подштанниках. Попугая одолевали блохи, но пожаловаться он никому не мог,
потому что не говорил человеческим голосом. По целым дням попугай грыз
семечки и сплевывал шелуху сквозь прутья башенной клетки на ковер. Ему
не хватало только гармоники и новых свистящих калош, чтобы походить на
подгулявшего кустаря-одиночку. На окнах висели темные коричневые занаве-
си с блямбами, и в квартире преобладали темно-коричневые тона. Над пиа-
нино висела репродукция картины Беклина "Остров мертвых"* в раме фанта-
зи* темно-зеленого полированного дуба под стеклом. Один угол стекла дав-
но вылетел, и обнаженная часть картины была так отделана мухами, что со-
вершенно сливалась с рамой. Что творилось в этой части острова мертвых -
узнать было уже невозможно.
В спальне, на железной кровати, сидела сама хозяйка и, опираясь лок-
тями на восьмиугольный столик, покрытый нечистой скатертью ришелье*,
раскладывала карты. Перед нею сидела вдова Грицацуева в пушистой шали.
- Должна вас предупредить, девушка, что я за сеанс меньше пятидесяти
копеек не беру, - сказала хозяйка.
Вдова, не знавшая преград в стремлении отыскать нового мужа, согласи-
лась платить установленную цену.
- Только вы, пожалуйста, будущее, - жалобно попросила она.
- Вас надо гадать на даму треф, - сообщила хозяйка.
- Я всегда была червонная дама, - возразила вдова.
Хозяйка равнодушно согласилась и начала комбинировать карты. Черновое
определение вдовьей судьбы было дано уже через несколько минут. Вдову
ждали большие и мелкие неприятности, на сердце у нее лежал трефовый ко-
роль, с которым дружила бубновая дама.
Набело гадали по руке. Линии вдовы Грицацуевой были чисты, мощны и
безукоризненны. Линия жизни простиралась так далеко, что конец ее заехал
в пульс, и если линия говорила правду, - вдова должна была бы дожить до
мировой революции*. Линии ума и искусства давали право надеяться, что
если вдова бросит торговлю бакалеей, то подарит человечеству непревзой-
денные шедевры в какой угодно области искусства, науки или обществоведе-
ния. Бугры Венеры у вдовы походили на манчжурские сопки и обнаруживали
чудесные запасы любви и нежности.
Все это гадалка объяснила вдове, употребляя слова и термины, принятые
в среде графологов, хиромантов и лошадиных барышников.
- Вот спасибо вам, мадамочка, - сказала вдова, - уж я теперь знаю,
кто трефовый король. И бубновая дама мне тоже очень известна. А ко-
роль-то марьяжный?
- Король? Марьяжный, девушка.
Окрыленная вдова зашагала домой. А гадалка, сбросив карты в ящик,
зевнула, показала пасть пятидесятилетней женщины и пошла в кухню. Там
она повозилась с обедом, готовившимся на керосинке "Грец", по-кухарочьи
вытерла руки о передник, взяла поколовшееся эмалевое ведро и вышла во
двор за водой. В доме не было водопровода.
Она шла по двору, тяжело передвигаясь на плоских ступнях. Ее полураз-
валившийся бюст вяло прыгал в перекрашенной кофточке. На голове рос ве-
ничек седеющих волос. Она была почти старухой, была почти грязна, смот-
рела на всех подозрительно и любила сладкое. Она наваривала себе большие
кастрюли компоту и съедала его с серым хлебом, в одиночку. Попугай сле-
дил за тем, как она ела, полузакрыв глаза серым замшевым веком. Она шла
по двору, и если бы Ипполит Матвеевич увидел ее сейчас, то никогда не
узнал бы Елену Боур, красавицу-прокуроршу, о которой секретарь суда ког-
да-то сказал стихами, что она "к поцелуям зовущая, вся такая воздушная".
У колодца мадам Боур была приветствована соседом, Виктором Михайлови-
чем Полесовым, гениальным слесарем-интеллигентом, который набирал воду в
бидон из-под бензина. У Полесова было лицо оперного дьявола, которого
тщательно мазали сажей перед тем, как выпустить на сцену.
Обменявшись приветствиями, соседи заговорили о деле, занимавшем весь
Старгород.
- До чего дожились, - иронически сказал Полесов, - вчера весь город
обегал, плашек три восьмых дюйма достать не мог. Нету. Нет! А трамвай
собираются пускать!..
Елена Станиславовна, имевшая о плашках в три восьмых дюйма такое же
представление, какое имеет о сельском хозяйстве слушательница хореогра-
фических курсов имени Леонардо да Винчи, думающая, что творог добывается
из вареников, - все же посочувствовала:
- Какие теперь магазины! Теперь только очереди, а магазинов нет. И
названия у этих магазинов самые ужасные. Старгико!..
- Нет, знаете, Елена Станиславовна, это еще что! У них четыре мотора
"Всеобщей Электрической Компании"* остались. Ну, эти кое-как пойдут, хо-
тя кузова та-акой хлам!.. Стекла не на резинах. Я сам видел. Дребезжать
это все будет!.. Мрак! А остальные моторы - харьковская работа*. Сплош-
ной Госпромцветмет. Версты не протянут*. Я на них смотрел...
Гениальный слесарь раздраженно замолк. Его черное лицо блестело на
солнце. Белки глаз были желтоваты. Виктор Михайлович Полесов был не
только гениальным слесарем, но и гениальным лентяем. Среди кустарей с
мотором, которыми изобиловал Старгород, он был самым непроворным и наи-
более часто попадавшим впросак. Причиной к этому служила его чрезмерно
кипучая натура. Это был кипучий лентяй. Он постоянно пенился. В
собственной его мастерской, помещавшейся во втором дворе дома щ7 по Пе-
релешинскому переулку, застать его было невозможно. Потухший переносной
горн сиротливо стоял посреди каменного сарая, по углам которого были на-
валены проколотые камеры, рваные протекторы "Треугольник"*, рыжие замки,
такие огромные, что ими можно было запирать города, мятые баки для горю-
чего с надписями "Indian" и "Wanderer"*, детская рессорная колясочка,
навеки заглохшая динамка, гнилые сыромятные ремни, масляная пакля, стер-
тая наждачная бумага, австрийский штык и множество рваной, гнутой и дав-
леной дряни.
Заказчики не находили Виктора Михайловича. Виктор Михайлович уже
где-то распоряжался. Ему было не до работы. Он не мог видеть спокойно
въезжающего в свой или чужой двор ломовика с кладью. Полесов сейчас же
выходил во двор и, сложив руки на спине, презрительно наблюдал за
действиями возчика. Наконец сердце его не выдерживало.
- Кто же так заезжает? - кричал он, ужасаясь. - Заворачивай!
Испуганный возчик заворачивал.
- Куда ж ты заворачиваешь, морда?! - страдал Виктор Михайлович, нале-
тая на лошадь. - Надавали бы тебе в старое время пощечин, тогда бы заво-
рачивал!
Покомандовавши так с полчаса, Полесов собирался было уже возвратиться
в мастерскую, где ждал его непочиненный велосипедный насос, но тут спо-
койная жизнь города обычно вновь нарушалась каким-нибудь недоразумением.
То на улице сцеплялись осями телеги, и Виктор Михайлович указывал, как
лучше всего и быстрее их расцепить; то меняли телеграфный столб, и Поле-
сов проверял его перпендикулярность к земле собственным, специально вы-
несенным из мастерской отвесом; то, наконец, устраивалось общее собрание
жильцов. Тогда Виктор Михайлович стоял посреди двора и созывал жильцов
ударами в железную доску; но на самом собрании ему не удавалось побы-
вать. Проезжал пожарный обоз, и Полесов, взволнованный звуками трубы и
испепеляемый огнем беспокойства, бежал за колесницами.
Однако временами Виктора Михайловича настигала стихия реального
действия. На несколько дней он скрывался в мастерскую и молча работал.
Дети свободно бегали по двору и кричали что хотели, ломовики заворачива-
ли и описывали во дворе какие угодно кривые, телеги на улице вообще пе-
реставали сцепляться, и пожарные колесницы и катафалки в одиночестве ка-
тили на пожар, - Виктор Михайлович работал. Однажды, после одного такого
запоя, он вывел во двор, как барана за рога, мотоцикл, составленный из
кусочков автомобилей, огнетушителей, велосипедов и пишущих машинок. Мо-
тор в 1 1/2 силы был вандереровский, колеса давидсоновские*, а другие
существенные части уже давно потеряли фирму. С седла свисал на шпагатике
картонный плакат "Проба". Собралась толпа. Не глядя ни на кого, Виктор
Михайлович закрутил рукой педаль. Искры не было минут десять. Затем раз-
далось железное чавканье, прибор задрожал и окутался грязным дымом. Вик-
тор Михайлович кинулся в седло, и мотоцикл, забрав безумную скорость,
вынес его через туннель на середину мостовой и сразу остановился, словно
срезанный пулей. Виктор Михайлович собрался было уже слезть и обревизо-
вать свою загадочную машинку, но она дала вдруг задний ход и, пронеся
своего создателя через тот же туннель, остановилась на месте отправления
- посреди двора, ворчливо ахнула и взорвалась. Виктор Михайлович уцелел
чудом и из обломков мотоцикла в следующий запойный период устроил стаци-
онарный двигатель, который был очень похож на настоящий двигатель, но не
работал.
Венцом академической деятельности слесаря-интеллигента была эпопея с
воротами дома щ5. Жилтоварищество этого дома заключило с Виктором Михай-
ловичем договор*, по которому Полесов обязывался привести железные воро-
та дома в полный порядок и выкрасить их в какой-нибудь экономический
цвет, по своему усмотрению. С другой стороны, жилтоварищество обязыва-
лось уплатить В. М. Полесову, по приеме работы специальной комиссией, 21
р. 75 коп. Гербовые марки были отнесены за счет исполнителя работы.
Виктор Михайлович утащил ворота, как Самсон. В мастерской он с энту-
зиазмом взялся за работу. Два дня ушло на расклепку ворот. Они были ра-
зобраны на составные части. Чугунные завитушки лежали в детской колясоч-
ке, железные штанги и копья были сложены под верстак. Еще несколько дней
прошло на осмотр повреждений. А потом в городе произошла большая непри-
ятность - на Дровяной лопнула магистральная водопроводная труба, и Вик-
тор Михайлович остаток недели провел на месте аварии, иронически улыба-
ясь, крича на рабочих и поминутно заглядывая в провал. Когда организа-
торский пыл Виктора Михайловича несколько утих, он снова подступил к во-
ротам, но было поздно: дворовые дети уже играли чугунными завитушками и
копьями ворот дома щ5. Увидав разгневанного слесаря, дети в испуге поб-
росали завитушки и убежали. Половины завитушек не хватало, и найти их не
удалось. После этого Виктор Михайлович совершенно охладел к воротам. А в
доме щ5, раскрытом настежь, происходили ужасные вещи: с чердаков крали
мокрое белье, и однажды вечером украли даже закипающий во дворе самовар.
Виктор Михайлович лично принимал участие в погоне за вором, но вор, хотя
и нес в вытянутых вперед руках кипящий самовар, из жестяной трубы кото-
рого било пламя, - бежал очень резво и, оборачиваясь назад, хулил держа-
щегося впереди всех Виктора Михайловича нечистыми словами. Но больше
всех пострадал дворник дома щ5. Он потерял еженощный заработок - ворот
не было, нечего было открывать, и загулявшим жильцам не за что было от-
давать свои гривенники. Сперва дворник приходил справляться, скоро ли
будут собраны ворота, потом молил Христом-богом, а под конец стал произ-
носить неопределенные угрозы. Жилтоварищество посылало Виктору Михайло-
вичу письменные напоминания. Дело пахло судом. Положение напрягалось все
больше и больше.
Стоя у колодца, гадалка и слесарь-энтузиаст продолжали беседу.
- При наличии отсутствия пропитанных шпал, - кричал Виктор Михайлович
на весь двор, - это будет не трамвай, а одно горе!
- Когда уже это все кончится, - сказала Елена Станиславовна, - живем,
как дикари.
- Конца этому нет... Да! Знаете, кого я сегодня видел? Воробьянинова!
Елена Станиславовна прислонилась к колодцу, в изумлении продолжая
держать на весу полное ведро с водой.
- Прихожу я в Коммунхоз продлить договор на аренду мастерской, иду по
коридору. Вдруг подходят ко мне двое. Я смотрю - что-то знакомое. Как
будто воробьяниновское лицо. И спрашивает: "Скажите, что здесь за учреж-
дение раньше было, в этом здании?" Я говорю, что раньше была здесь женс-
кая гимназия, а потом жилотдел. "А вам зачем?" - спрашиваю. А он говорит
