"спасибо" - и пошел дальше. Тут я ясно увидел, что это сам Воробьянинов.
Откуда он здесь взялся? И тот с ним был - красавец мужчина. Явно бывший
офицер. И тут я подумал...
В эту минуту Виктор Михайлович заметил нечто неприятное. Прервав
речь, он схватил свой бидон и быстро спрятался за мусорный ящик. Во двор
медленно вошел Дворник дома щ5, остановился подле колодца и стал озирать
дворовые постройки. Не заметив нигде Виктора Михайловича, он загрустил.
- Витьки слесаря опять нету? - спросил он у Елены Станиславовны.
- Ах, ничего я не знаю, - сказала гадалка, - ничего я не знаю.
И в необыкновенном волнении, вываливая воду из ведра, торопливо ушла
к себе.
Дворник погладил цементный бок колодца и пошел к мастерской. Через
два шага после вывески "Ход в слесарную мастерскую" красовалась вывеска
"Слесарная мастерская и починка примусов", под которой висел тяжелый за-
мок. Дворник ударил ногой в замок и с ненавистью сказал:
- У, гангрена!
Дворник стоял у мастерской еще минуты три, наливаясь самыми ядовитыми
чувствами, потом с грохотом отодрал вывеску, понес ее на средину двора к
колодцу и, став на нее обеими ногами, начал скандалить.
- Ворюги у вас в доме щ7 живут! - вопил дворник. - Сволота всякая!
Гадюка семибатюшная! Среднее образование имеет!.. Я не посмотрю на сред-
нее образование!.. Гангрена проклятая!!!
В это время семибатюшная гадюка со средним образованием сидела за му-
сорным ящиком на бидоне и тосковала.
С треском распахивались рамы, и из окон выглядывали веселые жильцы. С
улицы во двор, не спеша, входили любопытные. При виде аудитории дворник
разжегся еще больше.
- Слесарь-механик! - вскрикивал дворник. - Аристократ собачий!
Парламентарные выражения дворник богато перемежал нецензурными слова-
ми, которым отдавал предпочтение. Слабое женское сословие, густо обле-
пившее подоконники, очень негодовало на дворника, но от окон не отходи-
ло.
- Харю разворочу! - неистовствовал дворник. - Образованный!
Когда скандал был в зените, явился милиционер и молча стал тащить
дворника в район. Милиционеру помогали молодцы из "Быстроупака".
Дворник покорно обнял милиционера за шею и заплакал навзрыд.
Опасность миновала.
Тогда из-за мусорного ящика выскочил истомившийся Виктор Михайлович.
Аудитория зашумела.
- Хам! - закричал Виктор Михайлович вслед шествию. - Хам! Я тебе по-
кажу! Мерзавец!
Горько рыдавший дворник ничего этого не услышал. Его несли на руках в
отделение, туда же, в качестве вещественного доказательства, потащили
вывеску "Слесарная мастерская и починка примусов".
Виктор Михайлович еще долго хорохорился.
- Сукины сыны, - говорил он зрителям, - возомнили о себе. Хамы!
- Будет вам, Виктор Михайлович! - крикнула из окна Елена Станиславов-
на. - Зайдите ко мне на минуточку.
Она поставила перед Виктором Михайловичем блюдечко компота и, расха-
живая по комнате, принялась расспрашивать.
- Да говорю же вам, что это он, без усов, но он, - по обыкновению,
кричал Виктор Михайлович, - ну вот, знаю я его отлично! Воробьянинов,
как вылитый!
- Тише вы, господи! Зачем он сюда приехал, как вы думаете?
На черном лице Виктора Михайловича определилась ироническая улыбка.
- Ну, а вы как думаете?
Он усмехнулся с еще большей иронией.
- Уж, во всяком случае, не договоры с большевиками подписывать.
- Вы думаете, что он подвергается опасности?
Запасы иронии, накопленные Виктором Михайловичем за десять лет рево-
люции, были неистощимы. На лице его заиграли серии улыбок различной силы
и скепсиса.
- Кто в Советской России не подвергается опасности, тем более человек
в таком положении, как Воробьянинов? Усы, Елена Станиславовна, даром не
сбривают.
- Он послан из-за границы? - спросила Елена Станиславовна, чуть не
задохнувшись.
- Безусловно, - ответил гениальный слесарь.
- С какой же целью он здесь?
- Не будьте ребенком.
- Все равно. Мне надо его видеть.
- А вы знаете, чем рискуете?
- Ах, все равно! После десяти лет разлуки я не могу не увидеться с
Ипполитом Матвеевичем.
Ей и на самом деле показалось, что судьба разлучила их в ту пору,
когда они любили друг друга.
- Умоляю вас, найдите его! Узнайте, где он! Вы всюду бываете! Вам бу-
дет нетрудно! Передайте, что я хочу его видеть. Слышите?
Попугай в красных подштанниках, дремавший на жердочке, испугался шум-
ного разговора, перевернулся вниз головой и в таком виде замер.
- Елена Станиславовна, - сказал слесарь-механик, приподымаясь и при-
жимая руки к груди, - я найду его и свяжусь с ним.
- Может быть, вы хотите еще компоту? - растрогалась гадалка.
Виктор Михайлович съел компот, прочел злобную лекцию о неправильном
устройстве попугайской клетки и попрощался с Еленой Станиславовной, по-
рекомендовав ей держать все в строжайшем секрете.
Глава XIII. Алфавит - зеркало жизни
На второй день компаньоны убедились, что жить в дворницкой больше не-
удобно. Бурчал Тихон, совершенно обалдевший после того, как увидел бари-
на сначала черноусым, потом зеленоусым, а под конец и совсем без усов.
Спать было не на чем. В дворницкой стоял запах гниющего навоза, расп-
ространяемый новыми валенками Тихона. Старые валенки стояли в углу и
воздуха тоже не озонировали.
- Считаю вечер воспоминаний закрытым, - сказал Остап, - нужно переез-
жать в гостиницу.
Ипполит Матвеевич дрогнул.
- Этого нельзя.
- Почему-с?
- Там придется прописаться.
- Паспорт не в порядке?
- Да нет, паспорт в порядке, но в городе мою фамилию хорошо знают.
Пойдут толки.
Концессионеры в раздумье помолчали.
- А фамилия Михельсон вам нравится? - неожиданно спросил великолепный
Остап.
- Какой Михельсон? Сенатор?
- Нет. Член союза совторгслужащих*.
- Я вас не пойму.
- Это от отсутствия технических навыков. Не будьте божьей коровой.
Бендер вынул из зеленого пиджака профсоюзную книжку и передал Ипполи-
ту Матвеевичу.
- Конрад Карлович Михельсон, сорока восьми лет, беспартийный, холост,
член союза с 1921 года, в высшей степени нравственная личность, мой хо-
роший знакомый, кажется, друг детей... Но вы можете не дружить с детьми
- этого от вас милиция не потребует*.
Ипполит Матвеевич зарделся.
- Но удобно ли...
- По сравнению с нашей концессией это деяние, хотя и предусмотренное
уголовным кодексом, все же имеет невинный вид детской игры в крысу.
Воробьянинов все-таки запнулся.
- Вы идеалист, Конрад Карлович. Вам еще повезло, а то бы вам вдруг
пришлось стать каким-нибудь Папа-Христозопуло или Зловуновым.
Последовало быстрое согласие, и концессионеры выбрались на улицу, не
попрощавшись с Тихоном. Остановились они в меблированных комнатах "Сор-
бонна", принадлежавших Старкомхозу. Остап переполошил весь небольшой
штат отельной прислуги. Сначала он обозревал семирублевые номера, но ос-
тался недоволен их меблировкой. Убранство пятирублевых номеров понрави-
лось ему больше, но ковры были какие-то облезшие и возмущал запах. В
трехрублевых номерах было все хорошо, за исключением картин.
- Я не могу жить в одной комнате с пейзажами, - сказал Остап.
Пришлось поселиться в номере за рубль восемьдесят. Там не было пейза-
жей, не было ковров, а меблировка была строго выдержана: две кровати и
ночной столик.
- Стиль каменного века, - заметил Остап с одобрением, - а доистори-
ческие животные в матрацах у вас не водятся?
- Смотря по сезону, - ответил лукавый коридорный, - если, например,
губернский съезд какой-нибудь, то, конечно, нету, потому что пассажиров
бывает много и перед ними чистка происходит большая. А в прочее время
действительно случается, что и набегают. Из соседних номеров "Ливадия".
В этот же день концессионеры побывали в Старкомхозе, где получили все
необходимые сведения.
Оказалось, что жилотдел был расформирован в 1921 году и что обширный
его архив был слит с архивом Старкомхоза. За дело взялся великий комби-
натор. К вечеру компаньоны уже знали домашний адрес заведующего архивом
Варфоломея Коробейникова, бывшего чиновника канцелярии градоначальства,
ныне работника конторского труда.
Остап облачился в гарусный жилет, выбил о спинку кровати пиджак, выт-
ребовал у Ипполита Матвеевича рубль двадцать копеек на представительство
и отправился с визитом к архивариусу. Ипполит Матвеевич остался в "Сор-
бонне" и в волнении стал прохаживаться в ущелии между двумя кроватями.
В этот вечер, зеленый и холодный, решалась судьба всего предприятия.
Если удастся достать копии ордеров, по которым распределялась изъятая из
воробьяниновского особняка мебель, - дело можно считать наполовину удав-
шимся. Дальше предстояли трудности, конечно, невообразимые, но нить была
бы уже в руках.
- Только бы ордера достать, - прошептал Ипполит Матвеевич, валясь на
постель, - только бы ордера!..
Пружины разбитого матраца кусали его, как блохи. Он не чувствовал
этого. Он еще неясно представлял себе, что последует вслед за получением
ордеров, но был уверен, что тогда все пойдет, как по маслу. "А маслом, -
вертелось у него в голове, - каши не испортишь".
А каша заваривалась большая. Обуянный розовой мечтою, Ипполит Матвее-
вич переваливался на кровати. Пружины под ним блеяли.
Остапу пришлось пересечь весь город. Коробейников жил на Гусище, ок-
раине Старгорода. На Гусище жили преимущественно железнодорожники. Иног-
да над домами, по насыпи, огороженной бетонным тонкостенным забором,
проходил задним ходом сопящий паровоз, крыши домов на секунду освещались
полыхающим огнем паровозной топки, иногда катились порожние вагоны,
иногда взрывались петарды. Среди халуп и временных бараков тянулись
длинные кирпичные корпуса сырых еще кооперативных домов.
Остап миновал светящийся остров - железнодорожный клуб, - по бумажке
проверил адрес и остановился у домика архивариуса. Бендер крутнул звонок
с выпуклыми буквами "прошу крутить".
После длительных расспросов "кому да зачем" ему открыли, и он очутил-
ся в темной, заставленной шкафами, передней. В темноте кто-то дышал на
Остапа, но ничего не говорил.
- Где здесь гражданин Коробейников? - спросил Бендер.
Дышащий человек взял Остапа за руку и ввел в освещенную висячей керо-
синовой лампой столовую. Остап видел перед собою маленького старич-
ка-чистюлю с необыкновенно гибкой спиной. Не было сомнений в том, что
старик этот - сам гражданин Коробейников. Остап без приглашения отодви-
нул стул и сел.
Старичок безбоязненно смотрел на самоуправца и молчал. Остап любезно
начал разговор первым:
- Я к вам по делу. Вы служите в архиве Старкомхоза?
Спина старика пришла в движение и утвердительно выгнулась.
- А раньше служили в жилотделе?
- Я всюду служил, - сказал старик весело.
- Даже в канцелярии градоначальства?
При этом Остап грациозно улыбнулся. Спина старика долго извивалась и
наконец остановилась в положении, свидетельствовавшем, что служба в гра-
доначальстве - дело давнее и что все упомнить положительно невозможно.
- А позвольте все-таки узнать, чем обязан? - спросил хозяин, с инте-
ресом глядя на гостя.
- Позволю, - ответил гость. - Я Воробьянинова сын.
- Это какого же? Предводителя?
- Его.
- А он что, жив?
- Умер, гражданин Коробейников. Почил.
- Да, - без особой грусти сказал старик, - печальное событие. Но
ведь, кажется, у него детей не было?
- Не было, - любезно подтвердил Остап.
- Как же?..
- Ничего. Я от морганатического брака.
- Не Елены ли Станиславовны будете сынок?
- Да. Именно.
- А она в каком здоровье?
- Маман давно в могиле.
- Так, так, ах, как грустно.
И долго еще старик глядел со слезами сочувствия на Остапа, хотя не
далее как сегодня видел Елену Станиславовну на базаре, в мясном ряду.
