престарелой мамашей и теткой.
Отличаясь свободомыслием и имея некоторую, что ли, тенденцию и любовь
к революциям, обе старушки не очень обезумели по случаю революционного
переворота и изъятия имений от помещиков. Однако младшая сестрица, Марья
Аркадьевна, всадившая в это дело около шестидесяти тысяч капитала, все
же иной раз охала, и вздыхала, и говорила, что это черт знает что такое,
поскольку нельзя въехать в именье, купленное на собственные деньги.
Анна Аркадьевна, мать Мишеля, была довольно незаметная дама. Она ни-
чем таким особенным не проявила себя в своей жизни, исключая рождения
поэта.
Это была довольно тихая, малосварливая старушка, любящая сидеть у са-
мовара и кушать кофе со сливками.
Что касается Марьи Аркадьевны, то эта дама была уже в другом роде.
Автор не имел удовольствия видеть ее в молодые годы, однако было из-
вестно, что она была до чрезвычайности миленькая и симпатичная девица,
полная жизни, огня и темперамента.
Но в те годы, о которых идет речь, это была уже бесформенная старуш-
ка, скорей безобразная, чем красивая, однако очень подвижная и энергич-
ная.
В этом смысле на ней сказалась ее бывшая профессия. В молодые годы
она была балериной и работала в кордебалете Мариинского театра.
Она была в некотором роде даже знаменитостью, поскольку ею увлекался
бывший великий князь Николай Николаевич. Правда, он вскоре ее оставил,
подарив ей какой-то особый кротовый палантин, бусы и еще чего-то такое.
Но начатая карьера ее была сделана.
Обе эти старушки в дальнейшем будут играть довольно видную роль в
жизни Мишеля Синягина, так что пусть читатель не принимает близко к
сердцу и не сердится, что автор останавливается на описании таких, что
ли, дряхлых и отцветших героинь.
Поэтическая атмосфера в доме благодаря Мишелю несколько отозвалась и
на наших дамах. И Марья Аркадьевна любила говорить, что она вскоре прис-
тупит к своим мемуарам.
Ее бурная жизнь и встречи со многими известными людьми стоили того.
Она самолично будто бы два раза видела Л. Н. Толстого, Надсона, Кони,
Переверзева и других знаменитых людей, о которых она и хотела поведать
миру свои соображения.
Итак, перед началом революции семья приехала в Псков и там застряла
на три года.
М. П. Синягин всякий день говорил, что он ни за что не намерен тор-
чать здесь и что при первой возможности он уедет в Москву или Петроград.
Однако последующие события и перемены жизни значительно отдалили этот
отъезд. И наш Мишель Синягин продолжал свою жизнь под псковским небом,
занимаясь пока что своими стихами и своим временным увлечением одной
местной девушкой, которой он в изобилии посвящал свои стихи.
Конечно, эти стихи не были отмечены гениальностью, они не были даже в
достаточной мере оригинальны, но свежесть чувства и бесхитростный, нес-
ложный стиль делали их заметными в общем котле стихов того времени.
Автор не помнит этих стихов. Жизнь, заботы и огорчения изгнали из па-
мяти изящные строки и поэтические рифмы, но какие-то отрывки и отдельные
строфы запомнились в силу их неподдельного чувства:
Лепестки и незабудки
Осыпались за окном...
Автор не запомнил всего этого стихотворения "Осень", но помнится, что
конец его был полон гражданской грусти:
Ах, скажите же, зачем,
Отчего в природе
Так устроено? И тем
Счастья в жизни нет совсем...
Другое стихотворение Мишеля говорило о его любви к природе и ее бур-
ным стихийным проявлениям:
Гроза прошла.
И ветки белых роз
В окно мне дышат
Дивным ароматом.
Еще трава полна
Прозрачных слез,
А гром гремит вдали
Раскатом.
Впрочем, это стихотворение настолько хорошо написано, что есть подоз-
рение - уж не списано ли оно откуда-нибудь начинающим поэтом.
Во всяком случае, Мишель Синягин выдавал его за свое, и мы не считаем
себя вправе навязывать читателю наши на этот счет соображения.
Во всяком случае, это стихотворение было разучено всей семьей, и ста-
рые дамы ежедневно нараспев повторяли его автору.
А когда приходили гости, Анна Аркадьевна Синягина волокла их в комна-
ту Мишеля и там, показывая на письменный стол карельской березы, вздыха-
ла и с увлажненными глазами говорила:
- Вот за этим столом Мишель написал свои лучшие вещи: "Гроза", "Ле-
пестки и незабудки" и "Дамы, дамы...".
- Мамаша, - говорил, смущаясь, Мишель, - бросьте... Ну, зачем же...
Какая вы, право...
Гости покачивали головами и, не то одобряя, не то огорчаясь, трогали
пальцами стол и неопределенно говорили: "Н-да, ничего себе".
Некоторые же меркантильные души тут же спрашивали, за сколько куплен
этот стол, и тем самым переводили разговор на другие рельсы, менее при-
ятные для матери и Мишеля.
Поэт отдавал внимание и женщинам.
Однако, находясь под сильным влиянием знаменитых поэтов того времени,
в частности А. Блока, он не бросал свои чувства какой-нибудь отдельной
женщине. Он любил нереально какую-то неизвестную женщину, блестящую в
своей красоте и таинственности.
Одно прелестное стихотворение "Дамы, дамы, отчего мне на вас глядеть
приятно" отлично раскрывало это отношение. Это стихотворение заканчива-
лось так:
Оттого-то незнакомкой я любуюсь. А когда
Эта наша незнакомка познакомится со мной,
Неохота мне глядеть на знакомое лицо,
Неохота ей давать обручальное кольцо.
Тем не менее поэт увлекся одной определенной девушкой, и в этом смыс-
ле его поэтический гений шел несколько вразрез с его житейскими потреб-
ностями.
Однако справедливость требует отметить, что Мишель тяготился своим
земным увлечением, находя его несколько вульгарным и мелким. Его главным
образом пугало, как бы его не окрутили и как бы его не заставили же-
ниться и тем самым не снизили бы его до простых, повседневных поступков.
Мишель рассчитывал на другую, более исключительную судьбу. И о своей
будущей жене он мечтал как о какой-то удивительной даме, вовсе не похо-
жей на псковских девушек.
Он не представлял в точности, какая у него будет жена, но, думая об
этом, он мысленно видел каких-то собачек, какие-то меха, сбруи и экипа-
жи. Он выходит с какой-то роскошно одетой дамой из экипажа, и лакей,
почтительно кланяясь, открывает дверцы. Такие картины ему рисовались,
когда он думал о своей будущей супруге.
Девушка же, которой он увлекался, была более простенькая девушка. Это
была Симочка М., окончившая в тот год псковскую гимназию.
Увлечение. Короткое счастье. Страстная любовь к поэту. Вдова М-ва и
ее характеристика. Неожиданный визит. Некрасивая сцена. Согласие на
брак.
Относясь несколько небрежно к Симочке, Мишель все же порядочно был
увлечен ею, ни на минуту, впрочем, не допуская мысли, что он может же-
ниться на ней.
Это было просто увлечение, это была несерьезная и, так сказать, чер-
новая любовь, которой и не следовало бы забивать своего сердца. Симочка
была миленькая и даже славненькая девушка, но личико ее, к сожалению,
чрезмерно было осыпано веснушками.
Но поскольку она не входила глубоко в жизнь Мишеля, он и не протесто-
вал против этого явления природы и даже находил это весьма милым и не-
лишним.
Оба они уходили в лес или в поле и там нараспев читали стихи или бе-
гали взапуски, как дети, резвясь и восторгаясь солнцем и ароматом.
Тем не менее в одно прекрасное время Симочка почувствовала себя ма-
терью, о чем и сообщила другу. Она любила его первым девичьим чувством и
даже могла подолгу глядеть на его лицо не отрываясь.
Она страстно и трогательно любила его, отлично понимая, что он ей,
провинциальной девушке, не пара.
Известие, сообщенное Симочкой, глубоко ошеломило и даже напугало Ми-
шеля. Он не столько боялся Симочки, сколько боялся ее матери, известной
в городе гр. М., очень энергичной, живой вдовы, отягченной большой
семьей. У нее было что-то около шести дочерей, которых она довольно ус-
пешно и энергично устраивала замуж, идя ради этого на всевозможные хит-
рости, угрозы и даже оскорбления действием.
Это была очень такая смуглая, несколько рябая дама. Несмотря на это,
все девочки у нее были белокурые и даже скорей белобрысенькие, похожие,
вероятно, на отца, умершего два года назад.
В то время не было еще алиментов и брачных льгот, и Мишель с ужасом
думал о возможных последствиях.
Он решительно не мог жениться на ней. Он не о такой мечтал жене, и не
на такую провинциальную жизнь он рассчитывал.
Ему казалось все это временным, случайным и преходящим. Ему казалось,
что вскоре начнется другая жизнь, полная славных радостей, восторгов,
подвигов и начинаний.
И, глядя на свою подругу, он думал, что она ни в коем случае не долж-
на быть его женой - эта белобрысенькая девушка с веснушками. Кроме того,
он знал ее старших сестер - все они, выходя замуж, быстро увядали и ста-
рели, и это тоже было не по душе поэту.
Он уже хотел было выехать в Петроград, но последующие события задер-
жали его в Пскове.
Смуглая и рябая дама, вдова М., пришла к ному на квартиру и потребо-
вала, чтобы он женился на ее дочери.
Она пришла в тот день и в тот час, когда в квартире никого не было, и
Мишель волей-неволей должен был единолично принять на себя весь удар.
Она пришла к нему в комнату и сначала даже несколько сконфуженно и
робко поведала о цели своего посещения.
Скромный, мечтательный и деликатный поэт сначала так же вежливо пы-
тался возражать ей, но все слова его были малоубедительны и не доходили
до сознания энергичной дамы.
Вскоре вежливый тон сменился на более энергичный. Последовали жесты и
даже безобразные слова и крики. Оба кричали одновременно, стараясь заг-
лушить друг друга и тем самым морально подавить волю и энергию.
Вдова М. сидела в кресле, но, разгорячившись, начала шагать по комна-
те, двигая для большей убедительности стулья, этажерки и даже тяжелые
сундуки. Мишель, как утопающий, старался выбраться из пучины и, не сда-
ваясь, орал и старался даже физически оттеснить вдову в другую комнату и
прихожую.
Но вдова и любящая мать неожиданно вскочила на подоконник и торжест-
венным голосом сказала, что вот сейчас она выпрыгнет из окна на Соборную
улицу и погибнет, если он не даст своего согласия на этот брак. И, раск-
рыв окно, она моталась на подоконнике, рискуя каждую минуту свалиться
вниз.
Мишель стоял ошеломленный и, не зная, что делать, то подбегал к ней,
то к столу, то бросался, схватившись за голову, в коридор, чтоб позвать
на помощь.
Уже внизу, на улице, стали собираться люди, показывая пальцами и выс-
казывая самые смелые предположен пия по поводу кричащей и прыгающей на
окне дамы. Гнев, оскорбление, страх скандала сковывал Мишеля, и он стоял
теперь, подавленный столь энергическим характером этой дамы.
Он стоял у стола и с ужасом наблюдал за своей гостьей, которая прон-
зительно, как торговка, визжала и требовала положительного ответа.
Ее ноги скользили по подоконнику, и каждое неосторожное движение мог-
ло вызвать ее падение со второго этажа.
Была чудесная августовская погода. Солнце блестело с синего неба.
Зайчик на стене прыгал от раскрытого окна. Все было знакомо и прекрасно
в своей милой повседневности, и только кричащая и визжащая дама нарушала
обычный ход вещей.
Волнуясь и умоляя прекратить выкрики, Мишель дал свое согласие на
брак с Симочкой.
Мадам немедленно и охотно сошла с окна и тихим голосом попросила его
извинить за ее несколько, может быть, шумное поведение, говоря при этом
о своих материнских чувствах и ощущениях.
Она поцеловала Мишеля в щеку и, назвав его своим сыном, всхлипнула
при этом от неподдельности своих чувств.
Мишель стоял как в воду опущенный, не зная, что сказать, что сделать
и как выпутаться из беды. Он проводил вдову до дверей и, подавленный ее
волей, поцеловал даже неожиданно для себя ее руку и, окончательно сме-
