зать, оторвался от жизни, ничего такого особенно полезного делать не
умел, кроме стрельбы в цель и по людям. Так что он еще не понимал - ка-
кое найти себе применение.
И, конечно, родственников у него не было. И квартиры у него не име-
лось. Буквально ничего.
Была у него одна мамаша, и та в военные годы скончалась. Квартирка
ее, по случаю смерти, перешла в другие быстрые руки. И остался наш быв-
ший военный гражданин по приезде совершенно не у дел и, как бы сказать,
без портфеля. Тем более революция выбила его из седла, и он остался, так
сказать, в стороне, и даже как бы лишний и вредный элемент.
Однако он не допустил слишком большой паники в этот ответственный мо-
мент своей жизни. Он поглядел своими ясными очами, что к чему и почему.
Видит - расположен город. Он окинул город своим орлиным взором. И видит
- идет вращение жизни тем же почти манером, как и всегда. По улицам па-
род ходит. Граждане спешат туда и сюда. Девушки ходят с зонтиками.
"Что ж, - думает, - кидаться в озеро не приходится, а надо, без сом-
нения в ударном порядке, что-нибудь придумать. Можно в крайнем случае
дрова грузить, или какую-нибудь хрупкую мебель перевозить, или для при-
меру мелкой торговлишкой заниматься. Или же, наконец, можно жениться не
без выгоды".
И вот от этих мыслей он даже повеселел.
"То есть особой выгоды, - думает, - в этом последнем случае сейчас,
конечно, не найти, по, скажем, помещение, отопление и себе пища - это,
безусловно, можно".
И, конечно, не такой он отпетый человек, чтобы дама его содержала, но
подать первую помощь в минуту жизни трудную - это не порок.
Тем более он был молодой и не старый. Ему было тридцать с небольшим
лет.
И хотя его центральная нервная система была довольно потрепана бурями
и житейскими треволнениями, однако он был мужчина еще ничего себе. При-
чем у него была выгодная и приятная наружность. И хотя он был блондин,
но блондин все-таки довольно мужественного вида.
К тому же он носил на щеках небольшие итальянские бачки. И от этого
его лицо еще более выигрывало и давало что-то демоническое и смелое, что
заставляло женщин вздрагивать всем корпусом, опускать глаза долу и быст-
ро одергивать свои юбки на коленях.
Вот какие блага и преимущества имел он, когда начал завоевывать свою
жизнь.
Он приехал после военной службы в город и временно поселился в про-
ходной комнате у своего знакомого фотографа Патрикеева, который пустил
его, хотя и по доброте сердечной, однако рассчитывал снять кое-какие
пенки с этого дела. Он записал на пего часть квартирной площади и, кроме
того, ожидал, что Володин иной раз, из чувства живейшей благодарности,
будет принимать посетителей - будет открывать им двери и записывать их-
ние фамилии. Однако Володин не подтвердил этих хозяйственных надежд - он
мотался целые дни напролет невесть где и даже сам в ночное время иной
раз трезвонил и тем самым вносил в дом полное беспокойство и дезоргани-
зацию.
Фотограф Патрикеев очень от этих дел грустил и расстраивал свое здо-
ровье, и даже, иной раз, вскакивая ночью в кальсонах, ужасно как ругал-
ся, называя его прохвостом, золотопогонником и бывшим беспорточным бари-
ном.
Однако Володин не более как через полгода начал всетаки приносить яв-
ную выгоду своему патрону. Правда, под конец, когда он уже съехал с его
квартиры и благополучно женился.
Дело в том, что еще в мелком своем возрасте он имел некоторую склон-
ность и любовь к художественному рисованию. И, будучи абсолютно крошкой,
он любил марать карандашом и красками разные картинки и рисуночки.
И в настоящее время это художественное дарование ему неожиданно при-
годилось.
Сначала шутя, а после более серьезно он стал помогать фотографу Пат-
рикееву, ретушируя ему снимки и пластинки.
Разные приходящие барышни обязательно требовали прилично заснятого
лица, без складок, морщин, угрей и прочих досадных особенностей, кото-
рые, к сожалению, имелись в натуральном человеческом виде.
Эти угри и бутоны Володин зарисовывал карандашом, ловко кладя тени и
просветы на заснягые личности.
В короткое время Володин сделал в этой области изрядный успех и даже
стал подрабатывать себе деньги, сердечно радуясь такому обороту дела.
И, научившись этому хитрому искусству, он понял, что занял в жизни
определенную позицию и что с этой позиции его выбить довольно затрудни-
тельно и даже почти что невозможно. Ибо для этого потребуется уничтоже-
ние всех фотографий, категорическое запрещение жителям сниматься на кар-
точку или же полное отсутствие фотографической бумаги на рынке.
Но, к сожалению, жизнь обернулась так выгодно только после того, как
Володин сделал решительный шаг - он женился на одной гражданке, никак
еще не предполагая, что его искусство даст полную возможность стать на
ноги самостоятельно.
И, живя у фотографа и не имея пока никаких особых перспектив, он ес-
тественным образом кидал взоры на окружающих людей, и в особенности, ко-
нечно, на дам и на женщин, которые могли бы подать ему руку помощи,
дружбы и участия.
И такая дама нашлась и откликнулась на призыв гибнущего человека.
Это была жилица из соседнего дома, Маргарита Васильевна Гопкис.
Она занимала целую квартиру, проживая там совместно со своей младшей
сестрицей Лелей, которая, в свою очередь, была замужем за братом мило-
сердия, товарищем Сыпуновым.
Эти две сестрицы были довольно еще молоденькие, и занимались они по-
шивкой рубашек, кальсон и прочих гражданских предметов.
Они этим занимались в силу необходимости. И не на такую ничтожную
судьбу они рассчитывали, заканчивая до революции свое высшее образование
в женской гимназии.
Получив такое приличное образование, они, естественно, мечтали зажить
достойным образом, выйдя замуж за исключительных мужчин или за профессо-
ров, которые окружили бы ихнюю жизнь роскошью, баловством и красивыми
привычками.
Но жизнь между тем проходила. Бурные годы революции не дозволяли по-
долгу осматриваться и кидать якорь в том месте, в котором желательно.
И вот младшая сестрица Леля, погоревав о превратностях судьбы, выхо-
дит поскорее замуж за Сыпунова, совершенно грубого, небритого субъекта -
брата милосердия, вернее санитара из юродской больницы.
А старшая сестрица, Маргариточка, вздыхая о невозможном, прогоревала
все сроки и к тридцати годам, спохватившись, начала метаться туда и на-
зад, желая заполучить в мужья хотя бы какого-нибудь завалявшегося чело-
вечка.
И вот как раз в ее расставленные сети попадает наш приятель Володин.
Он давно мечтал о более подходящей жизни, о некотором семейном уюте,
о непроходной комнате, о кипящем самоваре и о всех таких житейских вещи-
цах, которые, безусловно, украшают жизнь и дают тихую прелесть мелкобур-
жуазного существования.
И вот тут имелось все это налицо плюс прочное положение и самостоя-
тельный заработок, что было как бы приданым и, несомненно, оживляло
сделку, придавая ей определенный живой интерес.
Конечно, будь это знакомство позже, Володин, имея свои заработки, не
пошел бы так стремительно на этот шаг. Тем более ему совершенно не пра-
вилась Маргарита Гопкис с ее тусклым, однообразным лицом.
Володину нравились и влекли девицы другого порядка - такие с тем-
ненькими усиками на верхней губе. Очень такие веселые, бравурные, быст-
рые в своих движениях, умеющие танцевать, плавать, нырять и болтать вся-
кую чепуху. А его Маргариточка была благодаря профессии малоподвижная и
слишком скромная в своих движениях и действиях.
Но жребий был брошен, и пружина разворачивалась без остановки.
И, проходя теперь мимо соседнего дома, Володин всякий раз останавли-
вался подле ее окон и подолгу разговаривал, беседуя о том и о сем. И,
стоя перед ней в профиль или в три четверти и теребя свои бачки, Володин
говорил разные иносказательные вещи о приличной жизни и о хорошей
судьбе. И из разговоров с ней он определенно понял, что комната в ее
квартире к его услугам, если, конечно, он не остановится на своих наме-
ках.
И он, быстро обмозговав все дело и оглядев более внимательным и тре-
бовательным взором свою даму, с победным криком ринулся в бой.
Так состоялся этот знаменитый брак.
И Володин перебрался в квартиру Гопкис, внеся туда, в общий котел,
свою скромную одинокую подушку и другой жидковатый скарб.
Фотограф Патрикеев провожал Володина, тряс ему руку и советовал не
кидать только что начатого познания в ретушерском деле.
Маргарита Гопкис с досадой махала руками, говоря, что навряд ли Воло-
дину понадобится такое кропотливое занятие.
Итак, Володин вошел в новую жизнь, считая, что произошла довольно вы-
годная комбинация, построенная на точном и правильном расчете.
И он бодро потирал свои руки и мысленно хлопал себя по плечу, говоря:
- Ничего, брат Володин, жизнь и тебе, кажись, начинает улыбаться.
Но это была улыбка не так чтобы слишком веселая.
Слов нет, жизнь нашего Володина переменилась к лучшему. Из проходной,
неуютной комнаты он переехал в дивную спальню с разными этажерками, по-
душками и статуэтками.
Кроме того, питаясь раньше плохо и скромно всякими огрызками и требу-
хой, он и тут остался в крупном выигрыше. Он кушал теперь разные поря-
дочные блюда - супы, мясо, фрикадельки, помидоры и так далее. Кроме то-
го, раз в неделю, вместе со всей семьей, он пил какао, удивляясь и вос-
торгаясь этому жирному напитку, вкус которого он позабыл за восемь-де-
вять лет своей походной и неуютной жизни. Однако Володин не был на со-
держании у своей законной жены.
Не переставая работать на поприще фотографии, он сделал крупные успе-
хи и стал получать за свою работу не только благодарность, но и, так
сказать, живые деньги.
Хорошая, свежая пища дозволяла Володину с особенным вдохновением ки-
даться на работу. И, не имея особого счастья со своей молодой супругой,
он уходил в силу этого в работу. И эту работу исполнял до того тонко и
художественно, что все снятые физиономии выходили у него теперь совер-
шенно ангельскими и ихние живые владельцы искренне удивлялись такой
счастливой неожиданности и снимались все более и более охотно, не жалея
никаких денег и засылая, кроме того, в фотографию все новых и новых кли-
ентов.
Фотограф Патрикеев чрезвычайно дорожил теперь своим работником и де-
лал ему надбавку всякий раз, когда клиенты особенно восторгались худо-
жественным исполнением.
Вот тут Володин и почувствовал под ногами почву и понял, что теперь
его немыслимо согнать с занятой позиции.
И он начал полнеть, округляться и приобретать спокойно-независимый
вид. Его не стало развозить, а просто его организм начал мудро запа-
саться жирами и витаминами на черный день и на всякий случай.
Конечно, особого спокойствия и довольствия Володин не имел.
Покушав вволю, и побеседовав с женой на хозяйственные темы, и заказав
ей обед на завтра, он оставался в печальном одиночестве, искренне горюя,
что у него нету особой нежной привязанности к молодой супруге, той при-
вязанности, которая достойно украшает жизнь и делает всякую обыденную
собачью ерунду событием и красивой подробностью счастливой жизни. И,
имея такие мысли, Володин надевал свою шляпу и выходил на улицу, конеч-
но, предварительно побрившись, попудрив свой элегантный нос и подровняв
свои итальянские бачки.
Он шел по улицам и посматривал на проходящих женщин, живо интересу-
ясь, какие они, как они ходят и какие у них лица и мордочки. Он останав-
ливался, смотрел вслед и насвистывал какой-нибудь особенный мотивчик.
Так незаметно проходило время. Проходили дни, недели, месяцы. Так не-
заметно прошло три года. Молодая супруга Маргарита Гопкис буквально не
могла налюбоваться на своею выдающегося супруга.
Она работала все равно как слон, буквально не разгибая спины, желая
