно. Положите ору-
жие! Временное правительство здесь?
Один из юнкеров за спиною своих товарищей открыл дверь в кабинет и
вытянулся на пороге во фронт.
- Как прикажет Временное правительство? Защищаться до последнего че-
ловека? Мы готовы, если прикажет Временное правительство!
Он, молча, взял руку под козырек, выслушал ответ и, повернувшись,
прошел сквозь колонну.
Человек в очках, подняв голову, смотрел ему в лицо, сощурив глаза,
схватившись за рукоятку револьвера.
- Временное правительство просит сообщить, что оно уступает силе и
сдается!
8.
С той самой минуты, как Шахов переступил порог этой комнаты, он по-
чувствовал томительную неловкость, подобную той, которую испытывал он
иногда на любительских спектаклях, следя за плохой игрой знакомых акте-
ров, когда эти знакомые актеры сами не сознавали, как плохо они играют.
Он вдруг усомнился, точно ли из-за этих скучных, упорно старающихся
поддержать свое достоинство, тринадцати начальников департаментов юнке-
ра, казаки, ударные батальоны в течение долгих восьми часов стреляли из
ружей, пулеметов и пушек.
Он почувствовал усталость; все напряжение его сразу упало.
Сквозь тяжелеющее сознание он слышал и видел, как человек в очках оп-
рашивает членов Временного правительства, записывает их имена, составля-
ет протокол об аресте, - несколькими короткими фразами сдерживает напор
толпы, готовой, при известии о том, что Керенского нет, смыть и снести к
чортовой матери и Временное правительство, и его самого, и все, что по-
падется под руку.
Он приходит в себя только тогда, когда давешний высокий солдат, нак-
лонившись к человеку в очках, говорит ему что-то на ухо (человек в оч-
ках, не отрываясь от протокола, кивает головой) и, обводя комнату своими
лихорадочными глазами, останавливается долгим взглядом на нем, на Шахо-
ве.
Должно-быть, лицо Шахова согласуется с тем, о чем он только что ду-
мал, он отделяется от стола и, пройдя сквозь кольцо матросов, подходит к
Шахову.
- Вы - красногвардеец, товарищ?
- Да, смольнинского отряда!
- Возьмите двух людей и пройдите на чердак. Осмотрите все помещения -
нет ли где телеграфа. Если найдете какие-нибудь бумаги, телеграммы - все
отнесите ко мне, сюда. Я - комендант Зимнего. Сделайте все это без шума.
- Все будет сделано, - отвечает Шахов.
---------------
В караульной комнате он почти тотчас же отыскал одного из красногвар-
дейцев своего отряда. Вдвоем они прошли длинный коридор, по обеим сторо-
нам которого стояли, дожидаясь выхода арестованных, солдаты и матросы, и
после долгих блужданий по комнатам первого и второго этажа наткнулись на
