солдата инженерных войск.
- Я вашего комитета не признаю! - кричал железнодорожник. - У нас
есть свой комитет! Я повинуюсь только Исполнительному Комитету железно-
дорожников...
Светлоголовый молча слушал его, оглядывая исподлобья всех собравшихся
в комнате.
- Я - комиссар Военно-Революционного Комитета, - медленно и упрямо
сказал он, когда железнодорожник, стукнув кулаком по столу, кончил свою
речь, - Военно-Революционный Комитет ничего не требует от вас, кроме
прямого исполнения ваших обязанностей.
- Я сам знаю мои обязанности! Я знать не хочу никакого Военно-Револю-
ционного Комитета! Я отказываюсь исполнять ваши приказания. Если бы даже
вы притащили с собой целый полк солдат...
- А вы думаете, что я пришел сюда один? - флегматично спросил светло-
головый солдат, указывая рукой в окно.
Все обернулись. Седоусый железнодорожник ахнул и подбежал к окну: на
всем протяжении платформы стояли патрули.
- Вокзал занят войсками Военно-Революционного Комитета, - спокойным
голосом объяснил солдат.
- Да чорт возьми, что это за комитет такой? - пробормотал кто-то над
самым ухом Шахова.
Он обернулся и увидел костлявого чиновника, ехавшего вместе с ним в
соседнем купе.
- Не знаю, я только-что приехал, - сказал он, забывая о том, что это
должно быть известно чиновнику - нужно полагать, что в городе...
- Что?
- Не знаю... восстание.
- Восстание! - вдруг подумал он с неожиданной силой.
Толпа снова оттеснила его; он пересек вокзал и вышел на площадь.
Резкий ветер хлестнул в лицо и откатился.
Площадь была почти пуста - кроме патрулей, стоявших на углах у Невс-
кого и Гончарной, ничто не указывало на то, что в городе начинается
восстание.
Он долго смотрел вдоль пустынных улиц, ожидая движения, стрельбы,
криков, всего, что неизбежно, как-будто, связывалось с восстанием, с мя-
тежом, с революцией - и ничего не увидел. Наконец, он толкнулся в двери
какой-то захудалой гостиницы на Лиговке и, добравшись до номера, не
разглядев даже, куда всунул его спросонья швейцар, расстелил на кровати
пальто и уснул, подбросив мешок под голову.
2.
Не прошло и двух часов, как он проснулся от короткого сухого треска:
на улице стреляли.
Он подошел к окну: город показался ему сонным, пустым; был дождливый
осенний день, на площади кружились вокруг памятника трамваи.
Он поднял с кровати пальто, несколько минут разглаживал на коленях
измятый воротник.
Когда он вышел на улицу, шел снег, и несколько раз Шахов машинально
подносил к глазам руку, на которой, слегка холодя кожу, таяли снежинки.
На Суворовском он остановился перед листовкой, наклеенной на стене.
Первая же фраза этой листовки поразила его:
"К гражданам России.
"Временное правительство низложено. Государственная власть перешла в
руки органа Петроградского Совета Рабочих и Солдатских Депутатов Воен-
но-Революционного Комитета, стоящего во главе петроградского пролетариа-
та и гарнизона.
"Дело, за которое боролся народ: немедленное предложение демократи-
ческого мира, отмена помещичьей собственности на землю, рабочий контроль
над производством, создание Советского правительства - это дело обеспе-
чено"...
Он не успел дочитать; кто-то сзади положил руку на его плечо и сказал
негромко:
- Документы!
Шахов обернулся: прямо перед ним, почти вплотную, стоял невысокого
роста коренастый моряк с винтовкой на плече, в бушлате; он пристально
смотрел Шахову в лицо чуть раскосыми глазами. За ним стояли человек
пять-шесть, почти все в штатском, в кепках и пальто. Впрочем, были среди
них и солдаты.
- Документы! - весело повторил моряк.
Шахов отстегнул пальто, достал бумаги.
- Я только что с поезда, - сказал он хмуро, - я сегодня ночью приехал
из Томска.
Моряк мельком пересмотрел документы и стоял несколько секунд, помахи-
вая бумагами и поглядывая на Шахова веселыми серыми глазами.
- Читали? - вдруг спросил он, кивнув головой на листовку.
- Да, читал... Так это правда, что Временное правительство...
Моряк вдруг помрачнел.
- А вы за кого? За правительство? - спросил он, глядя на Шахова в
упор.
Шахов отвел глаза.
- Я еще ничего здесь не знаю... Ничего не могу понять...
Моряк молча сунул ему документы, хотел что-то еще сказать, но ничего
не сказал и спустя две-три минуты исчез вместе со своим патрулем на Су-
воровском проспекте.
Шахов пошел дальше; моряк вдруг напомнил ему одну из газетных статей,
читанных им накануне. В этой статье тот же самый вопрос ставился еще яс-
нее.
Шахов припомнил слова "За кого?" напечатанные жирным шрифтом и первые
фразы статьи:
"За тех, кто придавлен и ограблен войной или за тех, кто вопрос о
крови русского солдата решали на лондонских и нью-йоркских биржах. За
тех, кто немедленным миром готов спасти страну и революцию или за тех,
кто стремится довести армию до голодного междоусобия, чтобы утопить ее в
собственной крови? За тех, кто не останавливается на полпути, не уступа-
ет без боя, завоеванных революцией, прав или за тех, кто в ставке, в
дипломатических корпусах, в банках и в тайных комнатах Зимнего дворца
ведет работу по умерщвлению революции"...
Он следил за небольшими группами вооруженных рабочих, которые встре-
чались ему время от времени.
"А ведь мне, может-быть, сегодня уже придется выбрать" - подумал он
мельком.
Не доходя двух кварталов до Смольного, он свернул налево и остановил-
ся у ворот небольшого двухъэтажного дома в самом конце Кавалергардского
переулка.
Минуты три он стучал без всякого результата; наконец, глазок в воро-
тах открылся и морщинистое лицо уставилось на Шахова.
- В квартиру номер два! - сказал Шахов, вытаскивая из кармана платок
и стряхивая снег с пальто и шляпы.
Лицо исчезло и появилось опять.
- Повернитесь спиной!
- Спиной? Зачем?
- А почем знать, может-быть, у вас там оружие!
- Оружие на спине не носят, - сказал Шахов, - отворите пожалуйста!
- А кто там живет, в квартире номер два?
- Мне нужно видеть Бартошевскую, Галину Николаевну.
- Бартошевская у нас не живет. Это, кажется, в доме напротив или мо-
жет-быть, даже рядом.
- Как не живет? Это какой номер дома?
- Если Бартошевскую, так идите через парадную, - посоветовало лицо,
снова исчезая за воротами, - парадная открыта!
Шахов разозлился было, но тут же весь этот разговор показался ему
смешным. Он улыбнулся и подошел к подъезду.
В то же самое мгновенье, - он часто вспоминал это впоследствии, -
дверь отворилась и из подъезда вышел офицер. Это был высокого роста
гвардеец, прекрасно одетый; Шахову запомнился отороченный золотом башлык
с кисточкой; он прошел мимо, слегка позвякивая шпорами и поднимая вверх
свое бледное и холеное лицо.
Шахов не успел даже разглядеть этого лица; однако что-то заставило
его оглянуться. Несколько секунд он следил за ним: гвардеец шел уверен-
ной походкой, звонко стуча каблуками по мокрому тротуару.
Шахов вошел в подъезд и на площадке первого этажа нажал кнопку звон-
ка.
Немного погодя, он позвонил еще раз, подождал немного и постучал руч-
кой двери.
Дверь не отворилась, но откуда-то сверху, должно-быть, из обивки к
его ногам упала маленькая записка. Это был небольшой продолговатый лис-
ток из блокнота - он сам собою развернулся на ладони Шахова:
"Я сегодня приезжал из Гатчины и прежде всего поспешил к Вам, милая
Галина Николаевна. Очень жалею, что не застал ни Вас, ни Марии Николаев-
ны дома. Неужели причина Вашего отсутствия - тот самый сумасбродный
план, о котором Вы мне в последний раз говорили? Я постараюсь еще раз
сегодня же зайти к Вам - ваше отсутствие меня серьезно беспокоит. Вече-
ром еду в полк и вернусь не раньше 27-го.
Ваш А. Т."
Ладонь медленно сжалась - продолговатый листок из блокнота был измят
и на углах немного порвался.
Впрочем, Шахов тут же разгладил его, сложил и, аккуратно засунул за
кожаную ленту обивки, и усмехнулся чему-то, поднося к губам чуть-чуть
задрожавшую руку.
Несколько слов о "причинах отсутствия и о беспокойстве" вспомнились
ему, когда он выходил на улицу.
"Может-быть, с нею и в самом деле что-нибудь случилось? А впрочем..."
На углу Суворовского его снова остановили красногвардейцы. На этот
раз он сам заговорил с ними:
- Вы в Красной гвардии, товарищи? - спросил он у одного из них, бело-
курого парня в замасленной черной тужурке.
- Ну да, в Красной гвардии, - отвечал парень, недоверчиво глядя на
Шахова.
- Вы - от Военно-Революционного Комитета?
- А тебе что за дело, от кого мы? Ты посты, что ли, проверяешь? -
сердито спросил маленький взъерошенный красногвардеец.
- Да стой, погоди! - остановил его белокурый. - У нас наряд от коми-
тета, - объяснил он, - а сами мы с нашей организации, с Лесснеровского
завода.
- Стало-быть, штаб ваш...
- А ты что, к нам, что ли, записываться хочешь? - насмешливо пробор-
мотал маленький красногвардеец.
- Штаб наш районный там же при заводе, в помещении больничной кассы,
- объяснил белокурый, - ну и тут в Смольном тоже что-то есть, в роде
штаба...
Больше спрашивать было не о чем, а Шахов все не отходил от пикета,
внимательно разглядывая этих простых и озабоченных людей, которые крепко
держали в руках свои винтовки и как-будто знали что-то такое, о чем ему,
Шахову, было ничего неизвестно.
3.
- Счел долгом явиться на защитные посты армии, верной Временному пра-
вительству, - счастливым голосом сказал прапорщик, звонко щелкнув каблу-
ками и старательно поднося руку к козырьку, - для того, чтобы по мере
сил и возможности принять участие в защите родины и революции.
Человек в английском пальто перестал стучать пальцами по подоконнику
и посмотрел на него с недоумением.
Он спросил, немного заикаясь:
- Какого полка?
- Кексгольмского гвардейского полка прапорщик Миллер.
- Кексгольмского гвардейского полка? - с раздражением переспросил че-
ловек в английском пальто, - опустите руку. Как дела в полку?
- Не взирая на агитацию, полк остался верным Временному прави-
тельству, - без малейшего колебания отвечал прапорщик.
- Вы плохо осведомлены, прапорщик. Когда вы из полка?
И он продолжал, не дожидаясь ответа.
- Кексгольмский полк ночью снял посты и занял Балтийский вокзал и те-
лефонную станцию. Можете итти!
Прапорщик слегка прикусил губу, сделал пол-оборота кругом и вышел.
Старый швейцар в синей ливрее с удивлением смотрел, как прапорщик,
выйдя из кабинета, в котором помещался комендант Зимнего дворца, прило-
жил тыльной стороной руку к пылающей щеке и бросился бежать по коридору.
В полутемном коридоре, слабо освещенном сверху, лениво слонялись туда
и назад дворцовые служителя.
Вокруг было пусто, сонливо - как-будто все, что происходило на ули-
цах, на площадях, в казармах, в правительственных зданиях Петрограда, не
имело ни малейшего отношения к этим холодным, пустым комнатам - бывшей
императорской резиденции, ставшей на несколько часов защитными постами
потерявшейся армии, верной потерявшемуся правительству.
Прапорщик прошел несколько комнат и наткнулся на высокую перегородку,
разделявшую зал на две неравных части.
За стеною слышались голоса и кто-то смеялся.
Он отворил дверь; юнкер, стоявший на часах, опершись на винтовку,
схватившись за примкнутый штык рукою, - молча посторонился.
За перегородкой в конце коридора находилась столовая, богато инкрус-
тированная черным деревом; вдоль стен, на паркетном полу лежали больнич-
ные матрацы, пол был усеян окурками папирос, огрызками хлеба, пустыми
бутылками от дорогих французских вин, десятки лет сохранявшихся в импе-
раторских подвалах.
Юнкера Владимирского, Михайловского, Павловского училищ, веселые и
равнодушные, оживленные и безучастные, вооруженные и безоружные, бродили
