чае чего можно, конечно, нарисовать всех персонажей картины в обычных
костюмах, но это уже не то.
- Не будет того эффекта! - произнес Остап вслух.
Тут он заметил, что дворник уже давно о чем-то горячо говорит. Оказы-
вается, дворник предался воспоминаниям о бывшем владельце дома.
- Полицмейстер ему честь отдавал... Приходишь к нему, положим буду
говорить, на Новый год с поздравлением - трешку дает... На Пасху, поло-
жим буду говорить, - еще трешку. Да, положим, в день ангела ихнего позд-
равляешь... Ну, вот одних поздравительных за год рублей пятнадцать и на-
бежит... Медаль даже обещался мне представить. "Я, - говорит, - хочу,
чтоб дворник у меня с медалью был". Так и говорил: "Ты, Тихон, считай
себя уже с медалью"...
- Ну и что, дали?
- Ты погоди... "Мне, - говорит, - дворника без медали не нужно". В
Санкт-Петербург поехал за медалью. Ну, в первый раз, буду говорить, не
вышло. Господа чиновники не захотели. "Царь, - говорят, - за границу уе-
хал, сейчас невозможно". Приказал мне барин ждать. "Ты, - говорит, - Ти-
хон, жди, без медали не будешь"...
- А твоего барина что, шлепнули? - неожиданно спросил Остап.
- Никто не шлепал. Сам уехал. Что ему тут было с солдатней сидеть...
А теперь медали за дворницкую службу дают?
- Дают. Могу тебе выхлопотать.
Дворник с уважением посмотрел на Бендера.
- Мне без медали нельзя. У меня служба такая.
- Куда ж твой барин уехал?
- А кто его знает! Люди говорили, в Париж уехал.
- А!.. Белой акации, цветы эмиграции*... Он, значит, эмигрант?
- Сам ты эмигрант... В Париж, люди говорят, уехал. А дом под старух
забрали... Их хоть каждый день поздравляй - гривенника не получишь!..
Эх! Барин был!..
В этот момент над дверью задергался ржавый звонок. Дворник, кряхтя,
поплелся к двери, открыл ее и в сильнейшем замешательстве отступил.
На верхней ступеньке стоял Ипполит Матвеевич Воробьянинов, черноусый
и черноволосый. Глаза его сияли под пенсне довоенным блеском.
- Барин! - страстно замычал Тихон. - Из Парижа!
Ипполит Матвеевич, смущенный присутствием в дворницкой постороннего,
голые фиолетовые ступни которого только сейчас увидел из-за края стола,
смутился и хотел было бежать, но Остап Бендер живо вскочил и низко скло-
нился перед Ипполитом Матвеевичем.
- У нас хотя и не Париж, но милости просим к нашему шалашу.
- Здравствуй, Тихон, - вынужден был сказать Ипполит Матвеевич, - я
вовсе не из Парижа. Чего тебе это взбрело в голову?
Но Остап Бендер, длинный благородный нос которого явственно чуял за-
пах жареного, не дал дворнику и пикнуть.
- Понимаю, - сказал он, кося глазом, - вы не из Парижа. Конечно. Вы
приехали из Конотопа навестить свою покойную бабушку...
Говоря так, он нежно обнял очумевшего дворника и выставил его за
дверь прежде, чем тот понял, что случилось, а когда опомнился, то мог
сообразить лишь то, что из Парижа приехал барин, что его, Тихона, выста-
вили из дворницкой и что в левой руке его зажат бумажный рубль. Глядя на
бумажку, дворник так растрогался, что направился в пивную и заказал себе
пару горшановского пива*.
Тщательно заперев на крючок за дворником дверь, Бендер обернулся к
все еще стоявшему среди комнаты Воробьянинову и сказал:
- Спокойно, все в порядке. Моя фамилия - Бендер! Может, слыхали?
- Не слышал, - нервно ответил Ипполит Матвеевич.
- Ну да, откуда же в Париже может быть известно имя Остапа Бендера?
Тепло теперь в Париже? Хороший город. У меня там двоюродная сестра заму-
жем. Недавно прислала мне шелковый платок в заказном письме...
- Что за чепуха! - воскликнул Ипполит Матвеевич. - Какие платки? Я
приехал не из Парижа, а из...
- Понимаю. Из Моршанска.
Ипполит Матвеевич никогда еще не имел дела с таким темпераментным мо-
лодым человеком, как Бендер, и почувствовал себя просто плохо.
- Ну, знаете, я пойду, - сказал он.
- Куда же вы пойдете? Вам некуда торопиться. ГПУ к вам само придет.
Ипполит Матвеевич не нашелся, что ответить, расстегнул пальто с осы-
павшимся бархатным воротником и сел на лавку, недружелюбно глядя на Бен-
дера.
- Я вас не понимаю, - сказал он упавшим голосом.
- Это не страшно. Сейчас поймете. Одну минуточку.
Остап надел на голые ноги апельсиновые штиблеты, прошелся по комнате
и начал:
- Вы через какую границу? Польскую? Финляндскую? Румынскую? Должно
быть, дорогое удовольствие. Один мой знакомый переходил недавно границу,
он живет в Славуте, с нашей стороны, а родители его жены в Леденятах, с
той стороны. По семейному делу поссорился он с женой, а она из обидчивой
фамилии. Плюнула ему в рожу и удрала через границу к родителям. Этот
знакомый посидел дня три один и видит - дело плохо: обеда нет, в комнате
грязно, и решил помириться. Вышел ночью и пошел через границу к тестю.
Тут его пограничники и взяли, пришили дело, посадили на шесть месяцев, а
потом исключили из профсоюза. Теперь, говорят, жена прибежала назад, ду-
ра, а муж в допре* сидит. Она ему передачу носит... А вы тоже через
польскую границу переходили?
- Честное слово, - вымолвил Ипполит Матвеевич, чувствуя неожиданную
зависимость от разговорчивого молодого человека, ставшего на его дороге
к бриллиантам, - честное слово, я подданный РСФСР. В конце концов я могу
вам показать паспорт...
- При современном развитии печатного дела на Западе напечатать со-
ветский паспорт - это такой пустяк, что об этом смешно говорить... Один
мой знакомый доходил до того, что печатал даже доллары. А вы знаете, как
трудно подделать американские доллары? Там бумага с такими, знаете, раз-
ноцветными волосками. Нужно большое знание техники. Он удачно сплавлял
их на московской черной бирже; потом оказалось, что его дедушка, извест-
ный валютчик, покупал их в Киеве и совершенно разорился, потому что дол-
лары были все-таки фальшивые. Так что вы со своим паспортом тоже можете
прогадать.
Ипполит Матвеевич, рассерженный тем, что вместо энергичных поисков
бриллиантов он сидит в вонючей дворницкой и слушает трескотню молодого
нахала о темных делах его знакомых, все же никак не решался уйти. Он
чувствовал сильную робость при мысли о том, что неизвестный молодой че-
ловек разболтает по всему городу, что приехал бывший предводитель. Тогда
- всему конец, а может быть, еще в ГПУ посадят.
- Вы все-таки никому не говорите, что меня видели, - просительно ска-
зал Ипполит Матвеевич, - могут и впрямь подумать, что я эмигрант.
- Вот! Вот это конгениально. Прежде всего актив: имеется эмигрант,
вернувшийся в родной город. Пассив: он боится, что его заберут в ГПУ.
- Да ведь я же вам тысячу раз говорил, что я не эмигрант!
- А кто вы такой? Зачем вы сюда приехали?
- Ну, приехал из города N по делу.
- По какому делу?
- Ну, по личному делу.
- И после этого вы говорите, что вы не эмигрант?.. Один мой знакомый
тоже приехал...
Тут Ипполит Матвеевич, доведенный до отчаяния историями о знакомых
Бендера и видя, что его не собьешь с позиции, покорился.
- Хорошо, - сказал он, - я вам все объясню.
"В конце концов без помощника трудно, - подумал Ипполит Матвеевич, -
а жулик он, кажется, большой. Такой может быть полезен".
Глава VIII. Бриллиантовый дым
Ипполит Матвеевич снял с головы пятнистую касторовую шляпу, расчесал
усы, из которых, при прикосновении гребешка, вылетела дружная стайка не-
больших электрических искр, и, решительно откашлявшись, рассказал Остапу
Бендеру, первому встреченному им проходимцу, все, что ему было известно
о бриллиантах со слов умирающей тещи.
В продолжение рассказа Остап несколько раз вскакивал и, обращаясь к
железной печке, восторженно вскрикивал:
- Лед тронулся, господа присяжные заседатели! Лед - тронулся!
А уже через час оба сидели за шатким столиком и, упираясь друг в дру-
га головами, читали длинный список драгоценностей, некогда украшавших
тещины пальцы, шею, уши, грудь и волосы.
Ипполит Матвеевич, поминутно поправляя колебавшееся на носу пенсне, с
ударением произносил:
- Три нитки жемчуга... Хорошо помню... Две по сорок бусин, а одна
большая - в сто десять... Бриллиантовый кулон... Клавдия Ивановна гово-
рила, что 4000 стоит, старинной работы...
Дальше шли кольца, не обручальные кольца, толстые, глупые и дешевые,
а тонкие, легкие, с впаянными в них чистыми, умытыми бриллиантами; тяже-
лые ослепительные подвески, кидающие на маленькое женское ухо разноцвет-
ный огонь; браслеты в виде змей с изумрудной чешуей; фермуар*, на кото-
рый ушел урожай с 500 десятин пшеницы; жемчужное колье, которое было бы
по плечу разве только знаменитой опереточной примадонне; венцом всего
была сорокатысячная диадема*.
Ипполит Матвеевич оглянулся. По темным углам зачумленной дворницкой
вспыхивал и дрожал изумрудный весенний свет. Бриллиантовый дым держался
под потолком. Жемчужные бусы катились по столу и прыгали по полу. Драго-
ценный мираж потрясал комнату.
Взволнованный Ипполит Матвеевич очнулся только от звуков голоса Оста-
па.
- Выбор неплохой. Камни, я вижу, подобраны со вкусом. Сколько вся эта
музыка стоила?
- Тысяч семьдесят - семьдесят пять.
- Мгу... Теперь, значит, стоит полтораста тысяч.
- Неужели так много? - обрадованно спросил Воробьянинов.
- Не меньше. Только вы, дорогой товарищ из Парижа, плюньте на все
это.
- Как плюнуть?!
- Слюной, - ответил Остап, - как плевали до эпохи исторического мате-
риализма. Ничего не выйдет.
- Как же так?
- А вот как. Сколько было стульев?
- Дюжина. Гостиный гарнитур.
- Давно, наверно, сгорел ваш гостиный гарнитур в печках.
Воробьянинов так испугался, что даже встал с места.
- Спокойно, спокойно. За дело берусь я. Заседание продолжается. Кста-
ти, нам с вами нужно заключить небольшой договорчик.
Тяжело дышавший Ипполит Матвеевич кивком головы выразил свое согла-
сие. Тогда Остап Бендер начал вырабатывать условия.
- В случае реализации клада я, как непосредственный участник концес-
сии* и технический руководитель дела, получаю шестьдесят процентов, а
соцстрах можете за меня не платить. Это мне все равно.
Ипполит Матвеевич посерел.
- Это грабеж среди бела дня.
- А сколько же вы думали мне предложить?
- Н-н-ну, пять процентов, ну, десять, наконец. Вы поймите, ведь это
же 15 000 рублей!
- Больше вы ничего не хотите?
- Н-нет.
- А может быть, вы хотите, чтобы я работал даром, да еще дать вам
ключ от квартиры, где деньги лежат, и сказать вам, где нет милиционера?
- В таком случае - простите! - сказал Воробьянинов в нос. - У меня
есть все основания думать, что я и один справлюсь со своим делом.
- Ага! В таком случае - простите, - возразил великолепный Остап, - у
меня есть не меньшие основания, как говорил Энди Таккер*, предполагать,
что и я один смогу справиться с вашим делом.
- Мошенник! - закричал Ипполит Матвеевич, задрожав.
Остап был холоден.
- Слушайте, господин из Парижа, а знаете ли вы, что наши бриллианты
почти что у меня в кармане! И вы меня интересуете постольку, поскольку я
хочу обеспечить вашу старость!
Тут только Ипполит Матвеевич понял, какие железные лапы схватили его
за горло.
- Двадцать процентов, - сказал он угрюмо.
- И мои харчи? - насмешливо спросил Остап.
- Двадцать пять.
- И ключ от квартиры?
- Да ведь это тридцать семь с половиной тысяч!
- К чему такая точность? Ну так и быть - пятьдесят процентов. Полови-
на - ваша, половина - моя.
Торг продолжался. Остап еще уступил. Он, из уважения к личности Во-
робьянинова, соглашался работать из сорока процентов.
- Шестьдесят тысяч! - кричал Воробьянинов.
- Вы довольно пошлый человек, - возражал Бендер, - вы любите деньги
больше, чем надо.
-А вы не любите денег? - взвыл Ипполит Матвеевич голосом флейты.
