Ивановича Котофеева.
А впрочем, и рассказывать нечего.
Тихо и покойно текла его жизнь.
И если всю эту жизнь разбить на какие-то периоды, то вся жизнь распа-
дется на пять или шесть небольших частей.
Вот Борис Иванович, окончив реальное училище, вступает в жизнь. Вот
он музыкант. В оркестре играет.
Вот его роман с хористкой. Женитьба на своей хозяйке.
Война. Потом революция. А перед этим - пожар местечка.
Все было просто и понятно. И ничего не вызывало никакого сомнения. А
главное, все это казалось не случайным. Все это казалось таким, как
должно быть и как это бывает у людей, согласно, так сказать, начертанию
истории.
Даже революция, сначала крайне смутившая Бориса Ивановича, после ока-
залась простой и ясной в своей твердой установке на определенные, отлич-
ные и вполне реальные идеи.
А все остальное - выбор профессии, дружба, женитьба, война - все это
представлялось не случайной игрой судьбы, а чем-то необычайно солидным,
твердым и безоговорочным.
Единственно, пожалуй, любовное приключение несколько разбивало строй-
ную систему крепкой и не случайной жизни. Здесь дело обстояло несколько
сложней.
Тут Борис Иванович допускал, что это был случайный эпизод, который
мог бы и не быть в его жизни. Дело в том, что Борис Иванович Котофеев в
начале своей музыкальной карьеры сошелся с хористкой из городского теат-
ра. Это была юная опрятная блондинка с неопределенными светлыми глазами.
Сам Борис Иванович был довольно красивый еще, двадцатидвухлетний юно-
ша. Единственно, пожалуй, несколько портила его отвисшая нижняя челюсть.
Она придавала лицу скучное, растерянное выражение. Однако пышные стоячие
усики в достаточной мере скрадывали досадный выступ.
Как началась эта любовь - не вполне известно. Борис Иванович сидел
постоянно в глубине оркестра и в первые годы, из боязни ударить в
инструмент не вовремя, положительно не спускал глаз с дирижера. И когда
он успел перемигнуться с хористкой - так и осталось невыясненным.
Впрочем, в те годы Борис Иванович пользовался жизнью полностью. Он
жуировал, ходил вечерами по городскому бульвару и даже посещал танце-
вальные вечера, на которых иногда с голубым распорядительским бантом ба-
бочкой порхал по залу, дирижируя танцами.
Очень возможно, что знакомство как раз и началось на каком-нибудь ве-
чере.
Во всяком случае, знакомство это Борису Ивановичу счастья не принес-
ло. Роман начался удачно. Борис Иванович построил даже план своей
дальнейшей жизни совместно с этой миленькой и симпатичной женщиной. Но
через месяц неожиданно блондинка покинула его, едко посмеявшись над его
неудачной челюстью.
Борис Иванович, несколько сконфуженный этим обстоятельством и таким
легким уходом любимой женщины, решил после недолгого раздумья сменить
свою жизнь провинциального льва и отчаянного любовника на более покойное
существование. Он не любил, когда что-нибудь происходило случайное и та-
кое, что могло измениться.
Вот тогда-то Борис Иванович и переехал за город, сняв за небольшую
плату теплую комнату со столом.
И там он женился на своей квартирной хозяйке. И этот брак с домом,
хозяйством и размеренной жизнью вполне утешил его встревоженное сердце.
Через год после брака произошел пожар.
Огонь уничтожил почти половину местечка.
Борис Иванович, обливаясь потом, самолично вытаскивал из дому мебель
и перины и складывал все в кустах.
Однако дом не сгорел. Только полопались стекла и облупилась краска.
И уже утром Борис Иванович, веселый и сияющий, втаскивал назад свой
скарб.
Это надолго оставило след. Борис Иванович несколько лет подряд делил-
ся своими переживаниями со знакомыми и соседями. Но и это сейчас стер-
лось.
И вот, если закрыть глаза и подумать о прошлом, то все: и пожар, и
женитьба, и революция, и музыка, и голубой распорядительский бант на
груди - все это стерлось, все слилось в одну сплошную, ровную линию.
Даже любовное событие стерлось и превратилось в какое-то досадное
воспоминание, в скучный анекдот о том, как хористка просила подарить ей
сумочку из лакированной кожи, и о том, как Борис Иванович, откладывая по
рублю, собирал нужную сумму.
Так жил человек.
Так жил он до тридцати семи лет, вплоть до того момента, до того иск-
лючительного происшествия в его жизни, за которое он был по суду оштра-
фован на двадцать пять рублей. Вплоть до этого самого приключения, ради
которого автор, собственно, и рискнул испортить несколько листов бумаги
и осушить небольшой пузырек чернил.
Итак, Борис Иванович Котофеев прожил до тридцати семи лет. Очень ве-
роятно, что он еще будет жить очень долго. Человек он очень здоровый,
крепкий и с широкой костью. А что прихрамывает Борис Иванович слегка,
чуть заметно, то это еще при царском режиме он стер свою ногу.
Однако нога жить не мешала, и жил Борис Иванович ровно и хорошо. Все
было ему по плечу. И никогда и ни в чем сомнений не было. И вдруг в са-
мые последние годы Борис Иванович стал задумываться. Ему вдруг показа-
лось, что жизнь не так уж тверда в своем величии, как это рисовалось ему
раньше.
Он всегда боялся случайности и старался этого избегать, но тут ему
показалось, что жизнь как раз и наполнена этой случайностью. И даже мно-
гие события из его жизни показались ему случайными, возникшими от вздор-
ных и пустых причин, которых могло и не быть.
Эти мысли взволновали и устрашили Бориса Ивановича.
Борис Иванович раз даже завел об этом речь в кругу своих близких при-
ятелей.
Это было на его собственных именинах.
- Странно все, господа, - сказал Борис Иванович. - Все как-то, знае-
те, случайно в нашей жизни. Все, я говорю, на случае основано... Женился
я, скажем, на Луше... Я не к тому говорю, что недоволен или что-нибудь
вообще. Но случайно же это. Мог бы я вовсе не здесь комнату снять. Я
случайно на эту улицу зашел... Значит, что же это выходит? Случай?
Приятели криво усмехались, ожидая семейного столкновения. Однако
столкновения не последовало. Лукерья Петровна, соблюдая настоящий тон,
вышла только демонстративно из комнаты, выдула ковшик холодной воды и
снова вернулась к столу свеженькая и веселенькая. Зато ночью устроила
столь грандиозный скандал, что сбежавшиеся соседи пытались вызвать по-
жарную часть для ликвидации семейных распрей.
Однако и после скандала Борис Иванович, лежа с открытыми глазами на
диване, продолжал обдумывать свою мысль. Он думал о том, что не только
его женитьба, но, может, и игра на треугольнике и вообще все его призва-
ние - просто случай, простое стечение житейских обстоятельств.
"А если случай, - думал Борис Иванович, - значит, все на свете неп-
рочно. Значит, нету какой-то твердости. Значит, все завтра же может из-
мениться".
У автора нет охоты доказывать правильность вздорных мыслей Бориса
Ивановича. Но на первый взгляд действительно все в нашей уважаемой жизни
кажется отчасти случайным. И случайное наше рождение, и случайное су-
ществование, составленное из случайных обстоятельств, и случайная
смерть. Все это заставляет и впрямь подумать о том, что на земле нет од-
ного строгого, твердого закона, охраняющего нашу жизнь.
А в самом деле, какой может быть строгий закон, когда все меняется на
наших глазах, все колеблется, начиная от самых величайших вещей до ми-
зернейших человеческих измышлений.
Скажем, многие поколения и даже целые замечательные народы воспитыва-
лись на том, что бог существует.
А теперь мало-мальски способный философ с необычайной легкостью, од-
ним росчерком пера, доказывает обратное.
Или наука. Уж тут-то все казалось ужасно убедительным и верным, а ог-
лянитесь назад - все неверно, и все по временам меняется, от вращения
Земли до какой-нибудь там теории относительности и вероятности.
Автор - человек без высшего образования, в точных хронологических да-
тах и собственных именах туговато разбирается и поэтому не берется впус-
тую доказывать.
Тем более что об этом Борис Иванович Котофеев вряд ли, конечно, ду-
мал. Был он хотя и неглупый человек со средним образованием, но не нас-
только уж развит, как некоторые литераторы.
И все-таки он и то заметил какой-то хитрый подвох в жизни. И даже
стал с некоторых пор побаиваться за твердость своей судьбы.
Но однажды его сомнение разгорелось в пламя.
Однажды, возвращаясь домой по Заднему проспекту, Борис Иванович Кото-
феев столкнулся с какой-то темной фигурой в шляпе.
Фигура остановилась перед Борисом Ивановичем и худым голосом попроси-
ла об одолжении.
Борис Иванович сунул руку в карман, вынул какуюто мелочишку и подал
нищему. И вдруг посмотрел на него.
А тот сконфузился и прикрыл рукой свое горло, будто извиняясь, что на
горле нет ни воротничка, ни галстука.
Потом, тем же худым голосом, нищий сказал, что он - бывший помещик и
что когда-то он и сам горстями подавал нищим серебро, а теперь он при-
нужден и сам просить об одолжении, поскольку революция отобрала его име-
ние.
Борис Иванович принялся расспрашивать нищего, интересуясь подробнос-
тями его прошлой жизни.
- Да что ж, - сказал нищий, польщенный вниманием. - Был я ужасно ка-
кой богатый помещик, деньги куры у меня не клевали, а теперь, как види-
те, в нищете, в худобе, и жрать нечего. Все, гражданин хороший, меняется
в жизни в свое время.
Дав нищему еще монету, Борис Иванович тихонько пошел к дому. Ему не
было жаль нищего, но какое-то неясное беспокойство овладело им.
- Все в жизни меняется в свое время, - бормотал добрейший Борис Ива-
нович, возвращаясь домой.
Дома Борис Иванович рассказал своей жене, Лукерье Петровне, об этой
встрече, причем несколько сгустил краски и прибавил от себя кой-какие
подробности, например, как этот помещик кидался золотом в нищих и даже
разбивал им носы тяжеловесными монетами.
- Ну, и что ж, - сказала жена. - Ну, жил хорошо, теперь - плохо. В
этом нет ничего ужасно удивительного. Вот недалеко ходить - сосед наш
тоже чересчур бедствует.
И Лукерья Петровна стала рассказывать, как бывший учитель чистописа-
ния Иван Семеныч Кушаков остался ни при чем в своей жизни. А жил тоже
хорошо и даже сигары курил.
Котофеев как-то близко принял к сердцу и этого учителя. Он стал
расспрашивать жену, почему и отчего тот впал в бедность.
Борис Иванович захотел даже увидеть этого учителя. Захотел немедленно
принять самое горячее участие в его плохой жизни. И он стал просить свою
жену, Лукерью Петровну, чтобы та сходила поскорей за учителем, привела
бы его и напоила чаем.
Для порядку побранившись и назвав мужа "вахлаком", Лукерья Петровна
все же накинула косынку и побежала за учителем, снедаемая крайним любо-
пытством.
Учитель, Иван Семенович Кушаков, пришел почти немедленно.
Это был седоватый, сухонький старичок в длинном худом сюртуке, без
жилета. Грязная рубашка без воротника выпирала на груди комком. И мед-
ная, желтая, ужасно яркая запонка выдавалась как-то далеко вперед своей
пупочкой.
Седоватая щетина на щеках учителя чистописания была давно небрита и
росла кустиками.
Учитель вошел в комнату, потирая руки и на ходу прожевывая что-то. Он
степенно, но почти весело поклонился Котофееву и зачем-то подмигнул ему
глазом.
Потом присел к столу и, пододвинув тарелку с ситником с изюмом, при-
нялся жевать, тихо усмехаясь себе под нос.
Когда учитель поел, Борис Иванович с жадным любопытством стал
расспрашивать о прежней его жизни и о том, как и почему он так опустился
и ходит без воротничка, в грязной рубашке и с одной голой запонкой.
Учитель, потирая руки и весело, но ехидно подмигивая, стал говорить,
что он действительно неплохо жил и даже сигары курил, но с изменением
потребностей в чистописании предмет этот был исключен из программы.
- А я с этим свыкся уж, - сказал учитель, - привык. И на жизнь не жа-
