ным образом ругался и даже грозил при случае набить Былинкину морду. И
когда Былинкин складывал свое добро на телегу, дьякон стоял у окна и
громко искусственно хохотал, желая этим показать полное свое равнодушие
к отъезду.
Дьяконица же выбегала время от времени во двор и, кидая на телегу ка-
кую-нибудь вещь, кричала:
- Скатертью дорожка. Камнем в воду. Не задерживаем.
Собравшаяся публика и соседи с удовольствием хохотали, прозрачно на-
мекая на ихние будто бы любовные отношения. Об этом автор не берется ут-
верждать. Не знает. Да и не желает заводить излишних сплетен в изящной
литературе.
Комната Былинкину, Василию Васильевичу, была сдана без всякой корысти
и даже без особой на то нужды. Вернее, старуха Дарья Васильевна Рундуко-
ва побаивалась, как бы из-за жилищного кризиса ихнюю квартирку не уплот-
нили бы вселением какого-нибудь грубого и лишнего элемента.
Былинкин этим обстоятельством несколько даже воспользовался. И, про-
ходя мимо беккеровского рояля, сердито покосился на него и с неудо-
вольствием заметил, что этот инструмент, вообще говоря, лишнее и что сам
он, Былинкин, человек тихий и потрясенный жизнью, побывавший на двух
фронтах и обстрелянный артиллерией, не может переносить лишних мещанских
звуков.
Старуха обиженно сказала, что у них сорок лет стоит этот рояльчик и
для былинкинских прихотей не могут они его сломать или выдернуть из пего
струны и педали, и тем более что Лизочка Рундукова обучается игре на
инструменте и, может быть, это у ней основная цель к жизни.
Былинкин сердито отмахнулся от старухи, заявив, что это он говорит в
форме деликатной просьбы, а отнюдь но в виде строгого приказания.
На что старуха, крайне обидевшись, расплакалась и чуть было вовсе не
отказала от комнаты, если б не подумала о возможности вселения со сторо-
ны.
Былинкин переехал утром и до вечера кряхтел в своей комнате, устанав-
ливая и прибирая все по своему столичному вкусу.
Два или три дня прошли тихо и без особых перемен. Былинкин ходил на
службу, возвращался поздно и долго ходил по комнате, шаркая войлочными
туфлями.
Вечером жевал что-то и наконец засыпал, слегка похрапывая и вереща
носом.
Лизочка Рундукова эти два дня ходила несколько притихшая и много раз
расспрашивала свою мамашу, а также и Мишку Рундукова о том, какой это
Былинкин на ихний взгляд, курит ли трубку и имел ли он в своей жизни ка-
кое-нибудь прикосновение к морскому комиссариату.
Наконец на третий день она и сама увидела Былинкина.
Это было рано утром. Былинкин по обыкновению собирался на службу.
Он шел по коридору в ночной рубашке с расстегнутым воротом. Помочи от
штанов болтались позади, развеваясь в разные стороны. Он шел медленно,
держа в одной руке полотенце и душистое мыло. Другой рукой он приглажи-
вал встрепанные за ночь волосы.
Она стояла в кухне по своим домашним делам, раздувая самовар или на-
щепывая от сухого полена лучину.
Она тихо вскрикнула, увидев его, и бросилась в сторону, стыдясь свое-
го неприбранного утреннего туалета.
А Былинкин, стоя в дверях, разглядывал барышню с некоторым изумлением
и восторгом.
И верно: в то утро она была очень хороша.
Эта юная свежесть слегка заспанного лица. Этот небрежный поток бело-
курых волос. Слегка приподнятый кверху носик. И светлые глаза. И не-
большая по высоте, но полненькая фигура. Все это было в ней необыкновен-
но привлекательно.
В ней была та очаровательная небрежность и, пожалуй, даже неряшли-
вость той русской женщины, которая вскакивает поутру с постели и, немы-
тая, в войлочных туфлях на босу ногу, возится по хозяйству.
Автору, пожалуй, даже нравятся такие женщины. Он ничего не имеет про-
тив таких женщин.
В сущности, нет ничего в них хорошего, в этих полных, с ленивым
взглядом женщинах. Нет в них ни живости, ни яркости темперамента, ни,
наконец, кокетливости позы. Так - мало двигается, в мягких туфлях, неп-
ричесанная... Вообще говоря, пожалуй, даже противно. Но вот подите ж!
И странная вещь, читатель!
Такая какая-нибудь кукольная дамочка, так сказать - измышление буржу-
азной западной культуры, совсем не по душе автору. Этакая прическа у
ней, черт ее знает, какая греческая - дотронуться нельзя. А дотронешься
- криков и скандалов не оберешься. Этакое платье ненастоящее - опять не
дотронься. Или порвешь, или запачкаешь. Скажите: кому это нужно? В чем
тут прелесть и радость существования?
Наша, например, как сядет, так вполне видишь, что сидит, а не на бу-
лавке пришпилена, как иная. А та - как на булавке. Кому это надо?
Автор многим восхищен в иноземной культуре, однако относительно жен-
щин автор остается при своем национальном мнении.
Былинкину тоже, видимо, нравились такие женщины.
Во всяком случае, он стоял теперь перед Лизочкой Рундуковой и, слегка
раскрыв рот от восторга и не прибрав даже висящие подтяжки, смотрел на
нее с радостным изумлением.
Но это длилось одну минуту.
Лизочка Рундукова, тихо ахнув и заметавшись по кухне, вышла прочь, на
ходу поправляя свой туалет и спутанные волосы.
К вечеру, когда Былинкин вернулся со службы, он медленно прошел в
свою комнату, рассчитывая встретить в коридоре Лизочку.
Но не встретил.
Тогда попозже, к вечеру, Былинкин пять или шесть раз смотался на кух-
ню и наконец встретил Лизочку Рундукову, которой и поклонился страшно
почтительно и галантно, слегка склонив голову набок и делая руками тот
неопределенный жест, который условно показывает восхищение и чрезвычай-
ную приятность.
Несколько дней таких встреч в коридоре и на кухне значительно их
сблизили.
Былинкин приходил теперь домой и, слушая, как Лизочка играет ка-
кой-нибудь трамблям на рояле, упрашивал ее изобразить еще и еще что-ни-
будь душещипательное.
И она играла какой-нибудь собачий вальс или шимми я или брала нес-
колько бравурных аккордов второй или третьей, а может даже, черт их раз-
берет, и четвертой рапсодии Листа.
И он, Былинкин, дважды побывавший на всех фронтах и обстрелянный тя-
желой артиллерией, как бы впервые слушал эти дребезжащие звуки бекке-
ровского рояля. И, сидя в своей комнате, мечтательно откидывался на
спинку кресла, думая о прелестях человеческого существования.
Очень роскошная жизнь началась у Мишки Рундукова. Былинкин дважды да-
вал ему по гривеннику и один раз пятиалтынный, прося Мишку тихонько
свистеть в пальцы, когда старуха у себя на кухне и Лизочка одна в комна-
те.
Зачем это понадобилось Былинкину, автору крайне неясно. Старуха с со-
вершенным восторгом смотрела на влюбленных, рассчитывая не позднее осени
повенчать их и сбыть Лизочку с рук.
Мишка Рундуков также не разбирался в психологических тонкостях Былин-
кина и самосильно свистал раз по шесть в день, приглашая Былинкина заг-
лянуть то в ту, то в другую комнату.
И Былинкин входил в комнату, садился подле Лизочки, перекидывался с
ней сначала незначительными фразами, потом просил сыграть на инструменте
какую-нибудь наиболее ее любимую вещь. И там, у рояля, когда Лизочка пе-
реставала играть, Былинкин клал свои узловатые пальцы, пальцы философски
настроенного человека, прожженного жизнью и обстрелянного тяжелой артил-
лерией, на Лизочкины белые руки и просил барышню рассказать о ее жизни,
живо интересуясь подробностями ее прежнего существования.
Иногда же спрашивал, чувствовала ли она когда-нибудь трепет настоя-
щей, истинной любви, или это у нее в первый раз.
И барышня загадочно улыбалась и, тихо перебирая рояльные клавиши, го-
ворила:
- Не знаю...
Они страстно и мечтательно полюбили друг друга.
Они не могли видеться без слез и трепета.
И, встречаясь, всякий раз испытывали все новый и новый прилив востор-
женной радости.
Былинкин, впрочем, с некоторым даже испугом вглядывался в себя и с
изумлением думал, что он, дважды побывавший на всех фронтах и с необык-
новенной трудностью заработавший себе право существования, с легкостью
бы теперь отдал свою жизнь за один ничтожный каприз этой довольно ми-
ленькой барышни.
И, перебирая в своей памяти тех женщин, которые прошли в его жизни, и
даже последнюю, дьяконицу, с которой у него таки был роман (автор совер-
шенно в этом уверен), Былинкин с уверенностью думал, что только теперь,
на тридцать втором году, он узнал истинную любовь и подлинный трепет
чувства.
Распирали ли Былинкина его жизненные соки или же у человека бывает
предрасположение и склонность к отвлеченным романтическим чувствам - по-
ка остается тайной природы.
Так или иначе, Былинкин видел, что он иной теперь человек, чем был
раньше, и что кровь у него изменилась в своем составе, и что вся жизнь -
смешна и ничтожна перед столь необычайной силой любви.
И Былинкин, этот слегка циник и прожженный жизнью человек, оглушенный
снарядами и видевший не раз лицом к лицу смерть, этот жуткий Былинкин
слегка ударился даже в поэзию, написав с десяток различных стихотворений
и одну балладу.
Автор незнаком с его стишками, но одно стихотворение, под заглавием:
"К ней и к этой", посланное Былинкиным в "Диктатуру труда" и не принятое
редакцией как несозвучное социалистической эпохе, случайно и благодаря
любезности технического секретаря, Ивана Абрамовича Кранца, сделалось
известным автору.
У автора особое мнение насчет стишков и любительской поэзии, и поэто-
му автор не будет утруждать читателей и наборщиков целым и довольно
длинным стихом. Автор предлагает вниманию наборщиков только пару послед-
них, наиболее звучных строф:
Девизом сердца своего,
Любовь прогрессом называл.
И только образ твоего
Изящного лица внимал.
Ах, Лиза, это я
Сгорел, как пепел, от огня
Тому подобного знакомства.
С точки зрения формального метода, стишки эти как будто и ничего се-
бе. Но вообще же стишки - довольно паршивые стишки и действительно не-
созвучны и несоритмичные эпохой.
В дальнейшем Былинкин не увлекался поэзией и не пошел по тяжкому пути
поэта. Былинкин, всегда несколько склонный к американизму, забросил
вскоре свои литературные достижения, без сожаления закопал талант в зем-
лю и стал жить по-прежнему, не проектируя своих безумных идей на бумагу.
Былинкин и Лизочка, встречаясь теперь по вечерам, уходили из дому и
до ночи бродили по опустевшим улицам и бульварам. Иногда спускались к
реке и сидели над песчаным обрывом, с глубокой и молчаливой радостью
следя за быстрой водой реки Козявки. Иногда же, взяв друг друга за руки,
тихо ахали, восторгаясь необычайными красотами природы или легкой воз-
душной тучкой, пробегавшей по небу.
Все это было им ново, очаровательно, и, главное, казалось, что видят
они все в первый раз.
Иногда влюбленные уходили за город и шли к лесу. А там, взявшись за
пальцы, ходили разомлевшие и, останавливаясь перед какой-нибудь сосной
или елкой, смотрели на нее с изумлением, искренне удивляясь причудливой
и смелой игре природы, выкинувшей из-под земли столь нужное для человека
дерево.
И тогда Василий Былинкин, потрясенный необычайностью существования на
земле и удивительными ее законами, падал от избытка чувств на колени пе-
ред барышней и целовал землю вокруг ее ног.
А кругом-то луна, кругом таинственность ночи, трава, светлячки чири-
кают, лес молчаливый, лягушки и букашки. Кругом этакая сладость и уми-
ротворение в воздухе. Кругом та радость простого существования, от кото-
рой автор не хочет еще до конца отказаться и поэтому ни под каким видом
не может признать себя лишней фигурой на фоне восходящей жизни.
Так вот, Былинкин с Лизочкой наиболее любили эти свои прогулки за го-
род.
Но в одну из таких прелестных прогулок, видимо сырой ночью, неосто-
рожный Былинкин простудился и слег.
У него открылась болезнь вроде свинки. Или, как врачи называют, - за-
