как я вас вчера встретил, я бы...
Но и это не произвело на Галину никакого впечатления, как-будто кур-
систке Высших Женских Курсов и полагалось носить форму прапорщика и быть
в самое опасное время на "защитных постах армии, верной Временному Пра-
вительству".
- Я не знала, каким образом вы вчера попали во дворец. Нет, ничего не
помню, - снова повторила она, сощурив глаза, и Шахов сразу же узнал это
движение... - Так, что же, значит, выходит, что мы...
- Выходит, что мы... - повторил Шахов.
Он напряженно засмеялся.
- Выходит, что мы вчера воевали друг против друга с той разницей, что
вы в чине прапорщика, а я - простого солдата.
На этот раз Шахову пришлось еще раз убедиться в том, что эта бледная
с забинтованной рукой женщина незнакома ему.
Галина сказала, криво усмехнувшись:
- Что же, вы - красногвардеец?
- А разве вы вчера не успели в этом убедиться?
Галина сощурилась, помолчала.
- Знаете ли, Константин Сергеевич, если бы вчера ночью вы попались в
мои руки и сопротивлялись так, как я сопротивлялась, так я бы, пожалуй,
приказала вас расстрелять.
- Я считал, что вы для нас неопасны, - сухо отвечал Шахов, не глядя
на нее, - мы немного выиграли бы от вашей смерти. Таким, как вы, вчера
оставляли оружие. Все это пустяки какие-то...
Галина снова усмехнулась.
"А пожалуй, таким, как она, не следовало оставлять оружие", - подумал
Шахов и добавил сердито:
- И, кроме того, я думал, что мне не придется раскаиваться в том, что
я вчера помог вам добраться до дому.
Она, не отвечая, потянулась было за портсигаром, лежавшим на стуле
возле кровати, но не дотянулась и снова прилегла на подушку: видимо рука
у нее сильно болела.
Шахов подал ей портсигар и несколько минут молча смотрел на маленькие
пальцы, державшие папиросу.
- Так вы говорите, что юнкерам вчера оставляли оружие?
- Почти все юнкера отпущены на честное слово.
- Ну, вот видите... а я-то...
- Что вы?
- Я-то ведь никому честного слова не давала. Ведь вы вчера вынесли
меня из дворца тайком?
- Да от кого же мне было таиться? - неохотно сказал Шахов.
Галина глядела на него с любопытством.
- Стало-быть, вы нарушили вашу обязанность и поступили против вашего
долга.
- Я беру на себя ответственность за то, что я вчера по отношению к
вам сделал, - сдержанно сказал Шахов. - Мне пора итти. Я зашел для того
только, чтобы проститься с вами.
Галина быстро взглянула на него и вдруг принялась старательно сгибать
и разгибать пальцы больной руки; потом также неожиданно бросила это за-
нятие и закурила новую папироску.
- Вы уезжаете?
- Не знаю. Может-быть, завтра отряд отправят на фронт... И, кроме то-
го...
Он принялся глазами искать свою шляпу.
- И, кроме того, все может случиться.
Он взглянул на нее и вдруг с удивительной четкостью вспомнил это
бледное, закинутое вверх лицо, маячившее перед ним вчера под светом фо-
наря на мокром тротуаре, и горьковатый запах пороха, и темноту, и разби-
тые подвальные окна...
Он вдруг протянул к ней руки; она поспешно отвернулась, ища в подуш-
ках карандаш и записную книжку.
- Послушайте, - глухим и напряженным голосом сказал Шахов, - я вас ни
о чем спрашивать не хотел... Что ж... нам, может-быть, и говорить-то не
о чем. Я знаю, что я виноват перед вами... Я уехал тогда, не известив
вас ни одним словом, я скрывался от вас, я не отвечал на ваши письма. Но
теперь-то, Галя, когда мы увиделись наконец, неужели вы не хотите даже
спросить меня, почему же я все это...
В дверь постучали; он с побледневшим лицом оборвал и оборотился.
Давешний гвардейский офицер, который вчера встретился ему на Кавалер-
гардском, быстро вошел в комнату и тотчас же бросился к Галине.
- Ах, боже мой, что с вами, вы ранены?.. - спросил он с беспо-
койством, - мне Мария Николаевна говорила... Я беспокоился, остался
здесь, в городе, заходил к вам два раза, никого не находил дома. Но я
представить не мог, что вы в самом деле решились...
Шахов молча отошел в сторону.
- Руку прострелили? Сквозная рана? - торопливо спрашивал офицер, -
нужно к хирургу. Я сейчас же еду... - (Он пошел к двери и тотчас же
возвратился обратно.)
- Право, я все-таки считал вас благоразумнее... Пойти в эту суматоху,
в эту омерзительную возню, рисковать своей жизнью... да и не только сво-
ей...
Он все еще не замечал Шахова. Шахов стоял спиной к нему и с напряжен-
ным вниманием разглядывал свои красноватые, сразу вспотевшие руки.
- Я ухожу, до свидания, - сказал он вдруг, перебивая гвардейца.
Тот остановился на полуслове и, вскинув голову, слегка сощурив свет-
лые глаза, посмотрел на Шахова.
Галина познакомила их.
- Тарханов.
- Шахов.
Гвардеец с особенной вежливостью щелкнул шпорами. Шахов едва кивнул
головой.
- Вы останетесь еще на несколько минут, - сказала Галина.
- ...Да пустяки, кто может серьезно думать об этом! - весело говорил
офицер, - еще день, два, и они сами над собой будут смеяться. Меня дру-
гое беспокоит - немцы все дальше продвигаются в глубь России, с минуты
на минуту можно ожидать высадки десанта в Финляндии. Вот что страшно! А
с большевиками можно расправиться в два счета - либо это кончится вмеша-
тельством союзников, и тогда военно-полевые суды покажут этим шутникам,
что такое закон и порядок, либо...
- А я вот думаю, - неожиданно для себя самого сказал Шахов, - что это
кончится победой большевиков, и тогда не иностранные, а русские воен-
но-полевые суды покажут контр-революционному офицерству, что такое нас-
тоящая народная Революция!
Тарханов посмотрел на него своими светлыми и наглыми глазами.
- Вы так думаете? - спросил он, твердо и насмешливо улыбаясь.
- Я в этом не сомневаюсь, - хмуро отвечал Шахов.
- Так вы, может-быть, принадлежите...
- Если вам угодно знать, я - красногвардеец.
- Ах, так, - весело сказал офицер, - так значит красногвардейцы умеют
не только грабить дворцы, но еще и вести политические разговоры...
Он тотчас же спохватился и с нарочитым ужасом обратился к Галине:
- Извините, ради бога, Галина Николаевна, вы нездоровы, а мы тут...
Шахов взглянул в упор на это красивое и насмешливое лицо, и вдруг
знакомое чувство радостного бешенства начало овладевать им.
- А вот красногвардейцы умеют еще и... - начал он и вдруг замолчал.
- Кажется, нет необходимости продолжать этот разговор, - презрительно
морщась, сказал Тарханов.
- Да, этот разговор мы кончим где-нибудь в другом месте, - отвечал
Шахов, неестественно улыбаясь.
Лицо его было бледно, нахмурено и чуть подергивалось.
Только теперь Галина вмешалась в разговор; до сих пор она молчала,
полузакрыв глаза и откинувшись головой на подушки.
- Константин Сергеевич, вы, кажется, снова хотите устроить взятие
Зимнего дворца и на этот раз у меня в комнате? - сказала она, усмехнув-
шись. - А вам я советую лучше обороняться, чем накануне ваши единомыш-
ленники, - обратилась она к Тарханову, - я могу удостоверить, что они
оборонялись плохо. Если бы вы были вчерашний день во дворце, так и вы,
быть-может... Впрочем, бросим говорить о политике. Вчера политика проды-
рявила мне руку, сегодня она ссорит моих знакомых, - бог с ней.
Гвардеец, весело и вежливо улыбаясь, тотчас же согласился и принялся
рассказывать о том, что вчера вечером, как раз в то время, когда проис-
ходила вся эта суматоха, он преспокойно слушал Шаляпина в Народном доме.
- Он был бесподобен в "Дон-Карлосе"... Какая игра!
Шахов смотрел на его лицо, свеже-выбритое, слегка припудренное, на
прямой и твердый подбородок, на длинные белые руки, и чувство горечи, и
недовольства собой, и злобы мутило его.
III
В тот же вечер, уйдя от Галины, Шахов снова встретился с Главецким.
Он бродил по городу, сам не зная куда и зачем, с непонятным вниманием
следя торопливые силуэты прохожих, бессознательно щуря глаза, чтобы свет
фонарей, тусклых, как рыбий глаз, в эту сумрачную осеннюю ночь расходил-
ся тонкими стрелами.
Раза два или три он останавливался на углу знакомого переулка, от ко-
торого не мог уйти в эту ночь; вот тот дом с крытым подъездом, и другой,
и третий, а там...
И он поворачивался и снова начинал бродить по голым улицам, с огром-
ными, выщербленными стенами, гулким стуком шагов пугая людей в пенснэ,
вооруженных детскими пистолетами и стоявших в нишах ворот, на почетном
карауле охраны своей безопасности.
Город был спокоен и мрачен: он напоминал опустевшее поле сражения, на
котором только-что умолкли крики раненых, с которого только-что подобра-
ли трупы, чтобы на утро с новыми силами начать яростную и беспощадную
работу Революции.
Шахов увидел знакомое лицо с лисьим подбородком за окном запоздалого
трактира, в одноэтажном деревянном домишке где-то на углу Болотной. Лицо
было совсем близко к стеклу и при ясном свете электрической лампочки ка-
залось нарисованным с удивительной четкостью.
Главецкий подносил ко рту бокал и косил глазами на улицу.
Деловитое, неподвижное выражение его как-будто нисколько не измени-
лось при виде Шахова, - он только отнял бокал от рта и, не отводя ско-
шенных глаз, подул на пену.
То, что он нисколько не удивился и не обрадовался при виде Шахова, а
только подул на пену (что должно быть, повидимому, подчеркнуть уверен-
ность в превосходстве), - все это испугало Шахова. Он отвернулся и то-
ропливо отошел прочь.
И тут же он сразу понял, что за эти два дня, как-будто не оставлявших
ни одного свободного мгновения, чтобы думать о чем бы то ни было, - он
ни на минуту не забывал о Главецком и о его "варшавском анекдоте".
На углу ближайшей улицы он остановился, с напряженным вниманием разг-
лядывая темную и пустую витрину, на которой и при ясном свете дня не мог
бы увидеть ничего, кроме выцветшего бархата и нескольких карманных фо-
тографий.
Незаметно для себя самого он отошел от витрины и несколько раз про-
шелся туда и назад по Болотной.
Прошло десять или пятнадцать минут - не больше чем нужно для того,
чтобы умереть или родиться, или принять это пустое решение зайти поздней
ночью в трактир, разумеется, с единственной целью - согреться и выпить
чаю.
Уже отворяя дверь, он вдруг вспомнил, что, может-быть, Главецкий его
и не видел вовсе...
- Да ведь наверное не видел... ведь он же на свету был, а я в темно-
те, за окном...
И тут же, как-будто подталкиваемый сзади чьей-то рукой, которой не
было силы сопротивляться, он перешагнул через порог и направился прямо к
тому столику, за которым сидел Главецкий.
Главецкий вскочил, роняя стул, и бросился ему навстречу.
- Вот не ожидал встретить! - вскричал он, счастливо улыбаясь и протя-
гивая Шахову сразу обе руки, - не ожидал встретить! Ведь я вас второй
день ищу и никак не могу доискаться.
Шахов, заложив руки за спину, смотрел на него растерянно: впрочем, он
тут же пришел в себя, сел за соседний стол и, не глядя на Главецкого,
заказал себе чаю.
- Вот и отлично, теперь и поговорим, - пробормотал Главецкий, нис-
колько не смутившись тем, что ему не подали руки, и с особенным удо-
вольствием устраиваясь на стуле, - теперь и поговорим. А то, ведь, прямо
беда! Ни адреса, ни телефона, решительно никакого намека на местопребы-
вание...
Шахов посмотрел на это постоянно меняющееся лицо с лисьим подбород-
ком, с острым носиком - лицо мигнуло ему и, гримасничая, придвинулось
ближе. Он молча отвернулся.
- Ах, вот как, вам со мною и говорить не угодно, - сказал Главецкий,
придвигаясь еще ближе и суетливо ерзая на стуле, - очень жаль! А у меня
есть для вас кое-какие новости...
- Что вам от меня нужно? - негромко спросил Шахов.
- То-есть, как это, что мне нужно? да ведь мы же с вами вчера услови-
