ху... Конечно, это не без того, - будут случаться такие ничтожные непри-
ятности в мелком повседневном плане.
А остальная-то жизнь, наверное, будет превосходна и замечательна.
Может быть, даже денег не будет. Может быть, все будет бесплатно, да-
ром. Скажем, даром будут навязывать какие-нибудь шубы или кашне в Гости-
ном дворе.
- Возьмите, - скажут, - у нас, гражданин, отличную шубу.
А ты мимо пойдешь. И сердце не забьется.
- Да нет, - скажешь, - уважаемые товарищи. На черта мне сдалась ваша
шуба. У меня их шесть.
Ах, черт! До чего веселой и привлекательной рисуется автору будущая
жизнь!
Но тут стоит призадуматься. Ведь если выкинуть из жизни какие-то де-
нежные счеты и корыстные мотивы, то в какие же удивительные формы
выльется сама жизнь! Какие же отличные качества приобретут человеческие
отношения! И, например, любовь. Каким небось пышным цветом расцветет это
изящнейшее чувство!
Ах ты, какая будет жизнь, какая жизнь! С какой сладкой радостью дума-
ет о ней автор, даже вчуже, даже без малейшей гарантии застать ее. Но
вот - любовь.
Об этом должна быть особая речь. Ведь многие ученые и другие люди во-
обще склонны понижать это чувство. Позвольте, говорят, какая любовь? Не-
ту никакой любви. И никогда и не было. И вообще, мол, это заурядный акт
того же гражданского состояния, ну, например, вроде похорон.
Вот с этим автор не может согласиться.
Автор не хочет исповедоваться перед случайным читателем и не хочет
некоторым, особо неприятным автору критикам открывать своей интимной
жизни, но все же, разбираясь в ней, автор вспоминает одну девицу в дни
своей юности. Этакое было у ней глупое белое личико, ручки, жалкие пле-
чики. А в какой телячий восторг впадал автор! Какие чувствительные мину-
ты переживал автор, когда от избытка всевозможных благородных чувств па-
дал на колени и, как дурак, целовал землю.
Теперь, когда прошло пятнадцать лет и автор слегка седеет от различ-
ных болезней, и от жизненных потрясений, и от забот, когда автор просто
не хочет врать и не для чего ему врать, когда, наконец, автор желает
увидеть жизнь как она есть, без всякой лжи и украшений, - он, не боясь
показаться смешным человеком из прошлого столетия, все же утверждает,
что в ученых и общественных кругах сильно на этот счет ошибаются.
На эти строчки о любви автор уже предвидит ряд жестоких отповедей со
стороны общественных деятелей.
- Это, - скажут, - товарищ, не пример - собственная ваша фигура. Что
вы, скажут, в нос тычете свои любовные шашни? Ваша, скажут, персона не
созвучна эпохе и вообще случайно дожила до теперешних дней.
- Видали? Случайно! То есть" дозвольте вас спросить, как это случай-
но? Что ж, прикажете под трамвай ложиться?
- Да это как вам угодно, - скажут. - Под трамвай или с моста, а
только существование ваше ни на чем не обосновано. Посмотрите, скажут,
на простых, неискушенных людей, и вы увидите, как иначе они рассуждают.
Ха!.. Прости, читатель, за ничтожный смех. Недавно автор вычитал в
"Правде" о том, как один мелкий кустарь, парикмахерский ученик, из рев-
ности нос откусил одной гражданке.
Это что - не любовь? Это, по-вашему, жук нагадил?
Это, по-вашему, нос откушен для вкусовых ощущений?
Ну и черт с вами! Автор не желает расстраиваться и портить себе
кровь. Ему надобно еще закончить повесть, съездить в Москву и сделать,
кроме того, несколько неприятных автору визитов к кое-каким литературным
критикам, попросив их не торопиться с написанием критических статей и
рецензий на эту повесть.
Итак, любовь.
Пущай об этом изящном чувстве каждый думает как хочет. Автор же,
признавая собственное ничтожество и неспособность к жизни, даже, черт с
вами, пущай трамвай впереди, - автор все же остается при своем мнении.
Автор только хочет рассказать читателю об одном мелком любовном эпи-
зоде, случившемся на фоне теперешних дней. Опять, скажут, мелкие эпизо-
ды? Опять, скажут, мелочи в двухрублевой книге? Да что вы, скажут, очу-
мели, молодой человек? Да кому, скажут, это нужно в космическом масшта-
бе?
Автор честно и открыто просит:
- Не мешайте, товарищи! Дайте человеку высказаться хотя бы в порядке
дискуссии!..
Фу! Трудно до чего писать в литературе!
Потом весь изойдешь, пока продерешься через непроходимые дебри.
И ради чего? Ради какой-то любовной истории гражданина Былинкина. Ав-
тору он не сват и не брат. Автор у него в долг не занимал. И идеологией
с ним не связан. Да уж если говорить правду, то автору он глубоко без-
различен. И расписывать его сильными красками автору нет охоты. К тому
же автор не слишком-то помнит лицо этого Былинкина, Василия Васильевича.
Что касается других лиц, участвующих так или иначе в этой истории, то
и другие лица тоже прошли перед взором автора малозамеченные. Разве что
Лизочка Рундукова, которую автор запомнил по причинам совершенно особен-
ным и, так сказать, субъективным.
Уже Мишка Рундуков, братишка ее, менее запомнился. Это был парнишка
крайне нахальный и задира. Наружностью своей он был этакий белобры-
сенький и слегка мордастый.
Да о наружности его автору тоже нет охоты распространяться. Возраст у
парнишки переходный. Опишешь его, а он, сукин сын, подрастет к моменту
выхода книги, и там разбирайся - какой это Мишка Рундуков. И откуда у
него усы взялись, когда у него и усов-то не было в момент описания собы-
тий.
Что же касается самой старухи, так сказать, мамаши Рундуковой, то чи-
татель и сам вряд ли выразит претензию, ежели мы старушку и вовсе обой-
дем в своем описании. Тем более что старушек вообще трудновато художест-
венно описывать. Старушка и старушка. А пес ее разберет, какая эта ста-
рушка. Да и кому это нужно описание, скажем, ее носа? Нос и нос. И от
подробного его описания читателю не легче будет жить на свете.
Конечно, автор не взялся бы писать художественные повести, если бы
были у него только такие скудные и ничтожные сведения о героях. Сведений
у автора хватает.
Например, автору очень живо рисуется вся ихняя жизнь. Ихний небольшой
рундуковский домишко. Этакий темненький, в один этаж. На фасаде - номер
двадцать два. Повыше на досочке багор нарисован. На предмет пожара. Кому
что тащить. Рундуковой, значит, багор тащить. А только есть ли у них ба-
гор? Ох, небось нету!.. Ну, да не дело художественной литературы разби-
раться и обращать на это внимание уездной администрации.
А вся внутренность ихнего домика и, так сказать, вещественное его
оформление в смысле мебели тоже достаточно рельефно вырисовываются в па-
мяти автора... Три комнаты небольшие. Пол кривой. Рояль Беккера. Этакий
жуткий рояль. Но играть на нем можно. Кой-какая мебелишка. Диван. Кошка
или кот на диване. На подзеркальнике часишки под колпаком. Колпак
пыльный. А само зеркало мутное - морду врет. Сундук огромный. Нафталином
и дохлыми мухами от него пахнет.
Скучно небось было бы жить в этих комнатах столичным гражданам!
Скучно небось столичному гражданину и в ихнюю кухню войти, где мокрое
белье на бечевке развешано.
И у плиты старуха продукты стряпает. Картошку, например, чистит. Ше-
луха лентой из-под ножа свивается.
Только пущай не думает читатель, что автор описывает эти мелкие мело-
чи с любовью и восхищением. Нету!
Нету в этих мелких воспоминаниях ни сладости, ни романтизма. Знает
автор и эти домики и эти кухни. Заходил. И жил в них. И может, и сейчас
живет. Ничего в этом нету хорошего, так - жалкая жалость. Ну, войдешь в
эту кухню - и ведь непременно мордой в мокрое белье угодишь. Да еще спа-
сибо, ежели в благородную часть туалета, а то в мокрый чулок какой-ни-
будь, прости господи!
Противно же мордой в чулок! Ну его к черту! Такая гадость.
А по причинам, не касающимся художественной литературы, автору прихо-
дилось несколько раз бывать у Рундуковых. И автор всегда удивлялся, как
это в такой прели и мелкоте жила такая выдающаяся барышня, такой, можно
сказать, ландыш и настурция, как Лизочка Рундукова.
Автору всегда было очень-очень жаль эту миловидную барышню. О ней бу-
дем в свое время длинно и обстоятельно говорить, пока же автор принужден
рассказать кое-что о гражданине Василии Васильевиче Былинкине.
О том, какой это человек. Откуда он взялся. И благонадежен ли он по-
литически. И какое отношение он имеет к уважаемым Рундуковым. И не
родственник ли он им.
Нет, он не родственник. Он просто случайно и на время замешался в их-
нюю жизнь.
Автор уже предупреждал читателя, что физиономия этого Былинкина ему
не слишком запомнилась. Хотя вместе с тем автор, закрывая глаза, видит
его как живого.
Этот Былинкин ходил всегда медленно, даже вдумчиво.
Руки держал позади. Ужасно часто моргал ресницами.
И фигуру имел несколько сутулую, видимо придавленную житейскими обс-
тоятельствами. Каблуки же Былинкин снашивал внутрь до самых задников.
Что касается образования, то на вид образование было не ниже четырех
классов старой гимназии.
Социальное происхождение - неизвестно.
Приехал человек из Москвы в самый разгар революции и о себе не расп-
ространялся.
А зачем приехал - тоже неясно. Сытее, что ли, в провинции показалось?
Или не сиделось ему на одном месте и влекли его, так сказать, неведомые
дали и приключения? Черт его разберет! Во всякую психологию не влезешь.
Но скорей всего в провинции сытней показалось. Потому - первое время
ходил человек по базару и с аппетитом посматривал на свежие хлебы и на
горы всевозможных продуктов.
Но, между прочим, как он кормился - для автора неясная тайна. Может,
он даже и руку протягивал. А может, и пробки собирал от минеральных и
фруктовых вод. И продавал после. Были и такие отчаянные спекулянты в го-
роде.
Только, видимо, жил человек худо. Весь сносился и волосы стал терять.
И ходил робко, оглядываясь по сторонам и волоча ноги. Даже глазами пе-
рестал моргать и смотрел неподвижно и скучно.
А после, по невыясненной причине, в гору пошел. И к моменту разыграв-
шейся нашей любовной истории имел Былинкин прочное социальное положение,
государственную службу и оклад по седьмому разряду плюс за нагрузку.
И к этому моменту Былинкин уже несколько округлился в своей фигуре,
влил, так сказать, в себя снова потерянные жизненные соки и снова
по-прежнему часто и развязно моргал глазами.
И ходил по улице тяжеловатой походкой человека, насквозь прожженного
жизнью, и имеющего право жить, и знающего себе полную цену.
И действительно, к моменту развернувшихся событий был он мужчина хоть
куда в свои неполные тридцать два года.
Он много и часто гулял по улицам и, размахивая палкой, сбивал по до-
роге цветы, или траву, или даже листья. Иногда присаживался на скамейку
бульвара и бодро дышал полной грудью, счастливо улыбаясь.
О чем он думал и какие исключительные идеи осеняли его голову - нико-
му не известно. Может, он и ни о чем не думал. Может, он просто прони-
кался восторгом своего законного существования. Или скорей всего думал,
что ему совершенно необходимо переменить квартиру.
И в самом деле: он жил у Волосатова, у дьякона живой церкви, и, в си-
лу своего служебного положения, весьма беспокоился жить у лица, столь
политически запачканного.
Он много раз спрашивал, не знает ли кто, ради бога, какой-нибудь но-
вой квартиренки или комнаты, так как он не в силах более жить у служите-
ля определенного культа.
И наконец кто-то по доброте душевной сосватал ему небольшую, в две
квадратные сажени, комнату. Это было как раз в доме уважаемых Рундуко-
вых. Былинкин немедленно же переехал. Сегодня он осмотрел комнату и
завтра с утра въехал, наняв для этой цели водовоза Никиту.
Отцу дьякону ни с какой стороны не нужен был этот Былинкин, однако,
видимо, уязвленный в неясных, но отличных своих чувствах, дьякон страш-
